How I spent last summer

— What is the Russian for «potatoes»? 2

— Kartoshka.

Юная парочка стоит под натянутым тентом около Свято-Духовского корпуса Александро-Невской лавры. У него накачанные руки и короткая стрижка. Она в светло-синей футболке, юбке до колена и шлепанцах на босу ногу. Здесь же под навесом лежит куча из дорожных сумок, рюкзаков и прочей поклажи. Именно к этой парочке сейчас подбежала с вопросом о картошке их спутница, выскочившая из лаврского кафе, и, получив ответ, убежала обратно.

— Вы откуда? — спрашиваю юношу с девушкой.

— Из Нью-Йорка, — отвечают они мне на хорошем русском языке.

Захожу в автобус и сажусь поближе ко входу. Выглядываю по сторонам «жертву» для интервью. В этот момент на место рядом со мной покушается миловидная девушка:

— У вас свободно?

— Да, — говорю я, прощаясь с одиночеством.

Моя соседка в белой футболке с сердечком на груди. Задаю стандартный стартовый вопрос:

— Вы первый раз едете?

— Да.

— А как узнали об этом лагере?

— Случайно наткнулась «ВКонтакте» на страничку лагеря и вдруг захотела поехать. Тем более, там есть возрастное ограничение. Думаю: надо бы успеть, — девушка смеется.

— А еще там можно найти американского мужа, — дополняю я невпопад.

— Нет, хочется русского, — отвечает она, улыбаясь.

— А чего вы ждете от лагеря?

— Ну, во‑первых, духовного роста, как это ни громко звучит. Во‑вторых, новых знакомств с православной молодежью. Так сложилось, что общаемся больше онлайн, а хочется все-таки живого общения.

— А чем вы занимаетесь?

— Работаю учителем в сельской школе. Сюда приехала из Курска. Это, кстати, не так далеко, а вот есть девушка из Улан-Удэ — пять суток добиралась!

До этого момента я был уверен, что это «чисто питерская тусовка», а оказалось, что на 26 паломников — из Питера вместе со мной всего 5 человек.

— Если Бог даст, хотела бы в нашей епархии организовать нечто подобное Тихвинскому лагерю. Это, кстати, тоже одна из целей поездки — перенять опыт, — говорит моя соседка.

Кресла впереди занимают два священнослужителя. Одному на вид лет пятьдесят, другой немного постарше. Спрашиваю первого:

— Вы священник?

— Диакон Михаил, — отвечает он с почти незаметным акцентом. — А это отец Алексий, священник, — показывает диакон на своего соседа. У отца Алексия седые свободно лежащие на плечах волосы и такая же белая борода. Задаю отцам провокационный вопрос:

— Скажите, а что вы здесь делаете?

— Мы не делаем, мы получаем, — отвечает отец Алексий. — Получаем блаженство работать в монастыре. Конечно, мы что-то действительно сделаем, но это не самое важное. Самое важное — увидеть духовную жизнь в России.

Протоиерей Алексий Дункан, настоятель храма Рождества Пресвятой Богородицы в Нью-Йорке, родился в Америке в семье протестантского пастора. В молодом возрасте принял православие, а за ним к истинной вере обратились и его родители. Затем окончил Свято-Троицкую духовную семинарию. Священник говорит с легким акцентом, иногда путая местоимения, окончания или ударения в словах, но в целом достаточно хорошо и понятно.

— Думаю, важнее всего — получить опыт обычной жизни в Русской Церкви. И это можно найти в монастыре, — продолжает отец Алексий. — Может быть, это не так торжественно, как патриаршие службы, которые мы часто видим по телевизору, но для меня важнее — торжество внутри.

— А что, на ваш взгляд, получают люди, которые приезжают сюда потрудиться?

— Когда люди вместе молятся, трудятся и даже веселятся — это христианское общество. А это и есть цель нашей жизни — построить христианское общество.

В середине салона сидят веселые американцы. Спрашиваю, кто из них едет уже не впервые и говорит по-русски.

— Я говорю по-русски, а он не говорит. Мы едем уже второй раз, — откликается молодой человек крупного сложения с добрым лицом и открытой улыбкой — Антон.

— Мы с ним (Антон показывает на своего соседа) были первыми, кто работал в монастыре.

— А почему снова приехали?

— Очень важно нам помочь России, — отвечает Крис, а Антон переводит. — Мы очень fortunate — как это? — счастливые, что можем помочь…

Антон родился в Молдове, его отец украинец, а мать русская. «Для меня это своя культура, — подчеркивает он. — Когда я сюда приезжаю, здесь мне все родное».

— В прошлом году храм только открыли, — продолжает Антон. — Там был спортивный зал, сауна в алтаре и туалеты. Мы все ломали и выносили. Сейчас нам интересно посмотреть, какой прогресс. Еще хочется встретить старых друзей и новых тоже. Нам очень нравится там работать. Мы все православные, хотя приехали из разных мест: многие из Нью-Йорка, я из Луизианы, Миша — из Торонто. Мои друзья познакомились с Аней Тихомировой, которая организовала эту поездку. Так мы и узнали об этом…

Та самая Аня Тихомирова, которая и заварила всю эту кашу три года назад, сидит в соседнем ряду.

— Лагерь базируется прямо в монастыре. Мы живем в зданиях, которые в советское время занимали городские жители, — рассказывает Аня. — То, что вы сейчас увидите, может показаться ужасным, но по сравнению с тем, что было, колоссальный прорыв! В прошлом году, когда приехала вторая смена, они выгрузились и говорят: «Боже, как все плохо…», а я отвечаю: «Нет, ребята, уже все хорошо!..»

— А какая программа в этом году?

— Такая же, как и в прошлом. До обеда работаем в монастыре. Потом либо экскурсии в ближайшие монастыри, либо беседы с батюшками, либо образовательные лекции по истории России, о семейных ценностях, духовном и нравственном воспитании.

— А это не скучно?

— Нисколько! Это не «сели, ручки достали и пишем лекцию». Это живая беседа с интересными людьми. Тем более что у нас нет обязаловки: не хочешь идти на лекцию — можешь заниматься другими делами.

И вот мы на месте. Тихвинский Введенский женский монастырь больше похож на нежилой, заброшенный советский поселок. Двухэтажные деревянные строения барачного типа с табличками: ул. Зайцева 8/4, ул. Зайцева 8/8 …Не во всех домах есть окна и двери. В крупных зданиях красного кирпича, стоящих в центре монастыря, храмы можно узнать только по алтарным апсидам — так они изуродованы безбожниками. Созданный по указу царя Ивана Грозного в 1560 году, монастырь был закрыт в 20‑х годах ХХ века и только в 2009 году начал восстанавливаться. Игумения Тавифа (Фёдорова) с двумя сестрами встречают нас с искренней радостью на лицах. Насельниц в восстанавливаемой обители всего три.

Оставляем вещи на улице и идем в храм служить молебен перед началом дела. Отцу Алексию отыскивают облачение и требник. Сколачивается импровизированный русско-американский хор под управлением одной из паломниц, как оказалось, регента. Начинается молебен.

Я занят фотосъемкой и, наверное, поэтому не ощущаю всей торжественности момента. А момент поистине торжествен! Подумайте сами: в храме, изрядно поруганном злой человеческой волей, люди доброй воли, собравшиеся здесь из разных частей Божия мира, взывают ко Всевышнему о том, чтобы в своих трудах исполнить Его волю!

Несколько девушек идут на кухню резать салат. Другие отправляются на колонку мыть руки. А я, пользуясь паузой, спрашиваю игумению:

— Человеку непосвященному может показаться странным, что в монастыре устраивают молодежный лагерь. Ведь молодежь — это шум, смех, веселье. Кажется, что все это не совместимо с монашеской уединенной жизнью. А как на самом деле?

— А на самом деле, — отвечает матушка, втолковывая мне с ласковой улыбкой, как непонятливому ребенку, — они приезжают такими, какие есть. И все мы к Богу приходим разбойниками — как правило. А вот каким уходит человек, это важно. Посмотрим, какими они будут уезжать.

— Все-таки это довольно смело — сделать молодежный лагерь в монастыре…

— Мы поначалу тоже сомневались. А теперь не сомневаемся, — матушка по-родительски улыбается.

Обед. В монастырской трапезной трапезничают по-монастырски: «сестры» за одним столом, «братия» за другим, а для священников приготовлен отдельный. Братья с сестрами соблюдают эти правила, а вот священники нарушают: мало того, что они садятся вместе со всеми, так еще и прислуживают за обедом! Отец Михаил сначала разливает всем суп и только потом усаживается сам. На сладкое — компот из сухофруктов. Американские ребята спрашивают, что это такое. Говорю, что это «компот». Переспрашивают: «What is kompot?» 3 Им объясняют, что это «вареные фрукты», парни просят еще «kompot».

После обеда одна из монахинь проводит экскурсию по монастырю. Рассказывает больше о современной истории. О том, с чем столкнулись матушка и сестры, начав восстановление обители. И это правильно. О делах давно минувших дней можно прочитать и в интернете.

Затем мы идем в соседний Тихвинский Богородичный Успенский мужской монастырь. Один из братии проводит нам экскурсию. Оказывается, у монастыря практически нет своих зданий. Огромные «братские» корпуса стоят пустыми, а насельники ютятся в вагончиках. Александра из Нью-Йорка пытается перевести все это своим спутникам. Мне кажется, что они с трудом понимают детали нашей действительности. Заходим в церковь «на крылечке» (церковь Тихвинской иконы Божией Матери — в западной надвратной башне монастырской ограды. Закрыта в 1937‑м. В 1944‑м возвращена верующим, более не закрывалась. — Прим. ред.). В советское время это был единственный действующий здесь храм. Затем посещаем центральный собор и прикладываемся к чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери. На улице фотографируемся на фоне монастыря и возвращаемся к себе.

Размещаемся по кельям. Двухэтажные деревянные дома барачного типа: одна лестница, один туалет на этаже, длинный коридор, маленькие комнатки. Жилое пространство в разном состоянии. Где-то вполне прилично, а где-то напоминает «бомжатник» с застарелой паутиной и затхлым духом пыли и плесени. Американские отцы опять поступают «неправильно»: им на двоих выделили самую большую комнату, а они пожаловались на простор и пригласили к себе еще человек пять.

Пока паломники стелили «пенки» и раскатывали спальники, подошло время ужина. По пути в трапезную встречаю американских девушек. Желая запечатлеть их быт, спрашиваю:

— May I take photo in your room? 4

— Sure! 5 — отвечает мне одна из них. И проводит в женский барак.

Заходим в комнату, я делаю несколько кадров.

— Your room is very nice! Our room is terrible! 6 — говорю, вспоминая наш «бомжатник». Можно было, конечно же, ничего и не говорить, но хочется попрактиковаться в английском. Жаль, что я пробуду здесь меньше двух суток…

После ужина — знакомство. Каждый из участников выходит на середину трапезной и кратко представляется:

— Меня зовут Женя, мне 23 года, я учусь и работаю. Живу в Санкт-Петербурге. Меня зовут Владимир, мне 24 года. В данный момент не учусь, собираюсь поступать на маркетинг. Меня зовут тоже Женя, мне 28 лет, окончил Университет гражданской авиации, работаю в авиакомпании. Не женат. А я Миша. Родился в Торонто, в Канаде, живу теперь в Оттаве, делаю мультики. Меня зовут Дмитрий, я живу в Нью-Йорке, мне 22 года. Я Саша, родился в Украине, живу в Америке. Мне 19 лет… Меня зовут Никита, я из Питера. Меня зовут Аня, я живу в Петербурге, журналист, занимаюсь документальным кино. Меня зовут Любовь, 20 лет, из Башкирии. Саша, 22 года, работаю в фитнес-клубе. Надежда. Я приехала из Сибири, работаю учителем английского языка в начальных классах. Меня зовут Алика, из Нью-Йорка, мне 19, я учусь на медсестру. Я Нина, мне 21 год, я учусь в Бостонском университете. Я Елена, гид-переводчик испанского языка. Меня зовут Аня, фамилия Тихомирова. Я закончила Академию государственной службы, второе высшее — Академия Минюста. Сейчас работаю в Молодежном отделе Тихвинской епархии. Чуть-чуть пою и играю на гитаре, чуть-чуть фоткаю. Желаю всем душеполезного времени.

Все представились. Аня Тихомирова обещает самое интересное на этот вечер: раздачу футболок. Еще выдают кепки парням и косынки девушкам. Ребята наряжаются и смеются друг другу. Аня объявляет: это «форма» для экскурсий, чтобы сразу было видно: кто они и откуда.

Народ затихает. Я пишу текст на нетбуке. Удивительно, но здесь нет комаров! Несмотря на озеро в десяти метрах от жилого корпуса.

Просыпаюсь до общего подъема. Поражаюсь, что спать не хочется. Умывшись на колонке, иду в трапезную. Там американки Анастейша и Нина уже готовят завтрак — сегодня день их дежурства. Американские отцы тоже здесь. Невероятно, но факт: они опять нарушают все установленные нормы. Вместо того чтобы прийти лишь к началу трапезы, отец Алексий и отец Михаил, нарядившись в цветастые передники, режут овощи и вскрывают консервы. Ох уж эта американская демократичность!

Время молиться. В соборе по очереди читаем утренние молитвы. Все такие смешные: взъерошенные и сонные.

После завтрака Аня объявляет получасовой отдых и говорит, что в 9 часов все должны собраться у собора.

Начинается то, ради чего все здесь и собрались — работа в монастыре. Ира из Курска счищает старую советскую штукатурку — как наслоения прошлой жизни собора. Миша из Торонто и Женя и Санкт-Петербурга выгребают строительный мусор из будущей душевой в жилом корпусе. Петербуржец Владимир и американец Саша перфоратором дробят на мелкие куски обломки бетонных стен, чтобы они влезли в ковш погрузчика. Антон и Крис раскапывают монастырскую ограду, засыпанную землей и мусором, уже ставшим культурным слоем. Алика и Анастейша пропалывают клумбу возле трапезной. Дмитрий разгребает в алтаре завалы строительного мусора и выносит их, сразу по два ведра в каждой руке. Несколько девушек чистят пол в соборе, предварительно посыпав его свежими опилками. Излишне говорить, что и отец Алексий с отцом Михаилом не отделяются от народа: надев рабочую одежду, таскают ведра мусора наравне со всеми. Вся заняты, и только я, как турист, хожу с фотоаппаратом…

Очень жаль, что мне уже нужно уезжать. Я с большим удовольствием остался бы здесь на все две недели и был бы не только «туристом», но и одним из добровольных трудников этой древней обители. Если бы у меня было время, если бы мне не нужно было возвращаться в город, если бы… Хорошо, что у оставшихся здесь ребят этих «если бы» оказалось гораздо меньше.