Жесткая любовь как единственный выход
Почему мы любим жалеть и оправдывать пьющих людей? Почему в России почти отсутствует система реабилитации? Откуда ждать помощи? О главной национальной беде мы беседуем с заместителем главврача по организационно-методической работе Санкт-Петербургской городской наркологической больницы Виктором Григорьевым.
Раздел: АКТУАЛЬНО
Почему мы любим жалеть и оправдывать пьющих людей? Почему в России почти отсутствует система реабилитации? Откуда ждать помощи? О главной национальной беде мы беседуем с заместителем главврача по организационно-методической работе Санкт-Петербургской городской наркологической больницы Виктором Григорьевым.
Врач и человек
— Виктор Альфредович, вы и нарколог, и просто гражданин. Ваша позиция относительно проблемы алкоголизма чем-то отличается от общечеловеческой?
— Она такая же, как у многих людей. Одно дело, когда я в белом халате, который обязывает себя вести определенным образом, другое дело, когда в быту. К примеру, у нас в доме на лестничной площадке зимой собираются бомжи, мне их жалко, конечно, но и неприятно, что они лежат там пьяные. Я стараюсь от них освободиться. Но что я могу сделать, кроме как выгнать на улицу? Вызову полицию — они посадят их в машину, а за ближайшим углом выпустят. С точки зрения обывателя, я не вижу, чтобы хоть что-то делалось для решения этой проблемы. Государство полностью сократило социальные программы. Вытрезвители закрыли, МВД считает это не своим профилем. Проблему с пьяными на улицах перепоручили медикам — их отвозят в многопрофильные больницы, а не к нам. Мы же занимаемся людьми уже больными, находящимися в абстиненции. Конечно, лучше, если пьяными будут заниматься не больницы, а социальные службы, как это делают в Финляндии, например.
— Но ведь пьяные часто получают на улицах травмы, наверное, поэтому их везут в больницу?
— Так и аргументируют, но в вытрезвителях всегда был фельдшер, способный оказать квалифицированную медицинскую помощь и диагностировать, нужно ли дальнейшее лечение. Система вытрезвителей была со своими изъянами, но хорошая. Ничего лучшего пока не предложили.
— Тяжелая у вас работа?
— Тяжелая. Вообще, и полицейским, и медикам, и учителям просто необходима психокоррекционная работа. Нужны тренинги, разгрузки. В МВД что-то такое есть. У нас нет. Но мы — врачи «разговорного жанра»: психотерапевты, психиатры, наркологи, — давно к этому пришли самостоятельно. Мы проводим дискуссионные групповые тренинги. К тому же у наркологов, как и у онкологов, положительная отдача от работы небольшая, поэтому нет удовлетворенности. Люди от рака все равно умирают, а наркоманы и алкоголики все равно почти всегда срываются. Мало кого мы выводим в нормальную жизнь, такие случаи единичны, для нас они, как бриллианты. Другая проблема, не менее тяжелая психологически, — юный возраст пациентов. Особенно в 1990‑е: масса подростков, фактически детей, больных наркоманией, свалилась на наркологов. Очень тяжело и страшно. Мы смотрели на них, как на своих детей.
«Детский» вопрос
— Что можно посоветовать родителям детей проблемного возраста?
— Доверять детям. И постараться, чтобы они тебе доверяли. Отношения с подростком должны быть не патронистические, а дружеские. Не навязывать свое мнение, но быть советчиком. Друзей за ребенка выбирать нельзя, но посоветовать и здесь можно. Кого-то похвалить, выделить особо, а не указывать «с этим дружи, а с тем нет».
— Кажется, сейчас в молодежной среде меньше пьют, а наркотиков употребляют больше…
— По нашей статистике — нет. Пьют все-таки больше, но слабоалкогольные напитки. На них тоже можно спиться: действуют общие принципы развития заболевания. Для того чтобы достичь определенного состояния, которого ждут от алкоголя, постепенно приходится повышать дозировку. То есть если раньше от бутылки пива наступал нужный эйфоризирующий эффект, то со временем действующая доза будет увеличиваться, придется пить две-три и так далее. Повышение толерантности к алкоголю — один из физиологических симптомов алкоголизма.
Заглянуть в лицо «зеленому змию»
— По каким еще симптомам можно распознать алкоголизм?
— Отсутствие психологического комфорта вне периода интоксикации. Нет алкоголя — все серо, темно и безрадостно; выпил — сразу «все наладилось», полегчало.
— Как в быту определить, что у близкого человека алкогольная зависимость?
— Трудно ответить однозначно. Человек может не пить неделю, когда есть сдерживающие факторы, например, работа. Но при этом чувствовать себя некомфортно. Наступает «священная пятница», и можно, как у Высоцкого, «уколоться и упасть на дно колодца» или «напиться и забыться».
— Выходит, что частота приема психоактивных веществ ни о чем не говорит?
— Алкоголизм характеризуется прежде всего синдромом зависимости. У всех он формируется по-разному. Это зависит от биологических особенностей, от ферментативной функции организма.
— Что делать, если близкий человек пьет? Объяснять, что это плохо?
— Просто объяснять, а еще ругать, оскорблять — все это не поможет. Гораздо лучше попытаться показать, что алкоголь мешает человеку жить. Важно, чтобы больной чувствовал, что это забота, что ему желают добра. Потом, хорошо подключать к ответственности. Например, когда есть дети. Это может стать тормозящим фактором. Но, конечно, далеко не всегда. Трудно давать общие советы. С каждой семьей нужно работать отдельно, искать их внутренние ресурсы. Если привлечь специалистов, психолога, шансы преодолеть проблему в семье повысятся.
ЭТО СЛАБОСТЬ
— Социальные причины во многом зависят от того, насколько принято в сообществе пить, насколько это поощряется или осуждается, легко ли доступен алкоголь. У нас принято пожалеть пьяного, а не осудить, иногда еще и оправдать: «вот, устал» или «жена ушла». Это наша славянская терпимость, человеколюбие такое.
— Это плохо?
— Любовь должна быть, но жесткая. Как говорят «Матери против наркотиков»: «Мы готовы помочь тебе всем, чем можем, но не в том, чтобы добыть или употребить». Никакие оправдания не должны учитываться. Это слабость, когда человек от проблем убегает в пьянство. Но, опять-таки, нет социальной системы помощи людям, у которых проблемы. Считаю, именно от общества здесь должна идти инициатива. Необходимо менять общественное сознание, искать духовные ориентиры. А начинать, как всегда, с себя.
— А государство как-то помогает в лечении алкоголизма?
— Понимаете, законы принимаются, а механизмы их исполнения отсутствуют. В приказах Министерства здравоохранения — грубейшие ошибки технического характера. Например, стандарты наркологической помощи. Один и тот же текст повторяется для различных состояний болезни, просто написан под копирку, только заголовки меняются. Или вот формулировка: «лечение абстинентного состояния, вызванного употреблением психоактивного вещества», — любой специалист увидит ошибку. В международной классификации абстинентное состояние — это синдром отмены, состояние, вызванное не употреблением, а наоборот, прекращением употребления. Это даже не ошибка, а полная безграмотность. В работе такие приказы ничем не могут помочь, они откровенно слабые. Другая проблема — до сих пор нет единой электронной базы пациентов. А она очень помогла бы в работе. Наши больные — «хроники», даже если долгие годы в ремиссии. Знать, где они сейчас и что с ними, просто необходимо.
Разорванная цепь
— Существуют ли сейчас «послебольничные» реабилитационные программы?
— Отделять лечение от последующей реабилитации вообще неправильно. Сейчас мы, в среднем, держим у себя больного 52 дня, восстанавливаем нарушенный баланс в организме, а потом переводим на дневной стационар, но вечером-то он возвращается домой, где та же среда, компания. Зависимым надо переходить после лечения на следующий этап ресоциализации. Нельзя их просто отпускать. Мы, например, давно говорим, что лучше бы у нас был не дневной, а ночной стационар — и то пользы было бы больше. Поработал человек днем, свои дела поделал, а на ночь вернулся к нам: на психотерапевтические занятия, группы поддержки — эти разговоры их «подкачивают», помогают. Комитет по социальной политике выделил социальные квартиры, но у нас не налажено межведомственное взаимодействие. Они отдельно, мы отдельно. Цепь помощи разорвана, а должна быть единой.
— Есть множество негосударственных реабилитационных центров. Что сделать, чтобы зависимые люди не попали в руки мошенников, которые увозят их в «трудовые лагеря» и используют как бесплатную рабочую силу?
— Это наша большая проблема. У стен больницы постоянно караулят представители разных центров, и не все они хороши. Мы знакомимся с их программами, а что толку? Декларировать можно все что угодно, а как проверить? Невозможно отследить каждого человека, вышедшего от нас. Сертификацией реабилитационных центров занимается Государственный антинаркотический комитет (ГАК), но у них только часть усилий направлена на эти цели, главные их задачи — предотвращение распространения наркомании. Надо сказать, ГАК лучше понимает проблему, чем Минздрав. Но речь только о наркозависимых. С реабилитационными центрами для пьющих все еще сложнее.
— Вы взаимодействуете с православными реабилитационными центрами, например, на базе больницы работают представители Спасо-Преображенского РЦ Ставропольской епархии…
— Да, мы поддерживаем связи с православными центрами. В основном у них хорошие, эффективные программы. Кроме упомянутого, например, еще «Саперное» под Петербургом (реабилитационный центр при Отделе противодействия наркомании и алкоголизму Санкт-Петербургской епархии. — Прим. ред.). Недостаток один: все они могут принять лишь очень малую часть нуждающихся. И это не решает проблему в целом.
Беседовала Марина Ланская