«Вода живая» и Markscheider Kunst

— Сергей, мы все очень рады вас видеть, мы любим ваше творчество. Готовится ли сейчас новый альбом или новые песни?

— Я рад, что вам нравится наше творчество, видимо, у вас хороший вкус (смеется). Скажу пару слов о нашей группе. Markscheider Kunst — довольно популярный коллектив в нашем городе: на концертах, по крайней мере, собирается много народу. Мы и с кино сотрудничали, например, песня «Кваса-кваса» звучит в фильме «Питер FM». Есть и другие проекты, один из которых — St. Petersburg Ska-Jazz Review. Мы там играем музыку ska, ska-jazz, ямайскую музыку. Недавно у группы Markscheider Kunst вышел сингл «Брадобрей», это очередная веха в нашем творчестве.

— Есть ли в этом что-то принципиально новое?

— Мы с ребятами играем музыку с афро-карибскими, афро-кубинскими корнями. Мы считаем, что этот стиль очень близок русскому человеку. Большинство из тех, кто родился в СССР, помнит отношения с Кубой, как все было тепло и дружественно. И вот в нашем городе сегодня мы эти моменты пропагандируем. Что касается сингла «Брадобрей», это одна из песен в стиле афробит, под которую парни и девушки танцуют в парах.

— Однажды в вашей жизни появился храм, и вы ходите туда не просто поставить свечку. Как вы воспринимаете церковное искусство, церковное пение? Не с точки зрения молитвы, а как выражение своих чувств и мыслей.

— Хорошо сказал кто-то из известных людей насчет того, что все, что делают люди — это творчество, это все спускается свыше и через людей, которые являются проводниками, передается в мир. Что касается духовной, церковной музыки, то это, конечно, особый вид искусства, он служит для того, чтобы погрузиться в молитвенное созерцание. Церковная музыка передо мной создает некий туман, я погружаюсь в пение и совершенно не чувствую усталых ног, не думаю, когда же закончится служба.

— Пели ли вы когда-нибудь на клиросе? Если нет, то есть ли желание?

— В моей жизни были два человека, имеющие отношение к церковному пению, и оба регенты. Один из них — мой школьный учитель музыки, который до сих пор преподает. А другой — прекрасный человек, один из организаторов клуба TaMtAm Всеволод Гаккель. Я сам пока на клиросе не пел. Это слишком серьезная ответственность, надо как-то готовиться к этому делу. Я считаю, что я только в пути в Церковь, я еще не готов…

— О Всеволоде Гаккеле наш журнал писал еще в 2009 году...

— Сева Гаккель — удивительный человек. Он мой старший товарищ, многое пережито вместе.

— Как вы познакомились с ним?

— Начиналось все очень интересно. У нас была группа, и вот один мой знакомый сказал, что открылся новый клуб — TaMtAm. Мы пришли туда, а там легендарная личность — Сева Гаккель, один из основателей группы «Аквариум». Мы дали ему послушать наши записи, и он сказал, что это совершенная чушь и у них такое не играют. Но поскольку именно в тот день в клубе отказалась играть одна группа, нас пригласили выступить. И Сева сказал, что живьем мы прекрасно сыграли, так что можно остаться в TaMtAmе. Так мы и остались на долгое время. А 20 апреля 1996 года была моя свадьба и последний день работы этого клуба.

— Клубная культура как таковая предлагает взгляды, противоречащие православным...

— TaMtAm — это очень своеобразный, первый в таком роде клуб. И в большинстве своем там тусовались люди ищущие. Сам основатель, Сева Гаккель, все время, пока существовал этот клуб с его казалось бы антихристианской атмосферой, не пил алкоголь и даже мяса не ел, то есть он спокойно держался своих установок. Но он никогда не проповедовал и не пытался кого-то куда-то обратить. Мы никогда с ним не разговаривали о вере. Это человек, который всегда на всех влиял исключительно своим примером. Он, можно сказать, тонким копьем своего слова ранил наши сердца.

— Как, на ваш взгляд, творческому человеку после обретения веры относиться к тому, что он делает? Раньше он просто самовыражается, а после прихода в храм – думает, как оно теперь должно отразиться в сердцах слушателей?

— К любому творчеству, особенно к своему, нужно относиться с юмором, и это главное. Как только человек начинает гордо рисовать свое имя звездами в облаках, он в творческом смысле труп. Только я заявил, что «я великий такой-то», я уже никто. Поэтому всегда надо быть «с юморком» — и до, и после, и во время. Да, хочется надеяться, что через меня — вашего покорного слугу — что-то проходит, рука Чья-то водит мою. Но это только надежды, а так, как я говорю, рок-н-ролл придумали мальчики, чтобы нравиться девочкам. Правда, мои девочки уже так выросли, что теперь я боюсь этих мальчиков (улыбается).

— У вас две дочери. Как вы считаете, надо ли детей воспитывать в православной вере, или они вырастут и сами как-то к ней придут? И надо ли ограничивать их или, помня свое время, давать им свободу?

— Считаю, что, конечно, детей надо крестить, и дальше их как-то воспитывать. Мои дети, например, ходят в воскресную школу. А в плане ограничивать или запрещать… я стараюсь своим девочкам быть другом, а раз мы друзья — значит все у нас по-человечески. Хотя мне довольно странно отпускать их на свидания.

— Насколько у вас велика потребность в Божией помощи в творчестве? Обращаетесь ли к Нему с молитвой, чтобы Он помог что-то создать?

— Молитва у меня для более сокровенных вещей. Стараюсь по пустякам Бога не беспокоить, Он и так слишком ко мне добр.

— В православии вы столкнулись с тем, что человеку нужно бороться со страстями, которые его порабощают. Но творческому человеку необходимо вдохновение, его должны обуревать чувства. Было ли в этом для вас противоречие? Если да, как вы его разрешили?

— Почему должны быть какие-то противоречия? Почему нельзя просто спокойно жить и получать удовольствие от того, чем ты занимаешься? Совершенно необязательно переживать какой-то ужасный стресс, чтобы сочинить прекрасную поэму. Можно спокойно жить, и не обязательно умирать молодым от передозировки наркотиками во время очередного витка рефлексии.

— Много наших знакомых и близких людей умирают от алкоголизма, особенно это актуально в рок-среде. Как с этим делом вообще быть?

— Да, все эти рок-тусовочки есть, и никуда они не денутся. Я хочу сказать, что все зависит от человека. Для меня важнее семья и здоровье моих близких, счастье моих детей. Никакая бутылка с коньяком этого не заменит. Но у всех в жизни бывают разные периоды, и я знаю, что с Божией помощью, с помощью друзей можно «разрулить» любой вопрос. А как остановить человека, который спивается? Есть замечательная вещь — клуб анонимных алкоголиков, и она прекрасно работает. Я знаю положительные примеры. Если есть желание и люди, которые поддерживают, то с этим можно справиться.

— А если, допустим, на вечеринке друг тянется к бокалу, и ты знаешь, что ему этого нельзя?

— Хороший, поставленный хук справа этому другу (улыбается). Я против того, чтобы жалеть таких людей. У нас в коллективе, в принципе, не принято терпеть пьяные выходки, но их и не бывает.

— Как вы относитесь к такому мнению, что рок разрушает душу человека, а, например, бездарная поп-музыка — нет?

— Мусоргский сказал, что не бывает плохой музыки, кроме скучной. И я с ним полностью согласен. Вы знаете, не рок разрушает человека, а некие «добавки», которые ему сопутствуют. Но они же сопутствуют и поп-тусовке. Но если говорить серьезно, — о вкусах не спорят. Не виноват некто Х из глухой деревни, что у него нет интернета и он вынужден слушать то, что ему диктуют радио и телевидение. А они диктуют, в основном, попсу. Вообще же говоря, что хуже, а что лучше — это сложный вопрос, каждому свое.

— Православная музыка в каком-то смысле предполагает покаянное настроение и стремление к святости. Но если музыка будет только такая, то она будет однобокой. Музыка Markscheider Kunst несет в себе и христианские взгляды, но она радостная и легкая. Она становится лекарством для души, когда впадаешь в уныние.

— Религиозная музыка — это одно направление, а рок-музыка — другое. Например, Кинчева я вообще боюсь с его православными настроениями. Когда человек со сцены начинает какие-то такие вещи толкать, учить чему-то, меня это отталкивает. Нельзя навязывать веру таким образом, собственным примером можно повлиять гораздо сильнее, чем словами. Не нужно свое личное отношение с Богом выносить в публичное пространство.

— Вы сказали, что ваше личное иногда не совпадает с тем, что вы выносите в общество. А если вы написали песню — крик души, и она показалась вам слишком интимной, чтобы выставлять напоказ, вы ее как-то переделываете?

— Я ее просто откладываю. Из десяти написанных песен на пластинку попадают максимум две, остальные скапливаются, потом как-то совсем переделываются или забываются… На мой взгляд, должна быть некая грань между личным и публичным. Я, конечно, не против делиться какими-то личными переживаниями, но если все двенадцать песен на пластинке будут про это, получится грустно.

Подготовила Анастасия Оржаховская