Вик из группы "Алипий"
СТАТЬ МАСТЕРОМ
Будущий художник родился в далекой Монголии, где его отец-военный занимался строительством железных дорог. Когда мальчика привезли в Ленинград к бабушке и дедушке, он тяжело заболел, врачи говорили, что не выживет. Семейное предание гласит, что когда его тетушка рискнула погулять с коляской у Никольского собора, к ним подошла странница и сказала, что обязательно ребенка надо крестить. В Никольском соборе его и крестили. Мальчик выжил. Семья Забелиных передала в дар собору икону, и она до сих пор там находится.
Рисовать мальчик стал, заинтересовавшись военной историей и военной формой. После школы Вячеслав поступил в училище и стал краснодеревщиком, затем поступил в художественное училище им. В. А. Серова.Родители развелись, мать осталась одна, и он должен был ей помогать. Работал художником-оформителем в домах культуры, в театрах — особенно нравилось работать в Театре марионеток имени Деммени. Продолжал заниматься живописью, в 1970-е стал подписываться «Вик». «Он праздновал эту дату в июле, — вспоминает вдова художника Ольга. — Домашнее имя стало подписью. Для него это было очень важно — ощущать себямастером, а не учеником».
В 1973 году состоялась знаковая встреча с архимандритом Алипием (Вороновым): Вик с двумя друзьями, художниками Сергеем Сергеевым и Александром Исачевым, приехал во Псково-Печерский монастырь, архимандрит их радушно принял. Там же Вик познакомился с архимандритом Зиноном (Теодором). Архимандрит Алипий даже купил у художников работы, которые они привезли с собой. Они пытались подарить, но он настоял, что купит. Под впечатлением от этой встречи художники основали группу «Алипий», вокруг которой собрались многие «газаневские» художники, Тимур Новиков, Иван Сотников. Первая выставка группы «Алипий» состоялась в ДК железнодорожников в те же годы, что и выставки в ДК имени Газа и в ДК «Невский» (в 1970–1980-е годы — площадки художников-нонконформистов, отсюда термин «газаневский»).
В конце 1980-х Вик знакомится с Анной Хачатурян, создательницей первой в Петербурге частной галереи «Анна». Галерею посещали дипломаты, Анна привозила знатоков и в Петергоф, где тогда работал Вик. Имя художника стало известным за рубежом.
ОГУРЧИКИ, «БИТЛЗ» И НАУЧНЫЙ АТЕИЗМ
— Познакомились мы так: я училась на первом курсе Академии художеств на искусствоведческом, знакомые сказали, что есть художник, который точно мне понравится, — рассказывает Ольга Забелина. — Тогда в большой моде среди искусствоведов были Модильяни, Шагал. Вику эти художники очень близки, но, тем не менее, он оставался самим собой. Я обещала написать о нем статью в академическую стенгазету. Через несколько дней зашла к нему с банкой огурчиков, а он и говорит: «Спасибо, уплываю с Люкшиным на Валаам (Юрий Люкшин — известный петербургский художник. — Прим. ред.), огурчики очень пригодятся». Уехал, оставил мне репродукции.
Статью Ольга написала, но почему-то в академической стенгазете её не напечатали. Когда Вик вернулся, он позвонил Ольге, они встретились — и с тех пор не расставались, хотя родители девушки были против того, чтобы она выходила замуж за художника, да еще и диссидента. В конце концов они смирились, а потом даже полюбили его. В 1983 году Вячеслав и Ольга поженились.
— Академия по сравнению с моим новым окружением померкла, я стала прогуливать, — вспоминает Ольга Забелина. — Компания Аллы Осипенко, Джона Маковского, Тимура Новикова, Ивана Сотникова, Елены Фигуриной была гораздо интереснее. Тем не менее, на экзамены я приходила, и Вик мне помогал готовиться. Особенно трудно было сдавать всякий марксизм-ленинизм, и он мне под гитару всё это пел на мотив то «Мурки», то «Битлз»… усваивалось очень хорошо. Так я и сдавала эти сложные и непонятные предметы. В программе их было очень много. Вик как-то, глядя на вкладыш к моему диплому, сказал: «Такое ощущение, что ты закончила не Академию художеств, а Институт марксизма-ленинизма».
Путь к Богу начался в студенческие годы:
— Меня познакомили с будущим архимандритом Александром (Фёдоровым), — рассказывает Ольга. — Храма при Академии художеств еще не было и в помине, Саша у себя дома устроил что-то вроде богословского кружка: к нему приходили люди, и он занимался катехизацией. С Виком мы, конечно, много говорили о вере, он рассказывал про отца Алипия, но у меня был знакомый ксендз — отец Иосиф из храма в Ковенском переулке, поэтому я часто «пугала» и Вика, и других православных знакомых, что, дескать, могу и в католичество креститься. Вик злился, а Саша Фёдоров и еще один мой знакомый, Дмитрий Садовский — он тоже стал священником, в Рыбинске служит, — вели со мной богословские беседы. Вик не ходил со мной в кружок, который собирал вокруг себя Саша. Его это не очень интересовало, он называл такие посиделки «кухонным богословием». Сам он ездил в Псково-Печерский монастырь к отцу Зинону, в Троице-Сергиеву лавру к игумену Андронику (Трубачёву).
Крестил Ольгу протоиерей Василий Лесняк, духовник Александра Фёдорова, когда она училась на четвертом курсе, причем на дому: в храме тогда мало кто крестился, опасаясь неизбежных проверок соответствующих органов. Однажды будущий архимандрит Александр дал Ольге почитать книгу протоиерея Александра Меня:
— Я её взяла, не глядя, и отправилась на экзамен по научному атеизму. Подготовилась к ответу на билет, а меня пока не вызывают. Сижу — и вдруг вспомнила, что в сумке лежит книга, решила посмотреть, какая. Преподавательница увидела, что я под столом что-то рассматриваю: «Что это у вас, шпаргалка?» — «Да какая шпаргалка! — говорю. — Я любой билет могу рассказать!» Пошла ва-банк, мне было главное, чтобы она не попросила показать, что там у меня: я бы вылетела из Академии с треском. Она не ожидала такой реакции и просто спросила по моему билету.
Когда епархии передали храм Архистратига Михаила в Ораниенбауме, Вик много жертвовал на его реставрацию. Семья жила на Варшавской улице, в квартире родителей Ольги, а Вик продолжал работать в Петергофе. Когда их старшей дочери Марии исполнился год, Ольга и Вячеслав решили обвенчаться, причем именно в этом храме:
— Но Вик стеснялся, что мы уже давно женаты и у нас ребенок, не хотел, чтобы в храме было много народу. В храме Архистратига Михаила служил отец Сергий Ромадов, он был герой Афгана, получил семнадцать ранений. Вик подходит к нему и говорит: «Вы можете нас обвенчать в шесть утра?» Тот отвечает: «Да не вопрос, останусь в храме ночевать: я на Гражданке живу». Так рано электрички не ходили, нам пришлось взять такси. Приехали, заходим — полный храм народу! Кто-то всё же узнал, бросил клич, и все знакомые пришли. На Жен-мироносиц это было, мы специально выбрали день ангела Маньки.
БОГОСЛОВИЕ КАК ДИССИДЕНТСТВО
Картины Вика на религиозные темы в советское время частенько снимали с выставок: изобразить храм было можно только без креста, что и говорить о портретах священников и библейских сюжетах.
— Собственно, всё его «диссидентство» в этом и заключалось: его интересовало богословие, а не политика. Нам привозили из-за границы книги издательства «Посев», мы читали запрещенную тогда богословскуюлитературу. Но Вик любил свою страну, сочувствовал тем, кто был вынужден уехать. Вернувшись с проводов Юли Вознесенской, он сказал: «Ты даже не представляешь, как мне её жаль». Некоторые потом возвращались,например Татьяна Горичева, — а тогда казалось, что мы расстаемся навсегда. Вик никогда не хотел эмигрировать, хотя ему предлагали. Последнее по времени приглашение мы получили, когда Маня у нас родилась, — почему-то из Австралии, — вспоминает Ольга Забелина.
В то время проводилось множество квартирных выставок, Вик в них участвовал. В начале 1980-х стали понемногу устраивать официальные выставки «неофициального искусства», но картины Вика по-прежнему часто снимали, причем по смехотворным причинам. Однажды худсовету показалось, что один из персонажей картины… похож на Солженицына. «Нет, это не портрет Солженицына, но в будущем я его обязательно напишу!» — ответил художник. Картину, конечно, не допустили. Как-то сняли другую — черный кот, летящий над городом: чиновникам показалось, что изображено здание обкома, хотя это было просто условное строение.
— Вот такая была цензура: из художников будто специально «делали» диссидентов, а на самом деле они таковыми не являлись, — говорит Ольга. — У многих друзей были неприятности с властями. С тех пор у меня привычка всегда носить с собой паспорт: вдруг милиция проверит, а без паспорта могут и забрать. Мне в Академии, в отделе кадров, как-то сказали мимоходом: «Вы бы развелись с мужем — у нас всё-таки идеологический вуз!» Я ответила: «Пускай мне ректор об этом скажет!» Никто ничего не сказал, конечно, и я благополучно закончила Академию.
СВОБОДНЫЙ ПОЛЕТ АССОЦИАЦИЙ
И при жизни Вика Ольга всегда была его верным подмастерьем, а после смерти мужа стала неутомимым популяризатором его творчества. Только в этом году она организовала десять выставок, одну из них — на Соловках.
Некоторые ожидают увидеть на этих выставках что-то похожее на иконопись, но картины Вика, написанные, безусловно, под влиянием иконописи, с использованием иконных символов и смыслов, — это всё же личные размышления и переживания художника, свободный полет образов и ассоциаций. Например, в диптихе «Готика» перед нами сюжет Благовещения. Казалось бы, композиция традиционна: благословляющий архангелГавриил и Богородица. Фигура архангела — на фоне окна, напоминающего западноевропейские витражи. Правая часть диптиха изображает Богородицу, и композиция выстроена как два окна: в одном Её фигура, в другом — ваза с цветком. Разумеется, цветок — это будущий Спаситель, и картина буквально иллюстрирует стих: «Прозябла еси без семене, Егоже роди Отец нетленно». А в композиции «Встреча Марии и Елизаветы» головы женщин вписаны в изображение огромного дома: святые жены — как жилища будущих Спасителя и Иоанна Крестителя.
— Вик обладал огромной живописной волей, и мощь его мазков создавала монументальную картину евангельских, библейских сюжетов, — сказала искусствовед Татьяна Юрьева нынешним летом на открытии выставки «Жертва вечерняя» при храме равноапостольной Марии Магдалины в Павловске. — Житие святых превращалось на глазах как бы в его собственную жизнь. Я думаю, в этом и есть глубоко личное проникновение художника как в тысячелетнюю веру, так и в творчество великих классиков Италии и, само собой, в древнерусское и готическое искусства.
Немало сюжетов в творчестве Вячеслава Забелина связано с нашим городом, с петербургскими храмами и святыми — небесными покровителями нашего города. Вот босая блаженная Ксения печально разводит руками: святая говорила, что её страшит не холодный ветер и дождь, а холод людских сердец. На заднем плане — лестница в небо, сверху — Небесный град. На другой картине блаженная бредет по городу; в композицию включено изображение молодой Ксении — напоминание, что из обычной благополучной горожанки она стала юродивой Христа ради.
— Каждый знает, как тяжело передать внутренние переживания, — размышляет протоиерей Даниил Ранне. — В какой-то момент слово уже не может отразить всей палитры чувств, и человечество ищет формыв музыке, в живописи, чтобы изобразить непередаваемый мир человеческого сердца. Так и в картинах художника Вика мы наблюдаем его глубокие религиозные переживания. Для человека, воспитанного в традиционном религиозном духе, эти картины будут во многом непривычны и сложны. Но, всматриваясь в это разнообразие форм, начинаешь соглашаться с таким принципом передачи мысли. Конечно, в церковном искусстве настолько свободно обращаться с символами и образами не принято. Но искусство Вика свидетельствует о разнообразии путей богопознания и возможности самовыражения для ищущих.
Конечно, Вик много писал и свою семью — жену Ольгу, дочерей Марию и Александру. Но это не портреты в традиционном смысле слова, в них тоже много символов. Каждую картину Вика можно читать, как книгу.
