В прошлое — ради будущего
В фойе Большого зала Санкт-Петербургской филармонии 26 апреля открылась масштабная выставка «Возвращение», посвященная 80‑летию Великой Победы. Она рассказывает о концертной жизни Ленинградской филармонии и оркестра Радиокомитета в блокаду и работе заслуженного коллектива в эвакуации в Новосибирске. Представлены документы и артефакты из музеев и архивов Санкт-Петербурга и частных собраний. Выставка доступна для посещения в течение трех месяцев слушателям концертов Большого зала Филармонии, а также участникам тематических экскурсий.
Победа — это возвращение
В экспозиции — афиши и программки военного времени из коллекции филармонической Музыкальной библиотеки, отреставрированные в рамках масштабного проекта «Военная летопись Филармонии».
— В ночь с 8 на 9 мая 1945 года была подписана капитуляция нацистской Германии. Великая Отечественная война завершилась Победой, — сказала, открывая выставку, доктор исторических наук, заместитель директора Санкт-Петербургской филармонии Юлия Кантор. — В этой истории, сложной, полифоничной, героической, есть много страниц, которые можно и нужно изучать 80 лет спустя. Здесь сила оружия и сила искусства слились воедино, и только благодаря этому союзу победа была столь безоговорочной.
Юлия Кантор объяснила: выставка называется «Возвращение» не только потому, что посвящена возвращению оркестра Филармонии из эвакуации в Новосибирске, но и потому, что рассказывает о возращении к мирной жизни и возвращении исторической памяти. Выставка на 90% состоит из филармонических экспонатов и только на десять — из экспонатов из других музейных собраний и личных коллекций. Юлия Кантор поблагодарила за помощь в создании экспозиции Центральный архив литературы и искусства, Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Архив кинофотофонодокументов и Мариинский театр.
Экскурсию по выставке провела её куратор Маргарита Самойлова.
— Победа ознаменовалась тысячами тысяч возвращений — к семье, в родные города, в родные дома, к мирному творчеству, мирной жизни. «Возвращение» стало замечательным словом, которое для нас неразрывно связано со словом «Победа». Для Филармонии таким годом возвращения стал 1944‑й. Это год, когда вновь соединились те, кто оставались всю блокаду здесь, чтобы спасать это здание, чтобы продолжать филармоническую деятельность, и те, кто уехали, кто, находясь в эвакуации, продолжали работать на благо Родины.
Все военные годы, за исключением нескольких самых страшных месяцев зимы 1941–1942 года, в Большом зале Ленинградской филармонии шли концерты. Начинается экспозиция афишей открытия сезона 1944/1945 годов, где дан анонс концертов симфонического оркестра Филармонии под управлением Евгения Александровича Мравинского. На фотографии 29 октября 1944 года Мравинский стоит за дирижерским пультом, и публика снова нарядная, и нарядно выглядит зал. У зрителей, особенно тех, кто бывал в Филармонии во время блокады, создавалось ощущение, что зал отреставрирован. На самом деле и потолки, и стены были в трещинах, но вновь сверкали хрустальные люстры. Первый раз хрусталь вернули в 1944‑м, а реставрация в Большом зале Филармонии случилась только в 1947 году, тогда хрусталь был снят второй раз.
Одна из фотографий запечатлела, как рабочие ремонтируют и чистят люстры, женщины моют хрусталь, нанизывают его на нити.
Маргарита Самойлова обратила внимание на афишу 9 мая 1945 года. Репертуар утверждается, как и афиши печатаются, — заранее, и никто не предполагал, что за событие случится 9 мая 1945 года. И удивительным образом по плану был концерт, которым дирижировал Карл Элиасберг — музыкант, который оставался всю блокаду в Ленинграде, управлял оркестром Ленинград
— Имя Павла Алексеевича Серебрякова здесь присутствует отнюдь не случайно, потому что с Филармонией он связан тесными узами, — сказал Павел Вячеславович. — В течение блокады он трижды прилетал в блокадный Ленинград и давал концерты: в августе-сентябре 1943 года, в январе 1944‑го и после освобождения Ленинграда от блокады, в апреле 1944 года.
Павел Дмитриев рассказал также, что после гастролей по городам Сибири в 1943 году оркестр Филармонии добрался и до Ташкента, где состоялась встреча Ленинградской консерватории с Ленинградской филармонией, и на выставке есть фотографии этой встречи.
Очаг культуры в Сибири
В Новосибирске Филармонии предоставили Концертный зал Дома культуры имени Сталина, где выступали и артисты театров, эвакуированных в Новосибирск. На длительное время этот зал станет новым очагом культуры. Музыкальные связи между Петербургом и Новосибирском сохраняются до наших дней.
Главными людьми в музыкальной и культурной жизни Филармонии в Новосибирске стали Евгений Мравинский и Иван Соллертинский, который с 1941 года являлся её художественным руководителем. Умение Соллертинского говорить просто о сложном очень пригодилось, когда Филармония поехала по городам Сибири и Средней Азии. Заслуженный коллектив России нигде не хотел играть легкую музыку, везде играли сложные симфонические произведения, которые нужно научиться слушать, чувствовать и понимать. Публика совершенно не была подготовлена к тому, что она услышит, поэтому очень важно было рассказывать о музыке понятным, доступным языком.
Интересный экспонат — опросник, который был напечатан для Барнаула. Подобные опросники были сделаны и для Новосибирска, и для Омска, и для городов Средней Азии. Они раздавались в начале концерта, слушателей просили после концерта их заполнить: написать, понравился концерт или нет, были ли они до этого на концертах. Выяснилось, что для очень многих людей такой вид досуга был внове.
Сын Ивана Соллертинского Дмитрий Иванович, много лет возглавлявший Большой зал Ленинградской филармонии, предоставил для выставки два уникальных экспоната — командировочные удостоверения из Новосибирска в Москву. Иван Соллертинский получил в ноябре 1943 года персональное приглашение от Комитета по делам искусств Наркомата просвещения приехать в Москву. В 1943 году решили широко отмечать 50 лет со дня смерти Петра Ильича Чайковского, и Соллертинскому поручили сделать доклад. К сожалению, Иван Иванович Соллертинский скоропостижно скончался и из эвакуации не вернулся.
За годы войны Филармония собрала полтора миллиона рублей в Фонд обороны страны, созданный осенью 1941 года по инициативе граждан. Люди начали собирать деньги, хотя ещё даже не было счета, на который эти средства можно было положить. Сохранились афиши концертов, весь сбор от которых поступил в Фонд обороны страны. Такие концерты проходили и в Новосибирске, и в Ленинграде. На выставке есть расшифровка телефонограммы из Новосибирска в Ленинград: коллектив Ленинградской филармонии сообщает, что одному из авиационных полков Красной Армии переданы три самолета.
Седьмая симфония
— Когда мы читаем в дневниках ленинградцев весны 1942 года о том, что они ходят в Филармонию, у нас перехватывает дыхание, — это было самое страшное смертное время, зима 1941–1942 годов, — говорит Маргарита Самойлова. — Это было время, когда рацион ленинградца составляли те самые «сто двадцать пять блокадных грамм с огнем и кровью пополам», по выражению Ольги Берггольц.
На выставке демонстрируется экспонат из коллекции Музея истории Санкт-Петербурга — концертный фрак, принадлежавший Василию Юдину, одному из исполнителей, участвовавших в ленинградской премьере Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. Представлена копия программки того времени и документы, связанные с концертным планом Ленинградской филармонии на тот сезон.
Музыковед Надим Айдаров предоставил для выставки письма из Ленинграда своего деда, участника блокадной премьеры Седьмой симфонии Жавдета Айдарова.
— Это оригинал программки Седьмой симфонии, — сказал он. — Для меня большая радость, что этот документ, который бережно сохранялся в нашей семье, в этот знаменательный день находится на этой витрине. Мой дед Жавдет Айдаров был человеком поразительной судьбы. Весь его жизненный путь был посвящен музыке. Он был внуком очень крупного религиозного мусульманского деятеля, и вот, волей судьбы стал музыкантом в детском доме в Ташкенте, но это отдельная история. Его блокадная судьба поразительна: Карл Элиасберг его в прямом смысле слова спас от гибели. На одной из репетиций среди оркестрантов не оказалось моего деда, и на вопрос, где он, последовал ответ, что умер. Элиасберг захотел с ним проститься и отправился в помещение, где складывали тела умерших, — подобные помещения были во многих крупных учреждениях Ленинграда. И он понял, что мой дед не умер, а в голодном обмороке. Его спасли, и он принял участие в исполнении Седьмой симфонии. И сохранилась удивительная запись, когда он сам рассказывает о том, как в этот день, 9 августа, когда Карл Элиасберг вышел на сцену Большого зала, впервые палочка в его руках задрожала.
Больше половины состава оркестра Радиокомитета не пережило первую блокадную зиму. Перед Карлом Элиасбергом встала важная задача — набрать новый оркестр… И начали репетиции с произведений, которые знали практически все, — Пятой и Шестой симфоний Петра Ильича Чайковского. И весной 1942 года эта музыка чаще других звучала в Большом зале.
Особую актуальность в то время приобрело исполнение Торжественной увертюры Петра Чайковского «1812 год». Она звучала и 27 января 1944 года — в день полного освобождения Ленинграда от блокады, и 9 мая 1945 года, в День Победы. Музыка Чайковского вообще была самой исполняемой в Филармонии в годы блокады.
Домашние реликвии
В Филармонии в годы войны проходили не только симфонические концерты — в программе были и вокал, и балет.
Одна из витрин полностью составлена из предметов личных коллекций потомков знаменитой певицы Софьи Петровны Преображенской, выступавшей в ту пору на филармонической сцене. Её правнучка Мария Преображенская предоставила экспонаты, хранящиеся у неё дома.
Среди этих вещей, заметила Мария Преображенская, — репродуктор, который висел в квартире певицы в блокадное время, самодельные самолетики, которыми играли дети, веер, перчатки, принадлежавшие её знаменитой прабабушке…
В числе выпускниц Вагановского училища, закончивших его в июне 1941‑го, была Нонна Борисовна Ястребова, впоследствии прима-балерина Кировского, ныне Мариинского театра. Её сын Дмитрий Спивак передал для выставки дневник своей матери времен войны.
Юлия Кантор, изучившая дневник юной артистки при подготовке выставки, подчеркнула, что Нонне Борисовне в ту пору было 18 лет, и обратила внимание на мужество повседневности блокадной балерины и её семьи: 1 декабря 1941 года, например, она описывает, какой был мороз в Ленинграде и сколько часов простояли с карточками за хлебом она и её мама, — и 1 января пишет, что всей семьей пошли в Филармонию.
Не дожить, а доиграть
В центре выставочного зала — инсталляция, изображающая блокадный оркестр и музыку, звучание которой помнят филармонические стены. Музыка бестелесна, бестелесен и дирижер, но не так, как бестелесны обрывочные воспоминания или фантазии, — скорее, речь идет о бестелесности идеи, принципа, сконцентрированного смысла, верности выбранному духовному маршруту, общей цели… Юлия Кантор, завершая экскурсию, привела слова одного из музыкантов — участников ленинградской премьеры Седьмой симфонии Шостаковича: «Мы начали играть, очень волновались, потом услышали какой-то страшный грохот. Я смотрю на своих товарищей, ничего не понимаю, мы продолжаем играть, всё трясется. И я думаю — а вдруг вот что-то случится и нам не дадут доиграть?»
Не «дожить», а «доиграть»… Дело, конечно, не в какой-то исключительной погруженности в музыку, в свое ремесло, в романтической преданности художественной стихии. Как раз наоборот: за этими словами не индивидуалистическая увлеченность, а ответственность, убежденность в приоритете общего дела. Можно сказать, что служение каждого музыканта было вкладом в общую Победу. А можно на языке Священного Писания — что творец (как и боец) полагает душу за друзей своих — за коллег, за слушателей, за всех тех, для кого важна жизнь национальной культуры. У слова «возвращение» есть и ещё одно, узкоспециальное, философское, но вполне уместное здесь значение: возвращение — это третий элемент умопостигаемой триады, когда смысл, выступивший вовне, возвращается к самому себе, но обогащенный, совершенный, законченный. Возвращение — это ещё и осмысление, в котором «старый» смысл, прошлое, память, соединены с настоящим.
