Цирк – это серьезно. «Ленздравклоун». Сюжет второй
То, что делает Лариса Афанасьева и ее команда, — это продолжение традиций воспитания через коллектив и через труд, восходящих еще к советской педагогике ранних послереволюционных лет.
Раздел: Крупный план
Журнал: № 5 (май) 2013Авторы: Мария Сухова, Владимир Иванов Фотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 17 мая 2013
Клоун в больничном халате
То, что делает Лариса Афанасьева и ее команда, — это продолжение традиций воспитания через коллектив и через труд, восходящих еще к советской педагогике ранних послереволюционных лет. Нет большой разницы между трудом циркового артиста и трудом беспризорника, обустраивающего хозяйство в собственной трудовой коммуне. И там, и тут подросток приучается к ответственности, и эта ответственность — не столько перед педагогом и родителями, сколько перед коллективом его сверстников.
Профессиональный цирк в больнице — явление совершенно новое и кардинально иное. Его появление связано с ростом количества детских заболеваний и, как следствие, ростом числа тяжелобольных детей. По данным службы государственной статистики, на 1 января 2012 года в России было зарегистрировано около 560 000 детей-инвалидов. По данным министерства здравоохранения, на каждые 10 000 детей в России приходится 20 случаев ДЦП (на Западе, кстати, эта цифра достигает 40).
Пребывание в больнице является для ребенка источником постоянного стресса. Помимо страданий, которые причиняет сама болезнь, ребенок испытывает страдания от больничного режима: замкнутое пространство, ежедневные уколы и процедуры, прием пищи по расписанию, строгое подчинение воле врача и полное отсутствие самостоятельности. Все это ложится на плечи маленького человека тяжелым грузом. Появление клоуна помогает снять стресс и настроиться на выздоровление.
— Клоун, по статусу, еще ниже ребенка… он же шут, дурачок, — говорит директор организации «Ленздравклоун» Дарья Зарина. — Ребенок может им управлять, подчинять его своим правилам. С другой стороны, клоун не вписан в больничную иерархию: он может шутить с главным врачом, даже потешаться над ним… Врачи, конечно, для детей боги, но когда мы приходим в больницу, все меняется. Раз мы можем подшутить над врачом, то для ребят мы — друзья. Это аванс, который дают нам дети, и мы его отрабатываем. Врачи понимают важность хорошего эмоционального состояния ребенка и подыгрывают нам. В первый год мы приходили только в палаты, а на второй год нас стали пускать даже на обход и на болевые процедуры: с нами дети перестают плакать. Так мы помогаем лечению.
После фильма «Целитель Адамс» (1998), в массовом сознании имя основателя движения больничных клоунов закрепилось за американским врачом Хантером Дохерти Адамсом, который разработал методику лечения через неформальные отношения в больнице. К своей деятельности он привлекает волонтеров, однако от них не требуется ни специальных умений, ни предварительного обучения. Приблизительно в то же время, что и Адамс, но уже на профессиональной основе, больничной клоунадой занялись жонглер Майкл Кристенсен в США, в Канаде — клоун Карен Рид. Сегодня движение больничных клоунов охватывает все континенты, а в некоторых больницах Израиля клоуны значатся в списках оплачиваемого персонала.
В России основателем больничной клоунады считается Константин Седов, который начинал в Российской детской клинической больнице в Москве. В 2008 году Дарья Зарина стала его ученицей. Дарья объясняет, что больничная клоунада имеет две разновидности: любительская и полупрофессиональная. Первая — волонтеры, которые посещают больницы время от времени и имеют минимальную медицинскую подготовку, вторая — те, посещают их регулярно и проходят предварительное обучение в течение нескольких месяцев. Такие клоуны фактически становятся медицинским персоналом больницы. Дарья Зарина и сотрудники «Ленздравклоуна» относят себя ко второй категории:
— Срок «жизни» любого волонтера — полтора года. Это средняя по миру цифра. В больничной клоунаде — то же самое. Люди приходят, учатся, ты вкладываешься в них, а потом они бросают это дело. По всему миру организации приходят к одному выводу: должна быть профессиональная организация. Приходить в больницу каждую неделю становится непреложным правилом для ее сотрудников. А иначе не установить прочных отношений ни с детьми, ни с медицинским персоналом. В тяжелых отделениях дети лежат годами, и все это время мы рядом с ними. Клоун — персонаж, который выбивается из больничной жизни, но может себе позволить строить с детьми глубокие отношения.
Поэзия из «жести»
Собственным ответом Дарьи Зариной на волонтерский «кризис полутора лет» стали стажировки в Европе, Израиле и Кении. Пообщавшись с коллегами за границей, Дарья осознала необходимость создания регулярной организации и открыла в Петербурге «Ленздравклоун» — проект, который объединяет сегодня семерых больничных клоунов. На регулярной основе они работают с пациентами Детского хосписа, НИИ онкологии им. Петрова и Республиканской детской инфекционной больницы в Усть-Ижоре.
— Все три больницы очень разные. В «Песочке» (НИИ онкологии в Песочном. — Ред.) у нас получается классическая больничная клоунада. Там дети серьезно больны, но сознательны настроены на контакт с клоуном. Они понимают шутку и фокус, находятся при родителях. Спидовый центр (инфекционная больница. — Ред.) — это детдом. Мы работаем с отказниками, с «плюсиками» (теми, кто из-за положительного результата анализ на СПИД не могут вернуться в обычный детский дом). И там клоунада — другая. Детдомовцы неуправляемы, они начинают «рвать» тебя на части, делить твои вещи… мы первое время просто «обалдевали» от них. Я долго думала, зачем мы туда ходим? Нужны ли мы этим детям? Им нужны педагоги, а не клоуны… Но однажды меня поймала тамошний логопед и сказала, что, повторяя за нами, дети перестали бояться произносить стихи… Хоспис — совсем иная история. Это очень тяжело больные дети. Из них четыре пятых — это тяжелые формы ДЦП или похожие расстройства… Для здорового человека находиться рядом с такими детьми эмоционально очень тяжело: эти дети могут пахнуть, вскрикивать, кидаться, у них текут слюни. Когда ты работаешь с ними, ты не знаешь, что будет в следующую секунду. Ты играешь ему какую-то мелодию, и понимаешь: ему нравится, пошла позитивная эмоция. А в следующий момент его начнет колотить. Это — «хорошая эмоция, но ее стало слишком много». Работа с этими детьми выматывает до невозможности и, вместе с тем, вдохновляет. Ты получаешь гигантский заряд энергии, когда видишь улыбку на лице ребенка из хосписа, когда он начинает смеяться.
Дарья сравнивает больничную клоунаду с экстремальными горными лыжами. Когда видишь, как человек прыгает со скалы на лавину и удерживается на ее гребне, кажется, что он сумасшедший. Но спортсмен полностью контролирует ситуацию: владение телом и понимание обстоятельств сохраняет ему жизнь. Когда клоун приходит к больному ребенку, он тоже должен совершить прыжок со склона в лавину: оставаясь внутренне собранным и серьезным, с помощью своего искусства снять с ребенка часть стресса, помочь ему найти внутренние силы и душевное равновесие. И в ту минуту, когда между клоуном и ребенком устанавливается настоящий контакт, клоун становится соучастником борьбы за жизнь…
— Мы делаем из больничной «жести» поэзию, — говорит Дарья. — И чем она правдивее, тем глубже терапевтический эффект.
Владимир Иванов