Церковь как синтез искусств

Человек создает разные вещи и по неведомой причине желает, чтобы какие-то из них были неповторимыми, такими, словно они таят в себе особый смысл, означают нечто большее, чем остальные. Ремесленник лепит десятки одинаковых глиняных горшков для масла и зерна и вдруг один из них украшает уникальным орнаментом. Поэт произносит обыкновенные слова, но однажды по неведомому движению сердца образует из них стихотворные строки. Конечно, этим не исчерпывается искусство, но именно желание отделить таинственное от обыденного, уникальное от повторяющегося, новое от старого роднит искусство с религией в ее земном, человеческом измерении. Вхождение в Церковь изымает нас из привычного течения жизни, даже ломает его. Бытие в Церкви чуждо повторению: каждый раз Таинство оказывается уникальной встречей с Богом, единственным в своем роде творческим актом. Да и в нашем внутреннем религиозном пространстве невозможно копирование старого, точное воспроизведение какого-то, пускай самого лучшего, образца.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что человек несет в Церковь все лучшее, что производит его ум, душа и руки. Самым естественным образом в церковном действе соединяются практически все искусства: философия, риторика, поэзия, которые переплетены в текстах молитв и проповедей, особого рода богослужебная драматургия, музыка, архитектура, живопись. Интересно, что возможность такого синтеза светская эстетическая мысль осознала только в XX веке. И другие идеи, которые теперь считают «постмодернистскими», осуществлены в христианском богослужении: возможность для «зрителя» активно участвовать в творческом процессе, относительность понятия авторства (ведь молитва всегда творится заново), стирание границы между искусством и реальностью, к которой это искусство отсылает.

Однако религия бессмысленна, если в своей основе она не содержала бы чего-то непреходящего. Современность ставит перед нами вопрос: являются ли константами христианства только вероучение и мораль? Должно ли церковное искусство быть такой же константой? Существует ли раз и навсегда определенный набор стилей, в котором архитектор должен строить храмы, иконописец писать лики святых, а композитор — богослужебную музыку? Некоторые считают, что этот список ограничивается стилями Византии и Древней Руси, другие полагают, что образцовым является церковное искусство Петербургской России. Есть и те, кто называет базирующийся на неизменяемых канонах подход в искусстве нехудожественным и нехристианским.

Другой проблемой является соотношение религиозного комфорта и красоты в церковном искусстве. Как, например, найти компромисс между потребностью людей в новых храмах и недопустимостью «конвейерного» подхода в храмостроительстве? С одной стороны, нужно строить много и дешево, с другой, — не забывать о красоте. И что делать, если людям нужны иконы, но на компьютере их печатать как-то неправильно?..

Является ли воспитание вкуса чем-то необходимым для полноценной жизни в Церкви? Ведь многие святые были простецами, едва умевшими читать и вряд ли разбиравшимися в искусстве. С другой стороны, стоит ли отождествлять вкус с рафинированным эстетством? Может быть, это лишь умение отличать оригинальное от вторичного?

Судите сами, насколько авторам и гостям декабрьской темы номера «Христианство как синтез искусств» удалось ответить на эти вопросы.