Там, где мне интересно
ГОРОД ВЕЛИКОГО ЛЕНИНА
— Нина Наумовна, что вкладывается в понятие «церковный экскурсовод»?
— Начнем с того, что это понятие я не признаю. Экскурсовод — человек, который занимается экскурсионной работой, и возник этот термин только в XX веке. До революции не было такой традиции — готовить специальные путешествия, составлять группы, возить их куда-то по разработанному маршруту. Всё это появилось после 1917-го, когда понадобилось «поднимать революционный дух» и показывать для этого какие-то определенные места. Потому экскурсоведение быстро занимает всё большее место в просветительских программах советского периода. А в дореволюционных словарях понятия «экскурсовод» просто нет. И никаких «организованных паломничеств» тоже не существовало. Конечно, люди ездили по святым местам — в Печоры, в Оптину, — но это не было ни экскурсией, ни паломнической поездкой в нынешнем понимании. Люди добирались сами от города к городу, от монастыря к монастырю, порой даже пешком, и тут не обязательно было составлять группу. Могла поехать семья или кто-то один, дав обет, допустим, помолиться за болящего или посетить какого-то старца для духовного совета. И это тоже ни в коем случае не экскурсия, это именно паломничество, богомолье, поклонение. Поэтому понятие «церковный экскурсовод» мне очень режет слух, как и понятие «религиозный туризм».
— Когда же появилась идея возить организованные экскурсии по храмам и монастырям?
— Экскурсия по городским достопримечательностям могла, конечно же, касаться и храмов. Если церковь построена знаменитым архитектором, если она является памятником архитектуры, то, конечно, экскурсовод о ней упомянет. В советское время иначе к церквям не относились, только как к произведениям искусства, а не как к месту молитвы — об этом и речи не было. Церковное краеведение появляется только в 1990-е.
— Краеведение как таковое — это продукт советской идеологии?
— Понятие «краеведение» пришло в русский язык в начале XX века, но из него не выделялось особо «православное» или «церковное» направление. По одной простой причине: Церковь и государство составляли единое целое. И если изучали край, то изучали всё, что там могло быть интересного: и церкви, и какие-то особые постройки, и исторические места, связанные с теми или иными значимыми лицами. Всё это и было краеведение — изучение своего края. А кто бы дал выделить понятие «церковное краеведение» после революции? В конце 1920-х — 1930-е годы краеведение подверглось гонению: оно не соответствовало сталинской политике, когда всё служило культу личности и нельзя было на местах подчеркивать значение каких-то других личностей, кроме «великого вождя». И поэтому всё, что касается краеведения, было вычеркнуто. Первые процессы по делам краеведов начались в конце 1920-х годов. В начале 1930-х уже всё было разгромлено: одни были в ссылках, другие в лагерях. После этого понятие «краеведение» на протяжении многих десятилетий сопрягалось только со школьной программой. И главным образом фокусировалось на памятных местах, связанных с Великой Отечественной войной, на партизанских тропах, революционных героях, местах сражений и так далее.
Очень мало кто занимался краеведением в настоящем смысле этого слова, то есть изучением глубин духовной культуры данной местности. Культуру вообще в советское время изучать было сложно, потому что она вся основана на христианской вере, а вера была под запретом. И когда в 1990-х годах настроение общества пошло совсем в другую сторону, сразу же выделилось это направление — церковного краеведения.
— То есть в девяностые практически было изобретено новое понятие?
— Мы стали пытаться поставить на новые рельсы нашу культуру, нашу идеологию, потому что старые (советские) рельсы привели в тупик. Было понятно, что особенное значение на данный момент имеет не только и не столько изучение просто местных особенностей того или иного края, сколько их духовная основа.
— Как менялось экскурсионное дело, можете описать «пошагово»?
— Очень многим думающим людям в конце 1990-х стало очевидно, что населению, у которого, в сущности, открылись глаза, ездить и тупо смотреть на места боевой славы и другие привычные для экскурсионных программ советского времени объекты уже неинтересно. Всё чаще и чаще возникали вопросы: а что там за обломки, а почему это здание обезглавлено — видно же, что у него крыша была не такая, а что это за заколоченная церковь, а что это за резервация, в которой находится психоневрологический пансионат?
— Вы водили группы по городу в советское время…
— Еще студенткой… И до сих пор с содроганием вспоминаю экскурсию, которая называлась «Город великого Ленина». Три с половиной часа я должна была рассказывать про революционные традиции, про славных революционеров, в лучшем случае про события, связанные с Великой Отечественной войной. Всё остальное оставалось практически за бортом. Я хорошо помню по методичке остановку «Дворцовая площадь». Две минуты об архитектурном ансамбле, десять минут — о событиях революции. Так были расставлены акценты на всех экскурсиях — и по городу, и по пригородам. А там рассказывали только о совхозах и колхозах, о достижениях в области животноводства, сельского хозяйства, но никто не говорил, что, допустим, вот здесь, в семи километрах от Любани, была знаменитая пустынь — Макариевская. А вот в этом месте — очень интересный храм, батюшка здесь создал общество трезвости, куда со всех краев стекались люди, одержимые недугом пьянства. А вот этот храм освящал Иоанн Кронштадтский. И так далее. И когда мы в 2000-х годах это осознали, то поняли, что нужно соединить два очень важных направления: историко-культурное и духовное. И только тогда экскурсия может приобрести миссионерское значение. Через историю, через культуру, через обычные интересные вещи люди потянутся к церковному знанию и к вере.
Нина Наумовна Жервэ
Окончила исторический факультет ЛГУ, работала с 1970 года сначала в научной библиотеке ЛГУ, с 2008-го по настоящее время — в музее истории СПбГУ. Занимается преподавательской деятельностью с 1974 года, с 1994 года преподает в институте «Высшая религиозно-философская школа РАН». Опубликовала более 60 статей в научных и научно-популярных изданиях. Вела передачи на радио «Мария», «Град Петров». С 1992 года член редколлегии и с 1997-го — выпускающий редактор новгородского епархиального журнала «София». С 2007 года преподает в новгородском духовном училище. С 2011 года — руководитель школы православного экскурсовода на подворье Константино-Еленинского монастыря. С 2016 года — куратор дополнительной программы епархиальных Иоанновских катехизаторских курсов «экскурсионно-паломническая деятельность». Награждена орденом святой равноапостольной Ольги III степени. Лауреат национальной премии «Культурное наследие» в номинации «Просветитель». Замужем, имеет взрослого сына и трех внуков.
ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО
— Вы считаете, что у церковного краеведения должна быть миссионерская составляющая? И церковный экскурсовод должен быть верующим человеком, так?
— Конечно, такой вопрос даже не стоит! Ты являешься членом Церкви? Для тебя это какие-то абстрактные декларации или ты всё это пропустил через себя? Вот, вошла в храм группа, где 3–4 совсем нецерковных человека, и они начинают спрашивать: «А это что за столик? А почему свечи ставят сюда, а не туда? А какие иконы особо почитаемы здесь?» И если экскурсовод неверующий и не имеет элементарных церковных знаний, что он тут может сказать? Да ничего.
— Да, часто видишь нецерковных экскурсоводов, которые рассказывают о храме как об «объекте». Например, я встречала таких на Валааме — тех, кто приезжает с группами, они вообще путают термины.
— На Валааме другая ситуация. Валаам многие годы был объектом экскурсионной работы, которая далеко не у всех в сознании соединялась с духовным прошлым. Так же и в Троице-Сергиевой лавре, например. В советское время это были государственные музеи, где были выставки, внутренние и внешние экспозиции, и где рассказывали только их светскую историю. И до сих пор кто-то тащит за собой этот старый «шлейф». Новое поколение, как правило, уже так про Валаам не рассказывает. Последние десять лет на подворье Валаамского монастыря, как и Коневском, работают курсы подготовки, набор каждый год. Существенное отличие этих курсов от наших в том, что они готовят экскурсоводов только для своих обителей.
— Расскажите, а как у вас?
— Мы не готовим к работе в каком-то определенном храме. Мы ставим перед собой задачу миссионерского интеллектуального паломничества. Слово «интеллектуальное» тут означает «содержательное»: это не общие слова по верхушкам, а серьезное, глубокое, основанное на знаниях истории и культуры повествование. Такое паломничество, конечно, предъявляет очень большие требования к обеим сторонам — и к экскурсоводам, и к слушателям. И такие паломничества, в первую очередь, рассчитаны на тех, кто только воцерковляется. Наша цель — заинтересовать человека, вошедшего в Церковь, но еще не понимающего, что он в ней будет делать. Через интеллект, через информацию, через историко-культурный очень хороший и многосторонний рассказ.
— А что вы скажете о множестве нынешних паломнических служб, которые возят людей в разные монастыри и храмы?
— Паломничество как таковое у нас сегодня очень обедненное. Действительно, во многих храмах работают паломнические службы, которые привыкли возить верующих исключительно на службы. Но на самом деле это поездка очень специальная, скажем так. Во-первых, в такую поездку нужно не набирать случайных людей, а ехать приходом — это возможность дополнительного общения; обязательно с батюшкой, который может что-то объяснить, побеседовать со своими прихожанами. Во-вторых, многие сегодня задаются вопросом: а зачем ехать на службу в другой храм? Другое там причастие, что ли? В-третьих, посудите сами: надо встать в пять утра, добраться до места, откуда пойдет автобус, протрястись в нем на голодный желудок несколько часов… каково вам будет к началу богослужения?
— Качество таких паломничеств оставляет желать много лучшего.
— Да, сидят какие-то женщины, которые в дороге по брошюре зачитывают то, что им под руку попалось, а еще чаще — всю поездку монотонно читают акафисты и псалмы. А ведь многие жены стараются приобщить к вере мужей, уговаривают ехать вместе, — а потом в конце поездки слышат от мужа: «Я больше никогда в паломничество не поеду!» Потому что его два часа туда и два часа обратно пичкали псалмами и акафистами.
— А какой вариант вы бы предложили?
— Надо, чтобы было интересно! Придумывай что-то новое, готовься! Если я везу уже не в первый раз в это направление — всё равно я буду разные вещи рассказывать, и люди слушают с удовольствием. А на обратный путь я всегда подбираю православные фильмы по теме. У меня огромное количество этих фильмов. Есть жесткий закон экскурсовода: на обратном пути рассказывать нельзя — уже всё, перенасыщение информацией. А фильмы могут стать продолжением разговора, но уже в другом формате.
ИЗ БУХГАЛТЕРА — В ЭКСКУРСОВОДЫ
— Расскажите про школы, в которых вы преподаете.
— У нас немного разные возможности в Лавре и на подворье Константино-Еленинского монастыря. В Лавре это 4-й год обучения на Свято-Иоанновских епархиальных курсах. Там люди уже подготовленные, с духовной базой. На подворье на Рижском проспекте мы принимаем практически всех. Школа там появилась в 2011 году, можно сказать, спонтанно. Монастырь уже много лет устраивает Линтуловские чтения, и вот молодежь, которая приходит на эти чтения каждый год, вдруг говорит: нам нечем заняться полезным и церковным, — ну не все же могут идти ухаживать за больными или строить храмы. А я очень возмутилась: как, вы не можете себе работу в Церкви найти? Вы все с высшим образованием, грамотные люди — а посмотрите, кто возит экскурсии, ведь просто некому людей сопровождать! Так и возникла «Школа православного экскурсовода».
— Кто у вас учится?
— Определенная часть наших студентов — это те, кто уже водит экскурсии, но хочет двигаться дальше, кому надоело говорить общие вещи и водить по советским маршрутам, кому хочется открыть для себя новую глубину. Вторая часть — просто верующие люди. Которые тоже ищут какой-то другой выход в своей жизни, будучи просто преподавателями, бухгалтерами, медицинскими работниками. Конечно, с профессиональными экскурсоводами проще: у них есть базовые знания, они не боятся работать с группой. Практика показывает, что люди, пришедшие из совершенно другой специальности, сталкиваются с очень многими проблемами. И первая проблема — страх перед общением с людьми. Например, диспетчеру работать с группой нормально: он не боится людей. А для тех, кто сидит и цифры в столбики выписывает, аудитория в 40 человек просто страшна, они теряют дар речи, начинают вдруг сорить словами-паразитами. Вторая серьезная проблема — русский язык. Тут просто беда, особенно с числительными и с ударениями. Третья проблема — когда к нам приходят люди, родившиеся не на нашей Невской земле. Это говор, это особенные слова, которые в Петербурге просто не употребляют. У нас все-таки традиционно довольно жесткая требовательность к чистоте речи.
— Но кто-то же доходит до победного конца? И как, к примеру, можно помочь перестать бояться аудитории?
— Доходят! Половина отсеивается, но половина — остается! По поводу «перестать бояться» — можно как-то человека расшевелить, подсказать, не испугать на первой экскурсии. А главное, надо его заразить этим, чтобы он заболел, чтобы ему самому хотелось, чтобы он понял, какая это радость и счастье — подготовить маршрут, интересно рассказать и самому получить удовлетворение и удовольствие!
— Как вы учите — у вас есть и теория, и практика?
— На Рижском мы занимаемся раз в неделю, курс — полтора года. В Лавре — два раза в неделю, длительность — год. Потом — экзамен. Главное достижение нашей «Школы православного экскурсовода» на Рижском — это то, что у нас есть и теория, и практика. Сначала пассивная: первокурсники ездят с нами в поездки, а поездок у нас много, потому что я без конца что-то придумываю, и близкое, и дальнее, вожу я сама, водит второй курс, водят наши выпускники. Моя задача — показать им интересную практику разработки, подготовки и ведения совсем новых маршрутов. К концу первого года наши студенты уже готовят свою экскурсию. Вот тут всё и видно: и ошибки, и зажимы, и страхи.
— Кем работают ваши выпускники?
— В Лавре основная часть обучающихся — уже практикующие экскурсоводы. У них хуже с богословскими знаниями, но гораздо лучше с профессиональными навыками: они не боятся людей, не боятся группы, сразу понимают смысл построения экскурсии. И конечно, после курсов они остаются на своих местах и вводят православные темы в свои маршруты. Или получают множество новых вариантов, направлений, тем для поездок на своем приходе. А среди тех, кто обучается на Рижском, очень много преподавателей воскресных школ, которые полученную практику экскурсий успешно вводят в работу со своими учениками и их родителями.
ОТ КНИГИ К КРЕСТУ
— Нина Наумовна, как у вас самой произошел скачок от экскурсовода «города великого Ленина» к «интеллектуальному паломничеству»? Это же сложный путь.
— Нет, не сложный. Человек, который занимается историей культуры, не может остаться вне православия. Невозможно представить исторический процесс без Церкви. И поэтому, сколько бы мне ни говорили в свое время про великую направляющую роль партии, я находила возможность всем этим как можно меньше забивать себе голову. Я никогда не относилась к диссидентам, не манифестировала, — у меня просто ненужная информация в одно ухо влетала, а из другого вылетала. Я, помнится, написала конспект трудов Маркса, Энгельса и Ленина для общественных дисциплин один раз — а дальше, какая бы дисциплина ни шла, я тетрадочку с очень аккуратно написанными тезисами оборачивала новой бумажкой и подписывала: «Тетрадь работ классиков марксизма-ленинизма по политэкономии». Или «по истории партии», «...истмату», «...диамату». С этой образцово-показательной тетрадкой я и сдала все экзамены, у меня красный диплом.
— Но по-настоящему всё пришло гораздо позднее?
— Да, когда я стала преподавать. Когда поняла, читая общие лекции по истории России, что как дохожу до темы культуры — спотыкаюсь. И ничего не могу рассказать — потому что у меня нет знаний о христианской вере. В то время я работала в научной библиотеке Университета, и передо мной на полке стояли дореволюционные издания. Я начала читать, искать. И постепенно сама изучила историю древнерусской литературы, прочитала «Слово о законе и благодати», которого в наших учебниках в помине не было. И меня зацепило — а почему этого произведения, первого произведения древнерусской литературы, нет в хрестоматии?
— А следующий шаг, вхождение в Церковь, как происходил?
— В 1987 году я активно занималась историей Новгородской земли, сидела в архивах все свои отпуска. И, как неистовая сумасшедшая, решила восстановить память Василия Степановича Передольского, который создал первый Музей древности и вообще много сделал для Новгорода. Он похоронен в ограде Филипповской церкви, и могила его была утеряна. Я прошла по всем старожилам, нарисовала схему этой территории, и они мне указали, где была могила. Но в райкоме партии выяснилось, что местные власти категорически запрещают ставить крест на этой могиле. И было только два человека, которые защищали идею креста, — я и местный священник отец Анатолий Малинин. Так мы с ним и познакомились. Я крестила у него сына, а вслед за сыном потянулись все мои девушки, которые водили со мной экскурсии. Это было поколение 60-х, всё некрещеное. Так что теперь у меня большое количество крестных дочек.
А в 1992 году появилась газета Новгородской епархии «София», куда меня пригласил тот же отец Анатолий. Так до сих пор я там и являюсь выпускающим редактором. И живу на два города. Надо мной друзья смеются: мы не можем понять, где ты живешь-то? А я просто нахожусь там, где мне интересно, там, где пребывает душа.