Такие разные выборы. Об избрании епископата в древней Церкви
СМОТРИТЕЛИ ВЕТХОЗАВЕТНЫЕ И НОВОЗАВЕТНЫЕ
Скорее всего, фигура епископа, который занимался устроением жизни общины во всей её полноте — от богословия и богослужения до вопросов «экономико-политической» стратегии — возникла даже раньше христианства. Современные ученые считают, что епископ (epi-skopos, «надсмотрщик», «смотритель») раннехристианской общины — функционально прямой аналог, а в языковом плане — буквальный перевод еврейского MBQR, «смотрителя», который упоминается в «Дамасском документе» кумранской общины: «И вот устав смотрителю стана (т. е. общины. — Т.Щ.): он наставляет старших в делах Бога и объясняет им Его чудесное могущество, и рассказывает о событиях вечности в их подробностях. И он их жалеет, как отец своих сыновей, и возвращает всякого гонимого из них, как пастух свое стадо. Разрешает все связывающие их узы, дабы не было угнетенного и сокрушенного в его обществе». О том, что должность смотрителя в иудейских сектах времен Христа была выборной, рассказывает Иосиф Флавий: «Они (в данном случае ессеи. — Т.Щ.) выбирают лиц для заведования делами (epi-meletai, вариант калькирования MBQR. — Т.Щ.) общины‚ и каждый без различия обязан посвятить себя служению всех».
В новозаветных текстах (Флп. 1, 1; Тит. 1, 7–9; 1 Тим. 3, 1–7) епископ появляется как фигура сама собой разумеющаяся и явно не изобретенная христианами. Логично предположить, что, как и в других иудейских по происхождению общинах, епископ выбирался членами этой самой общины. Об этом можно заключить из раннехристианского текста «Учение 12 апостолов»: «Рукополагайте себе епископов и диаконов, достойных Господа, мужей кротких и несребролюбивых, и истинных, и испытанных, ибо и они исполняют для вас служение пророков и учителей. Поэтому не презирайте их, ибо они почтенные ваши наравне с пророками и апостолами» (15, 1–2).
ПРОЦЕДУРНЫЙ ВОПРОС
Видимо, он для христиан был не очень важен. Важна была суть — непосредственная и тесная связь смотрителя-епископа с общиной, плоть от плоти которой епископ являлся. Но есть более поздние свидетельства. Например, священномученик Климент Римский полагал, что епископов поставили сами апостолы: «Проповедуя по различным странам и городам, они (апостолы. — Т.Щ.) первенцев из верующих по духовном испытании поставляли в епископы и диаконы для будущих верующих. И это не новое установление; ибо много веков прежде писано было о епископах и диаконах. Так говорит Писание: «поставлю епископов их в правде и диаконов в вере» (Ис. 60, 17)» (Послание к коринфянам, 42). Любопытно, что святой Климент считает епископство дохристианским установлением, это вполне согласуется с известными ныне документами междузаветного периода…
Казалось бы, святой Климент говорит не об избрании общиной, а о харизматической преемственности. Но ниже святой Климент поясняет: «Апостолы наши… получивши совершенное предведение, поставили вышеозначенных служителей, и потом присовокупили закон, чтобы когда они почиют, другие испытанные мужи принимали на себя их служение. Итак, почитаем несправедливым лишить служения тех, которые поставлены самими апостолами или после них другими достоуважаемыми мужами, с согласия всей Церкви, и служили стаду Христову неукоризненно, со смирением, кротко и беспорочно, и притом в течение долгого времени от всех получили одобрение» (44). Из этого следует, что важно не только апостольское преемство, не только нравственные качества кандидата, но и его сродство с общиной. Точнее сказать, сродство является выражением и следствием, знаком преемства.
В идеале выборный епископ должен был быть членом общины, но могли быть и такие исключения, о каких рассказывает, например, Евсевий Кесарийский в своей «Церковной истории»: «Когда он (епископ Иерусалимский Наркисс. — Т.Щ.) по глубокой старости не смог нести епископское служение, то велением Господним призван был к сослужению с ним упомянутый Александр, бывший епископом другой Церкви: а было ему это открыто в ночном видении. Следуя как бы Божественному знамению, он отправился из Каппадокии, где впервые был удостоен епископского сана, в Иерусалим, чтобы помолиться и разузнать о тех местах. Местные жители приняли его очень радушно и упрашивали не возвращаться домой, ссылаясь и на свое ночное видение, и на голос, отчетливо указавший на него наиболее ревностным братьям; им приснилось, что они вышли за городские ворота принять епископа, предназначенного Господом. Так они и сделали и с общего согласия соседних Церквей принудили его остаться».
ВАШ ВО ПЛОТИ ЕПИСКОП
Во-первых, в случае епископа Александра речь идет об экстраординарном происшествии, следствии прямого вмешательства Бога. Во-вторых, даже в этом случае речь идет о взаимном согласии общины и епископа. В-третьих, и это важно, в случае Александра подчеркивается участие (согласие) соседних общин: оказывается, в выборе епископа играет роль не только локальная группа верующих, но и те, кто с этой группой связан — так же, как связаны, например, члены различных семей, проживающих рядом друг с другом: общими интересами, проблемами, условиями жизни. Когда при устроении церковной жизни осуществляется переход от малой Церкви, то есть общины, к большой — Вселенской Церкви, не случается, не должно случиться отрешения от братской теплоты, зримого церковного единства. И поэтому тоже важно, чтобы епископ был тесно связан с общиной — тогда как её представитель, устанавливая братские отношения с другим епископом, он будет тем самым связывать общины верующих между собой. Тогда он сможет вслед за Игнатием Антиохийским повторить: «И вот я, во имя Божие, принял многочисленное общество ваше (эфесской общины. — Т.Щ.) в лице Онисима, мужа несказанной любви, вашего во плоти епископа». Возможно, именно в этом заключается смысл рукоположения епископа несколькими (минимум тремя) архиереями: подобное правило, зафиксированное уже у мужей апостольских, указывает на одобрение кандидатуры не только собственной, но и соседними общинами.
ИДЕАЛ И РЕАЛЬНОСТЬ
Любопытно, что в Предании существовало мнение, что само слово «хиротония» происходит от названия процедуры голосования поднятием рук. По крайней мере, такое свидетельство приводит канонист XII века Иоанн Зонара: «В древности и самое избрание называлось хиротонией. Ибо, когда городскому народу дозволялось избирать архиереев, народ сходился, и одни желали одного, другие другого. Итак, дабы голос большего числа получил перевес, производившие избрание, говорят, протягивали руки, и по ним считали избирающих каждого. Желаемый большим числом почитаем был избранным на архиерейство. Отсюда и взято наименование хиротонии; это наименование в том же смысле употребляли и отцы Соборов, называя и избирание хиротонией».
Так это или нет, важно другое: в апостольские времена поставление епископов предполагало участие в нём народа. Идеальный вариант такого участия описывает канонический сборник II века «Апостольское предание», который традиция приписывает священномученику Ипполиту Римскому: «Во епископа да поставляется избранный всем народом и, когда он будет назван и понравится всем, пусть соберется вместе с пресвитерами и присутствующими епископами в воскресный день. По согласию всех да возложат руки на него, а пресвитеры пусть стоят в молчании. Пусть сохраняют молчание все, молясь в сердце, вследствие нисхождения Духа».
Был ли подобный алгоритм, «от народного одобрения — к рукоположению», общераспространенным? Конечно, нет, это было скорее благопожелание, которое «натыкалось» на реальность, ситуацию, сложившуюся в той или иной общине. Как говорит современный исследователь Алексей Пантелеев, «Епископ мог избираться всем народом, только клиром, всей общиной вместе с прибывшими из соседних областей епископами, наконец, сам предшествующий епископ мог назвать имя преемника и даже, вопреки правилам, самостоятельно рукоположить его. Надо иметь в виду еще и то, что если епископ погибал во время гонений, то выборы приходилось проводить в весьма непростой ситуации, и некоторые детали процедуры могли быть изменены или вовсе опущены (при ведущихся преследованиях было опасно проводить собрания, епископы соседних Церквей могли задержаться в пути или вовсе не прибыть и т. п.)». Очевидно, что при наличии всем известной и понятной нормы, которая позже была сформулирована Папой Львом Великим в одном из его посланий — «кто должен предстоятельствовать всем, тот должен и быть выбран всеми», — реальная процедура могла быть от этой нормы очень далека. Это было вызвано, в частности, тем, что Церковь подражала политико-правовым практикам, которые бытовали в том или ином конце обитаемой Римской вселенной.
Скажем, по свидетельству блаженного Иеронима Стридонского, «в Александрии со времен евангелиста Марка вплоть до Геракла и Дионисия… пресвитеры назначались так же, как епископ, который выбирался из их числа и ставился на высшую должность, подобно тому, как армия избирает императора». А Иоанн Златоуст пишет о ситуации с выборами епископа в Константинополе следующее: «Все они (клирики. — Т.Щ.), разделившись на многие партии, каждый стоит за своего кандидата, предлагают один — одного, другой — другого».
ЦЕРКОВЬ В ИМПЕРИИ
Чем больше сказывалось, уже после Миланского эдикта 313 года, влияние унифицирующего государственного начала, тем дальше пестрота региональных практик уходила в прошлое. Кроме того, всё более побеждала традиция, в наибольшей степени соответствующая статусу «имперской», государственной Церкви, чье право является составляющей права государственного. Об устоявшемся отношении к избранию епископов пишет в XIV веке канонист Матфей Властарь в своей «Алфавитной синтагме»: «Правило 4-е I Собора говорит буквально следующее: „Епископа поставляти наиболее прилично всем тоя области епископам. Аще же сие неудобно, или по надлежащей нужде, или по дальности пути: по крайней мере три во едино место да соберутся, а отсутствующие да изъявят согласие посредством грамот: и тогда совершати рукоположение. Утверждати же таковыя действия в каждой области подобает митрополиту“: ибо он утверждает избрания, когда выбирает одного из избранных и рукополагает вместе с другими двумя или тремя епископами; а если в епархии митрополита нет такого числа епископов, в таком случае на избрания и хиротонию должно принимать (епископов) и из чужой епархии». В этом отрывке присутствует фигура митрополита — первого епископа провинции. Эта ступенька отсутствовала в церковной иерархии I–III веков, а появилась сразу же после того, как христианская община получила возможность обустраивать жизнь в масштабах провинции.
Митрополиту принадлежала ключевая роль в назначении епископов. То есть процедура избрания в имперский период окончательно замыкается на бюрократическую процедуру «от начальника к подчиненным». Какова функция церковного народа? Его тоже упоминает Матфей Властарь, который, с одной стороны, пишет, что при избрании епископов не должно присутствовать «кому попало», потому что этот «кто попало» может уличить епископа в каком-нибудь грехе: и епископу будет неприятно, и присутствующих это ввергнет в искушение. С другой стороны, канонист полагает, что если всё же «при избрании возникает некое прекословие со стороны кого-либо из народа, возводящего какие-либо обвинения, в таком случае к числу трех (епископов. — Т.Щ.) должно присоединить еще других двух, дабы всем вместе исследовать обвинения против избираемого и явить его чистым». То есть Матфей Властарь признает пользу народного участия, но соответствующую главку он всё же заканчивает на неприятной для церковного республиканца ноте: «А 137-я Юстинианова новелла повелевает, чтобы в присутствии трех епископов было совершаемо избрание клириками и присутствующими гражданами того города, в который избирается епископ… Но многие из сих обычаев существовали вопреки священным правилам, которые полагают, что… избрания должны быть производимы не от клириков или первых граждан, но от одних только епископов, которые и за сие должны будут дать отчет общему Судии». То есть за тысячу лет, прошедших со времен Миланского эдикта, норма перевернулась: если к началу IV века «нормальным» было одобрение кандидата в епископы всем народом, всей общиной, а факты прямого назначения воспринимались как отклонения, то в XIV веке «отклонения создали закон», и уже участие народа воспринималось как нечто ненужное.
Народ в качестве субъекта избрания, конечно, не устраняется. Иначе «имперское» каноническое право полностью бы противоречило апостольскому преданию. Роль народа заключается в том, чтобы утвердить избрание епископа, вступив с ним в евхаристическое общение. Об этом свидетельствуют каноны, регулирующие случаи, когда епископа не принимает народ той или иной области: «Аще который поставленный во епископа не пойдет в тот предел, в который он поставлен, не по своей вине, но или по неприятию его народом, или по другой причине, от него не зависящей: таковый да участвует и в чести и служении епископском, токмо нимало не вмешиваясь в дела Церкви, где пребывает, и да ожидает, что определит о нем совершенный Собор тоя области, по предъявлении в оный дела» (18-е правило Антиохийского Собора). Очевидно, что епископ становится епископом только после того, как вступает в отношения со своим народом. Любопытно, что подобная практика тоже калькировала практику избрания византийских императоров, которых после одобрения сената должны были утвердить в должности «народные массы».
ОБЩАЯ СУДЬБА
На практике выходит, что процедура (именно процедура, а не общие принципы) поставления епископа может радикально трансформироваться от эпохи к эпохе и отражает практики, которые существуют в том государстве (и обществе), в котором Церковь пребывает. В Новгородской республике важнейшую роль в избрании епископа играло народное вече. В Российской империи церковное управление было столь же бюрократизировано и оторвано от «земли», как и государственное управление в целом. В России после Февральской революции произошла демократизация управленческих процедур, — в том числе и в Церкви. Благодаря этому и состоялось едва ли не первое в истории России демократическое избрание епископов на кафедры. Потом была советская власть, и Церковь во многом подражала, скажем так, мобилизационной модели управления, максимально приближенной к военной. А сейчас Церковь, как и государство, по-прежнему на перепутье. В чем-то она наследует имперской и советской традициям, в чем-то воспроизводит новации 1917 года, в некоторых аспектах творит нечто совершенно новое. Если в чем и правы считающие, будто «Церковь сращивается с государством», так это в том, что у Церкви и государства — общая судьба, общее будущее.
