Рыцарь радости и благодарения. Памяти протопресвитера Александра Шмемана

Новое поколение верующих отличается радикализмом вопросов, интересом к истокам, жаждой подлинности. «Бытовое» православие с маленькой буквы не способно утолить эту жажду подлинной встречи, сопричастности, познания Бога. Что более всего потрясает в книгах отца Александра? Его способность дать почувствовать своему читателю духовную и человеческую насыщенность самых простых и потому подлинных реалий церковной жизни. Под его пером давно разработанные источники обретают свою свежесть и новизну. При этом он никогда не хотел быть кабинетным ученым. Академическим сочинением в строгом смысле этого слова можно назвать разве что книгу «Введение в литургическое богословие», в основу которой положена докторская диссертация, защищенная им в Свято‑Сер­гиевском институте. Так некабинетный человек стал родоначальником академического курса. Эта книга была написана как ответ на настойчивые вопрошания о глубинном смысле совершающегося в храме действа, тогда как традиционная семинарская литургика по‑прежнему довольствуется изучением буквы богослужебного устава.

Он выступал с лекциями и писал свои книги, принося живое свидетельство о вере Церкви, не скрывая своего недоверия к спекулятивному богословию, которое не способно напитать душу, не способно переменить жизнь человека. В его книгах вы не найдете отвлеченных концепций или идей. «Дар жизни, по‑видимому, обратно пропорционален дару идей», — запишет он в своем дневнике (среда, 16 января 1974).

О его богословии трудно говорить, потому что оно сродни подлинной поэзии, а поэты лучше других умеют представить себя. В предисловии к «Евхаристии», книге всей своей жизни, которая была завершена за две недели до смерти, он пишет: «Свыше тридцати лет я служил Церкви — как священник, как преподаватель богословия, как пастырь и учитель. И вот, никогда в эти тридцать лет не оставляло меня некое основное вопрошание об Евхаристии, о месте ее в Церкви, вопрошание, возникшее буквально в юности и радостью наполнившее мою жизнь. Увы, однако, не одной радостью. Ибо чем реальнее становился опыт самой Евхаристии, Божественной Литургии, Таинства победы Христовой и Его прославления, тем сильнее становилось ощущение своеобразного евхаристического кризиса в Церкви. В предании Церкви ничего не переменилось, но переменилось восприятие Евхаристии, самой ее сущности»…

Осознание насущной потребности в перемене сложившегося за последние столетия отношения к Таинству таинств возникло в Русской Церкви не сегодня. Родоначальником этого «литургического возрождения» не без оснований считают святого Иоанна Кронштадского. В Церкви каждое новое поколение стоит на плечах своих предшест­венников, собирает жатву, которую сеяли другие (Ин. 4, 37‑38). Так, отец Александр Шмеман через своих учителей, великолепную плеяду профессоров Свято‑Сергиевского института, стал продолжателем того мощного богословского и патристического возрождения, которое началось в России на рубеже веков и о котором теперь принято говорить как о «русском религиозном Ренессансе».

Однако подлинным первоисточником его богословия является жизнь самой Церкви. С ранней юности, когда он еще только начинал прислуживать в алтаре, он навсегда проникся трепетной любовью к храму и к богослужению. Сквозь всю жизнь он пронес то глубокое чувство, что помимо древних ритуалов, потрясающих своим великолепием и глубиной, Литургия и сама Церковь являются прежде всего откровением о присутствии Царства Божия в этом мире.

Во все времена юношество питает отвращение к риторике, к искусственности, жаждет обретения чистого идеала, без примеси украшательств, и готово совершить духовный прорыв к тому, что искони было подлинным преданием Церкви. В этом извечная актуальность трудов отца Александра Шмемана.

Движение литургического возрождения, начавшееся в прошлом столетии, сегодня предстает как некая реконкиста, решительное восстановление Православия на развалинах того традицион­ного бытового и «социологического» христи­ан­ства, которое рухнуло под натиском идеологичес­ких, политических и общественных потрясений. Это возрождение зовет прорваться сквозь омертвевшие формы внешнего благочестия, которое и сегодня иногда предлагается как готовая «религия» или самодовлеющая мораль, к той вере, которая состоит в предании самого себя — живой личности — Богу живому. Никогда не исчезало понимание того, что Церковь представляет собой нечто большее, чем социальный институт, чем религиозное сообщество. Однако именно кризисные эпохи заставляют по‑новому задуматься о смысле ее бытия, о ее природе. Вот почему для отца Александра важно было нащупать те пути, на которых в «секуляризованном» мире христиане могут подлинно жить своей верой.

Как пастырь он чрезвычайно ценил «промокаемость» (этим выразительным словом он называл отзывчивость, чуткость). Со страниц дневниковых записей он предстает как бескомпромиссный ниспровергатель «религии без Бога», всевозможных форм духовного властолюбия и эгоизма. Псевдоправославие он связывал с глухим непониманием эсхатологической сути христианства, его одновременной направленности на «здесь и сейчас» и на «Царство будущего века». А это, в свою очередь, приводит к подмене Православия различными идолами, чаще всего — национализмом «в его худшей языческой (кровной) и якобинской (государственно-авторитарной негативной) сущности».

Самым ужасным в его глазах было, когда человек, как лейбницевская монада, становился глухим и слепым к окружающему миру, когда тщетным оставался его вечный призыв: «Живите выше, шире, глубже».

Примечательно, что свою последнюю в земной жизни литургию отец Александр Шмеман совершил в день всенародного Праздника благодарения. Пастырь, вся жизнь которого была по­строена вокруг Евхаристии, то есть таинства благодарения, зачитал с амвона эту проповедь как свое духовное завещание:

Родился 13 сентября 1921 года в Ревеле.
В 1945 году окончил Парижский Богословский институт, был оставлен при кафедре церковной истории. Женился на Ульяне Осоргиной, родившей ему троих детей.
В 1946 году был рукоположен в священники.
В 1951 году принял приглашение Свято-Владимирской семинарии и поселился с семьей в Нью-Йорке.
В 1959 году защитил в Париже докторскую диссертацию по литургическому богословию.
С 1962 года – декан Свято-Владимирской семинарии.
Скончался 13 декабря 1983 года, в день прпеподобного Германа Аляскинского.