Решить пастырские задачи

Председателя издательского совета Санкт-Петербургской епархии игумена Силуана (Туманова) знают не только как священника, сотрудника епархии, церковного композитора, специалиста по изготовлению ладана, но и как автора многих книг, в том числе и художественных. Но сам отец Силуан себя писателем не считает: книга для него — часть миссии и продолжение проповеди.
Журнал: № 10 (октябрь) 2021Автор: Татьяна Кириллина Опубликовано: 12 октября 2021

Язык русской молитвы

Отец Силуан, расскажите о ваших недавно вышедших книгах.
— Мои книги делятся, по крайней мере, на две «полки»: первая — богослужебные переводы, к которым я отношусь довольно трепетно. А вторая — это тексты, которые можно назвать художественными: не так давно вышла книга коротких рассказов «Третья книга», а еще позже — детектив «Вера», к которому я сейчас пишу продолжение. Оно будет совсем не похоже на первую часть, но действующие лица те же.

— Начнем с богослужебных переводов.
— Всё, что я делаю, я рассматриваю исключительно как священническую, пастырскую работу. Это не приносит мне какого-то дохода — в лучшем случае я «ухожу в ноль»: мне удается вернуть мои средства и средства благотворителей, затраченные на издание книг, то есть я возвращаю людям их деньги. И это не тщеславие, потому что для тщеславия надо было бы выбирать менее ругаемую в церковной жизни сферу деятельности, чем переводы на русский язык церковнославянских и греческих текстов. У нас же это считается признаком «модернизма», «экуменизма», «апостасии» и прочего «обновленчества».


— Да, такое отношение в нашей Церкви весьма распространено…
— И идет исключительно от невежества. По поводу «обновленчества» вообще смешно: обновленцы отказались от русского языка на двух своих соборах аж в 1923 году. Когда начинаешь знакомиться с документами самих обновленцев, понимаешь, что до русского языка им практически никакого дела не было. У них в приоритетах были деньги, власть, сферы влияния, передел собственности и так далее. Свои тексты я предлагаю для теоретического использования: понятно, что никто в обозримом будущем не будет их читать в храме за богослужением.

— Какой вы видите целевую аудиторию?

— В первую очередь, мои книги могут быть полезны любому человеку для индивидуального изучения. В одной из них, «Кратком православном молитвослове», я предлагаю молитвенное правило для людей, у которых очень мало свободного времени, уникальные чины вечерни, утрени и Литургии, которые не совпадают с теми, что мы привыкли слышать в храмах. Зачем? Чтобы можно было почувствовать дух этих богослужений. Для более конкретного изучения этих чинов я перевел их и издал в самой последней по времени книге — «Служебнике», куда входят и традиционные Литургии святителей Иоанна Златоуста, Василия Великого и преждеосвященных Даров. Кроме того, туда включены две мои авторские реконструкции: самая первая из известных нам восточных Литургий — Литургия, собранная мною из молитв, которые мы находим в сочинениях священноисповедника Серапиона Тмуитского, а вторая, опять же собранная на основании текстов, но — сохранившихся в сочинениях священномученика Иринея Лионского. Таким образом, мы имеем (условно) первую восточную и первую западную Литургии и можем на их основании проследить весь путь развития богослужебной традиции. Это очень интересно и полезно прочитать хотя бы для общего развития. А второе применение — конечно же, для изучения в воскресных школах.

Сейчас детей пичкают обломками церковнославянского, и это отчасти правильно: к языку надо приучать с детства. Но к русскому языку тоже надо приучать с детства! Только ленивый не отмечает, что нынешние дети уже не понимают Пушкина. Доходит до анекдота: «Гей, добрый человек!» — страшно подумать, как это понимают дети, а ведь это невинная фраза из «Капитанской дочки». Мы должны признать: русский язык у нас дети не чувствуют, особенно если это касается архаизмов, сложных словосочетаний. Детям необходимо получать навыки не только церковнославянского, но и церковнорусского языка — хотя бы для того, чтобы понимать проповеди. Можно как угодно относиться к русскому языку — считать, что для богослужения он неприемлем, что на нем невозможно выразить высокие богословские мысли, — но проповеди-то священнослужители произносят по-русски, никто не пользуется для этого церковнославянским языком.

— Полагаю, ни один рядовой священник и не в состоянии произнести проповедь на церковнославянском…
— Да, на это способны только несколько профессоров, которые и сами собой вряд ли будут поняты. Поэтому изучение языка русской молитвы необходимо. С этой целью я перевожу целый корпус богослужебных книг. Что значит «перевожу»? Я не настолько блестяще знаком с ивритом и греческим языком, чтобы считать себя экспертом в вопросах перевода. Но греческий я изучал, английский изучал, при необходимости могу найти переводы, сделанные коллегами-греками, в которых тонкости, нюансы текста могут быть дополнительно объяснены. Это позволяет мне сверять все чины, которые я использовал — псалмы, тропари, молитвы, — с греческим текстом, потому что разночтения есть. Они не существенны в том смысле, что это не разные религии; но это разные слова, бывает — и разное понимание одних и тех же слов сегодня и тысячу-полторы тысячи лет назад, когда осуществлялись переводы с греческого на церковнославянский. Цель этой работы — не создание очередного подстрочника, пусть этим занимаются серьезные знатоки языка. Моя задача другая — пересказать смысл, не будучи «рабом лампы», рабом буквы. И на сегодня я не получил ни одного жестко отрицательного отзыва о своей работе от тех, кто его использует в учебных и личных целях.



Два мира — две Псалтири

— Но вы перевели еще и Псалтирь. Неужели это возможно без хорошего знания библейского иврита?
— Библейского иврита я не знаю совсем, максимум, что могу — прочитать написанный текст, да и то не любой. Но я работаю в этом направлении.

— Как же шла работа над текстами псалмов?
— У Псалтири, надо об этом помнить, два оригинала: это масоретский текст и греческий. Почему мы греческий текст, который, несомненно, является переводом, называем оригиналом? Потому что он сделан евреями для евреев. Это текст, в котором все ключевые понятия переосмыслены с точки зрения иудеев III века до Р. Х. Это не какой-то посторонний для иудеев текст, поэтому он очень важен для изучения Священного Писания. Он отражает состояние текста на тот период. Масоретский текст, без сомнения, является оригиналом, но это оригинал без огласовок. А огласовка очень важна: с ней или без нее одно и то же слово в книге пророка Амоса (3, 5а) переводится или как «слово» («дабар»), или как «чума» («дэбэр»). Согласные-то одни и те же, а перевести можно совершенно по-разному. И в одном варианте Бог идет по пустыне, а впереди Него несется чума, а в другом — впереди шествует «логос», слово. Понятно, почему Септуагинта стала столь желанной для христиан! Но этот «логос» появился в греческом переводе, потому что для знакомых с греческой философией естественна ассоциация Бога с логосом.
Поэтому, говоря о переводе Псалтири, мы должны уточнять, какую именно Псалтирь собираемся переводить. Синодальный и все современные переводы выполнены с масоретского текста, и это прекрасно: он более понятный, в нем больше логики. Хотя и там содержатся некоторые поговорки трехтысячелетней давности, смысл которых нам сейчас понятен мало. Но все богослужебные тексты, всё, что является принадлежностью православного богословия, базируется на Септуагинте. Именно поэтому я и взялся за Септуагинту, хотя в некоторых местах совершенно сознательно выбирал варианты из масоретского текста.

— Например?
— Да возьмем хоть самые первые строчки: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых» (Пс. 1, 1). В греческом тексте: «Счастлив человек, который не ходил на…». А дальше очень интересно: использовано слово, которое можно перевести по-разному. Это и совет, который мы можем дать друг другу, и совещание людей, и, более того, здание, в котором это совещание проходит. И, важно, в греческом тексте прошедшее время, а в еврейском — настоящее. «Счастлив тот, кто не ходит» — мы и по-русски так скажем, потому что если сказать «ходил», возникает неизбежный вопрос: «Что, сейчас уже не ходит?» Поэтому я так и перевел — «счастлив не ходящий». Второй момент: как перевести «совет нечестивых», «путь грешных», на который этот счастливый человек «не встал», и «седалище губителей», на котором он не сидит? В еврейском тексте «губители» — это насмешники, в греческом — просто люди развращенные, язвительные, богохульники. Имеются в виду люди, которые не почитают Бога. Я перевел: «людей опасных», это нечто среднее между греческим и еврейским текстом. Но вопрос в другом: что значит «сидеть на седалище людей опасных»? Это значит сидеть в их собрании. Мы получаем в первой строке «собрание», и в третьей тоже.

— То есть это хиазм, речевое украшение?

— Да, и я оставил один раз «собрание», следуя замечательному переводу с еврейского языка Владимира Шолоха. И получается последовательность действий: сначала я («счастливый человек») не слушаю, что говорят нечестивые, не поддаюсь их соблазнам и не действую по их совету, потом не становлюсь на их путь, и этот путь не приводит меня к их собранию. Это, несомненно, не точный перевод, а толкование. И это одно из немногих мест, где я себе такое позволил. Практически девяносто девять процентов текста оставлено в традиционном понимании. Но в этой библейской книге есть много мест, которые нуждаются не просто в переводе-пересказе, а в сознательном употреблении архаизмов. Например, греческий глагол, означающий «исповедоваться», для большинства наших современников связан с Таинством Исповеди. Но исповедовать веру — это не значит «сходить на исповедь». Не многие люди сразу переключатся на это значение, а надо, потому что «исповедовать» — это совершенно уникальный глагол. Некоторые переводчики его переводят как «прославлять Бога». Но «исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его» (Пс. 117, 1) по смыслу гораздо сложнее, этот глагол насыщен гораздо большими смыслами. Это не просто «прославлять, восхвалять»: во‑первых, это признавать Бога, во‑вторых, публично признаваться в этом, в‑третьих — быть приверженцем Бога, Которого прославляешь. Это очень емкий, многоóбразный глагол, и я его так и оставил, предвидя, что возможно недопонимание: как можно «исповедовать Бога», Бог разве грешен, чтобы нам «исповедовать» Его?

— Не думаю, что будут вопросы, ведь все знают слово «вероисповедание».
— Конечно, но, знаете, всякое бывает. Хотя точно так же можно исповедовать Богородицу Девой — «Тя исповедуем», как мы поем в ирмосах Богородице. В целом перевод получился довольно интересным. Никто до меня такую задачу перед собой не ставил: сделать, во‑первых, максимально ясный перевод, а во‑вторых — сделать его по возможности близким к славянской ритмике, к славянскому звучанию. Именно это я считаю основным плюсом своей работы. Люди используют мою книгу в домашнем молитвенном правиле. В последнее время всё чаще получаю от священников свидетельства: они не чувствуют никакого когнитивного диссонанса, они читают Псалтирь, а не какие-то мои размышления на этот счет, и для меня это — самая высшая похвала.



А мы всё ставим каверзный ответ…

— Отец Силуан, недавно вышел ваш детектив «Вера». Почему вы обратились к этому жанру?
— Понятно, что я не мастер детективного жанра и не следователь. Моя задача и здесь вполне пастырская: показать, с чем сталкивается современный человек, попадающий в мир православия, какие у него возникают вопросы, и дать на эти вопросы ответы. Я беру демонстративно абстрактный монастырь, причем женский. С жизнью женских монастырей я знаком: в период служения в Мордовии три из них довольно регулярно посещал.

— А насельники монастырей не обидятся?
— Мой первый детектив был положительно принят многими монашествующими, в том числе и монахинями. Никто не обиделся, наоборот, выражали благодарность, что я обрисовал монастырь не только в розовых красках, но при этом — и не черными, как в современных «разоблачительных» произведениях. К сожалению, многие наши современники «обожглись» о Церковь. Сейчас я пишу вторую часть, «Надежда», и там неприятие церковного быта еще больше подчеркивается. Я не боюсь поднимать эти темы, потому что у меня есть ответы на многие вопросы.

— И не боитесь, что это не те ответы, которых ждут люди?..
— Нет, потому что самый главный ответ — в том, что ответа нет. И об этом надо сказать, чтобы люди понимали, что они должны творить свою жизнь сами, и она будет такой, какой они её сотворят: благодатной или безблагодатной, осмысленной или бессмысленной, можно искать ответы или в молчании склониться перед невозможностью ответить, и это тоже будет ответ. Я стараюсь показать, что вера не убирает смысл из жизни человека, а наоборот, может его добавить тому, кто в нем нуждается. Надеюсь, что эта и последующие мои книги дадут людям возможность задуматься над многими проблемами, вопросами, тем более что я избегаю «сусального золота» и говорю прямо. Христос нам в Евангелии именно таким и является: без всякой «пудры», облаков, возвышенных словес, простым и близким, и я считаю, что и вера наша, и Церковь для соотечественников такой же и должна быть. И мои книги такому восприятию Церкви, надеюсь, и служат.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "ЧТО ЧИТАТЬ, СЛУШАТЬ, СМОТРЕТЬ"