Путь к Свету
Что хотел сказать художник
Пётр Татарников признается, что в молодости тема веры его не интересовала, картины на библейские сюжеты казались скучными:
— Сейчас у меня совершенно другое восприятие. Вырулил на эту дорогу, и назад не хочется: и в жизни, и в творчестве над темой пути к Богу можно думать всю жизнь. В детстве плавали по Волхову, в Новгороде можно было зайти в церковь Феодора Стратилата, это запомнилось. А однажды в молодости я проходил мимо «Спаса-на-Крови», он ведь много десятилетий стоял в лесах. Леса были возведены в разное время, были разного оттенка и фактуры. А одна маковка была без лесов. Мне этот сюжет понравился, я написал такую работу. Выставком эту картину не хотел пускать на выставку — что, дескать, хотел сказать художник? А я ничего особенного сказать не хотел, мне просто понравилось, как это выглядит. Но получилось, что эта маковка как будто пробивается сквозь леса, можно было определенный смысл из этого вынести. Вообще, конечно, вопрос, что хотел сказать художник, очень смешной, потому что художник мыслит визуальными образами, а не словесными. Одно время у меня была любимая тема — аквариумы, я много их писал. Однажды ко мне в мастерскую пришли немцы, а у меня — сплошные картины с аквариумами по стенам. Спрашивают, что я хотел этим сказать, я промычал что-то невнятное. «Мы тогда тебе расскажем, о чем это, — говорят. — Это Советский Союз, и все вы сидите в аквариуме». Я, конечно, покивал, но очень удивился: вот уж точно ничего похожего в мыслях не было. А картину с собором всё же пропустили на выставку — как мне потом рассказали, они перепутали меня со старшим братом Олегом: он был уже известным художником, а я-то тогда совсем молодой был.
Непосредственно к теме веры я обратился много лет спустя, когда уже прочитал книги праведного Иоанна Кронштадтского, протоиерея Александра Меня, митрополита Антония Сурожского… Много лет подряд художница Марина Азизян делала рождественские выставки в Музее Анны Ахматовой и всегда приглашала меня участвовать. Были темы «Рождественская ель», «Волхвы», «Рождественская звезда».
Пётр Татарников
родился в 1953 году в Ленинграде. В 1965–1972 годах учился в средней художественной школе имени Бориса Иогансона, в 1972–1978 — в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина Академии художеств СССР, в 1978–1981 — в творческой мастерской Андрея Мыльникова. С 1980 года — участник выставок, с 1982 — член Союза художников РФ, с 1996 — член Санкт-Петербургской академии современного искусства. Живописец, график, автор монументальных произведений. В 1982–1989 годах преподавал на факультете архитектуры Института живописи, скульптуры и архитектуры. Автор монументальных росписей общественных зданий Санкт-Петербурга, Саяногорска, Красноярска. С 2009-го по настоящее время преподает рисунок и живопись на кафедре мастерства художника кино и телевидения факультета искусств Санкт-Петербургского государственного университета. Работы находятся в музейных собраниях Санкт-Петербурга и Ленобласти (Русский музей, Музей истории Санкт-Петербурга, Музей Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, Музей искусства Санкт-Петербурга XX–XXI веков и другие), России (Астраханская государственная картинная галерея имени П.М. Догадина, Государственный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Музей изобразительных искусств Республики Карелия (Петрозаводск) и другие), Дании (Муниципальный музей Скагена), а также в частных коллекциях России, Дании, Швеции, Германии, Норвегии, Финляндии, США, Италии, Великобритании. С 18 мая по 18 июня в Музее искусства Петербурга XX — XXI веков (МИСПе) проходила выставка художественной династии Татарниковых, точнее — три выставки: «На своём берегу» Георгия Татарникова (1914–1971), «По волнам памяти» Олега Татарникова (1937–2022) и «Иносказание» Петра Татарникова. Последняя представляет собою серию графических листов — иллюстраций к «Второзаконию».
«Сии суть слова, которые говорил Моисей всем Израильтянам...»
В книге «Второзаконие» Моисей, зная, что ему не суждено войти в землю обетованную, обращается к народу израильскому, рассказывает о долгом пути из Египта — ведь за это время вымерло целое поколение — и оставляет предписания как нравственного, так и бытового характера. Поразительно буквально сбывшееся пророчество: «…скоро потеряете землю, для наследования которой вы переходите за Иордан; не пробудете много времени на ней, но погибнете, и рассеет вас Господь по всем народам, и останетесь в малом числе между народами, к которым отведет вас Господь» (Втор. 4, 26–27). Но пока избранному народу только предстоит вступить на ту землю, путь к которой был так долог: «С тех пор, как мы пошли в Кэдес-Варни и как прошли долину Заред, минуло тридцать восемь лет, и у нас перевелся из среды стана весь род ходящих на войну, как клялся им Господь Бог...» (Втор. 2, 14).
— Издательство «Вита Нова» предложило мне несколько сюжетов на выбор, — рассказывает художник. — Я выбрал «Второзаконие», хотя мое знакомство с Ветхим Заветом было, мягко говоря, поверхностным. Текст Евангелия я знал хорошо, а вот в Ветхом Завете… буксовал. Но почему-то выбрал именно это. Конечно, прочитал внимательно, испугался многообразия тем и сюжетов. Сначала рисунки были более конкретные, я пытался следовать за сюжетом. Но до меня художник Александр Лыткин сделал другую книгу из этой серии — «Исход». Он как раз изобразил всё буквально, и повторяться не было особого смысла. К тому же прямая иллюстративность — не мой путь. Стал искать свое. Меня привлекло то, что основная тема в книге — тема пути. Они идут, руководимые облаком. По договору я должен был сделать работу за год, но в итоге прошло почти три. Это не значит, что все три года я непрерывно рисовал: я искал, бросал, снова начинал. Думал, что издательство договор расторгнет, но они ждали. Темы пути и одиночества мне достаточно близки. Они же не случайно меня выбрали — наверное, видели что-то. Издательство предоставило полную свободу, за что я им благодарен.
Когда берешь в руки книгу, графические листы в тексте как будто бросают тебя из благополучного мирка в безжизненную пустыню, оставляя один на один с Богом и природой. На выставке ощущение немного иное: ты словно идешь в людском потоке, ведомый облаком. От всего огромного текста — лишь некоторые ключевые цитаты.
— Пётр Татарников принадлежит к известной творческой династии, поэтому «плохо» не может быть по определению, — делится впечатлениями после посещения выставки настоятель храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Шпалерной улице протоиерей Вячеслав Харинов. — С точки зрения техники образы практически безупречны, изысканны. Они могут показаться монотонными, бессодержательными человеку, воспитанному на «быстром», броском искусстве, но для человека с художественным образованием это, несомненно, выдающаяся работа.
Пейзажи, на фоне которых разворачивается действие, едва намечены, но они отсылают к огромности Вселенной. На первом же развороте — огромная толпа, похожая на стадо, и впереди Моисей, как пастух. «Господь, Бог наш, говорил нам в Хориве и сказал: „Полно вам жить на горе сей! Обратитесь, отправьтесь в путь…“» (Втор. 1, 6–7).
«Отбросив многообразие сюжетов, я определил для себя главную тему: народ, ведомый в Землю обетованную, обещанную ему Богом, и Моисей-проповедник, ведущий людей к этой цели. Отсюда — горизонтальность композиций, отсюда — зыбкость изображения. Движение и днем и ночью в облаке Господнем. Одиночество и вера Моисея. Вот мотивы, которые для меня были определяющими», — пишет Пётр Татарников в пояснительном тексте к выставке.
Фигуры бестелесны, призрачны, кажутся тростинками, колеблемыми ветром. Толпа напоминает то рой, то муравейник. Некоторые листы вызывают ассоциации с космосом, Вселенной. Человек выглядит беззащитным, беспомощным. «Когда введет тебя Господь, Бог твой, в землю, в которую ты идешь, чтобы овладеть ею…» (Втор. 7, 1) — люди движутся, преодолевая сопротивление ветра, через пыльную бурю.
— Интересно решена тема света, шехины — славы Божией, таинственного облака, которое ведет израильтян в землю обетованную, помогая странствовать по Аравийской пустыне, — продолжает протоиерей Вячеслав Харинов. — Мистика этого образа, его необъяснимость, непонятность и привлекает в качестве художественного решения монохромность, градации черного, серого и белого.
«И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей...»
Основная цветовая гамма — черно-бело-серая, тона плавно перетекают один в другой. Иногда врывается красный — это Бог, Который является «ночью в огне», чтобы указывать путникам дорогу. Частый мотив — вертикальный луч с неба. В одном из лучей стоит Моисей.
— На презентации одна из зрительниц спросила, постился ли я, молился. Ну, прямо так, конечно, нет, но какое-то отрешение от повседневной суеты, размышления о смысле жизни, конечно, были. Спрашивали еще, как я отношусь к личности Моисея. Ну, жил человек, и вдруг он узнал, что у него великая миссия. Был голос из куста — и пришлось идти неизвестно куда. Конечно, Моисей из тех, кого называют «Божий человек». Мне кажется, что работа над этой темой не закончена, хочу сделать масляную серию, — делится Пётр Татарников.
Мы не увидим здесь портретного изображения Моисея, но среди силуэтов безошибочно выделяем его. Обычно это одинокая фигура, стоящая спиной к зрителю. Вот молящийся Моисей с воздетыми к небу руками, вот темная согбенная фигура: «…как же мне одному носить тягости ваши, бремена ваши и распри ваши?» (Втор. 1, 12). Моисей скорбит, поскольку при всей реальности богоприсутствия иудеи не всегда доверяли Богу: «Но и при этом вы не верили Господу, Богу вашему, Который шел перед вами путем — искать вам места, где остановиться вам, ночью в огне, чтобы указывать вам дорогу, по которой идти, а днем в облаке» (Втор. 1, 32–33).
Как известно, Моисей привел израильтян в землю обетованную, но сам видел её только издали:
«И сказал ему Господь; вот земля, о которой Я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря; „семени твоему дам её“; Я дал тебе увидеть её глазами твоими, но в неё ты не войдешь» (Втор. 34, 4).
Последние листы серии изображают землю как она есть: вот она растрескалась от солнца, вот горы, вот море… А вот фигура Моисея, который уходит от нас и как бы истаивает: «И умер там Моисей, раб Господень, в земле Моавитской, по слову Господню; и погребен на долине в земле Моавитской против Беф-Фегора, и никто не знает места погребения его даже до сего дня. Моисею было сто двадцать лет, когда он умер; но зрение его не притупилось, и крепость в нем не истощилась» (Втор. 34, 5–7).
— Работы не только очень стильные, эстетичные, но и подталкивают к богомыслию, — говорит отец Вячеслав. — Иллюстрации к Священному Писанию совершенно не обязательно должны идти вслед за содержанием. Предвидя упреки в недостаточной реалистичности, могу сказать, что трудно представить более фантастические иллюстрации, чем классические гравюры Гюстава Доре, когда ветхозаветные персонажи одеты по современной художнику моде. Как можно «реалистично» изобразить славу Божию, шествующую перед избранным народом? Что это — электромагнитное излучение? Мы подходим к сложнейшим вопросам, вопросам нетварного света, которые не получили должного осмысления и посейчас. Лицо Моисея просияло (Исх. 34, 30) — почему, какова природа этого света? Одежды Христа на Фаворе «стали белы, как свет» (Мф. 17, 2) — как это можно объяснить законами физики? Кто-то направил на Него прожектор? Поэтому говорить о каком бы то ни было «реализме» невозможно: событие выходит за рамки привычной нам реальности, поэтому художником интерпретируется в таких полуразмытых, только угадываемых образах. Даже классическая икона, где вроде изображены люди, растения, дома, — это образ, а не реалистичное изображение, здесь нет задачи показать, «как в жизни», «как было», это преображение в Царствии Божием. Мы всегда видим что-то свое и изображаем не так, как это выглядит, на то мы и люди.
