Помнить о своей традиции, изучая чужие

Свой образ пения

— Вы обучались пению у монахинь Введенского монастыря в Белграде, где сохранился уникальный стиль, который идет от карловацкого пения и традиции русских песнопений. Расскажите о вашем обучении. Кто был вашим учителем?

— В прямом смысле в монастыре нет школы, где обучали бы пению. Мое обучение проходило на практике: я слушала, как поют монахини, находилась вместе с ними на клиросе, подпевала и впитывала эту традицию.

— Как вы попали в монастырь, кто вас туда привел?

— Родители, в 1979 году. Отец был другом ныне покойного митрополита Черногорского и Приморского Амфилохия, и он привел всю семью в этот монастырь — раньше мы ходили в другой храм.

— Какие остались воспоминания о жизни в монастыре?

— Мне сложно говорить о воспоминаниях: я до сих пор вместе с ансамблем «Мелоди» пою в этом монастыре, и для меня эта жизнь продолжается вот уже сорок три года. Если говорить о ранних впечатлениях, то это было общение с монахинями, которые находились уже в преклонном возрасте, около девяноста лет, они были свидетелями того, как этот монастырь был основан. Их переселили из других обителей, где были русские монахини. Именно они стояли у истоков возрождения женского монашества в Сербии. Первая настоятельница монастыря, игумения Ангелина (Грачёва), была русская.

— Вы помните ­какие-­нибудь слова монахинь — русских эмигранток первой волны, не касающиеся непосредственно музыки и пения?

— Сложно выделить ­какую-то одну фразу или предложение. Было много важных слов, которые характеризовали этот десятилетний период. На меня, ребенка, очень сильное впечатление произвели сами эти монахини, их дух, их энергия, а не только пение. Что касается пения, в их пении смешивалась сербская традиция, для которой характерно двухголосие, и русское трехголосное пение. Поэтому монастырь имеет свой образ пения — чтобы иметь представление, лучше туда приехать. Игумения монастыря, мать Агния, умела играть на скрипке, у нее был прекрасный голос. Она была очень светлым человеком и оказала большое влияние на меня.

— Как был основан хор «Мелоди», когда состоялся первый концерт?

— Ансамбль был создан по благословению матери Агнии тридцать два года назад. Первое выступление произошло в одном из храмов города Нови-­Сад, севернее Белграда, который называют «сербскими Афинами». Точно не помню весь репертуар, который звучал на этом концерте, но помню, что мы исполняли песнопение композитора Светолика Пашчана, посвященное святителю Савве Сербскому, для мужского хора. Среди слушателей было много пожилых людей — в то время в храмы ходило мало молодежи. И один из слушателей под впечатлением от этого песнопения сказал, что если бы сам композитор мог нас слышать, то упал бы в обморок от восхищения (смеется).

— Вы создаете необычные трактовки песнопений, часто они отличаются от того, что написано в нотах, и ритмически, и мелодически. Вы руководствуетесь ­какими-то записанными нотами?

— Никаких нот нет, это устная традиция, которую я восприняла из монастыря Введения, от игумении Агнии и сестер.

Дивна Любоевич

родилась в Белграде 7 апреля 1970 года в православной семье. С десяти лет изучала церковное пение в белградском монастыре Введения Пресвятой Богородицы, затем окончила музыкальную школу «Мокраньяц» в Белграде и Музыкальную академию в Нови-­Саде. В 1991 году при монастыре Введения Пресвятой Богородицы создала церковный хор «Мелоди», названный так по предложению певца и филолога Ненада Ристовича в честь святого Романа Сладкопевца (лат. Roman Melod). Репертуар хора «Мелоди» составляют православные песнопения: от ранних образцов византийского, сербского, болгарского и русского распевов до произведений современных авторов. Хор участвует в богослужениях, дает светские концерты, выступает на многих международных фестивалях. Введенский монастырь был основан перед Второй мировой вой­ной как подворье монастыря Кувеждина. В 1923 году Кувеждинский монастырь стал одной из первых обителей, где было восстановлено женское монашество в Сербии. В 1920‑е вместе с потоком русских беженцев в Сербию прибыли многочисленные монахи и монахини. Среди них были сестры знаменитого русского Леснинского монастыря, известного своим пением. В монастырь Кувеждина стали приходить и многие молодые сербки. Кувеждинский монастырь сильно пострадал во время Второй мировой вой­ны, сестры попали в фашистский концлагерь. После освобождения монахиням разрешили вернуться в Сербию, и они нашли убежище в монастыре Введения в Белграде.

Клирос и концертный зал

— Часто певчие исполняют одни и те же произведения и на клиросе, и на концертной площадке. Есть ли ­какая-то разница в исполнении перед теми, кто молится, и теми, кто, может быть, впервые услышал такую музыку?

— Песнопения, которые звучат за богослужением, не только могут, но и должны исполняться на сцене. Нужно серьезно подходить к подготовке программы и выбору песнопений, поскольку здесь наша задача — миссионерская: в концертный зал часто приходят послушать духовную музыку люди, которые не ходят в церковь. Когда поешь за богослужением, пение связано с тем, что происходит в храме, необходимо находиться в ритме богослужения. Мы, исполнители, здесь зависимые. На концерте исполнители имеют бóльшую свободу, но она, конечно, не безгранична.

— Когда слушаешь ваши записи, полное ощущение присутствия за богослужением…

— Нет, все записи студийные или концертные, сделать запись во время богослужения технически довольно сложно. У нас есть планы записать полностью и Литургию, и Литургию Преждеосвященных Даров именно в формате богослужения.


— Как вы составляете репертуар ваших альбомов и концертных программ — исходите больше от текста или от ­какого-то определенного напева?

— Наверное, разочарую вас (смеется). Я не подхожу к составлению программ как музыковед, ничего специально не анализирую. Как идет, так и идет. В­се-таки мы уже много лет вместе, и всё у нас ­как-то само складывается, и складывается удачно. Если бы был ­какой-то конкретный заказ — сделать тематический диск или концерт, тогда можно было бы сесть и подумать, каким образом составить эту программу. Но поскольку мы сами составляем концерты и диски, такой необходимости нет. Текст песнопения, конечно, очень важен. Сначала выбираю тексты, а уже потом думаю, каким образом их исполнить. Очень люблю традиционное сербское, карловацкое пение, но люблю и другие стили пения. Главный критерий выбора — уместно песнопение за богослужением или нет. Важен не музыкальный текст сам по себе, а чтобы это не было театральным, чтобы слово было впереди, чтобы музыка не перетягивала на себя внимание.

Сербское и русское

— Сейчас часто предлагают освоить византийские распевы, но у нас ведь есть своя традиция богослужебного пения. Что посоветуете желающим изучать византийское пение?

— В первую очередь нужно освоить свою традицию, и когда она в вас вой­дет, вы будете стоять крепко на ногах, тогда «мягкими шагами» можно идти в сторону изучения другой традиции. Но постоянно надо держать в голове соотношение этой другой традиции и своей родной. Безусловно, и сербская, и русская культуры восприняли церковное пение от византийской культуры, так что эта культура нам родственна. Важно, чтобы человек пел природным, естественным своим голосом и не копировал буквально чужое звучание. Сомневаюсь, что князь Владимир захотел бы принять христианство в Византии, если бы услышал в храмах Константинополя неестественное пение.

— Что представляет собою карловацкий распев, каковы исполнительские особенности? Как передается эта традиция?

— Веками традиция передавалась через устное предание, в XIX веке множество песнопений было записано известным музыкантом Корнелием Станковичем (1831–1865), эти записи до сих пор издаются. Для карловацкого пения характерно наличие краткого напева и продолжительного. Каждый жанр имеет свою окраску — стихиры, тропари, блаженства. Есть и дипломы, и диссертации на эту тему, их можно почитать.

— Сербская Церковь автокефальная. Как вы ощущаете её связь с Русской Православной Церковью?

— Связь с Россией важна для сербской культуры и истории, и она имеет глубокие корни. Бабушка царя Иоанна Грозного была сербских кровей, и известно, что царь читал житие святого Саввы.

Талант, а не методичка

— Занимаетесь ли вы педагогической деятельностью, работаете ли с детьми? Есть ли ­какие-­нибудь методические руководства?

— Да, в школе в Белграде я занимаюсь с разными возрастными группами. Если у человека есть талант работать с детьми, тогда обучение происходит естественным образом при взаимодействии с учителем. Если вдруг этого таланта не хватает, человек не может идти от внутреннего посыла, помогут методические указания.

— Иногда дети не очень любят уроки хорового пения, прогуливают их. Как можно убедить детей, что эти занятия нужны им?

— Если ребенку неинтересно, убедить его невозможно. Увлечь детей должен педагог. Детям обычно нравится петь то, что они знают, и они не очень любят учить ­что-то новое, трудиться. Я та самая несчастливая мать, которая не смогла убедить своего сына, что нужно заниматься. Петь он умеет, но, к сожалению, ему не попался талантливый педагог, который привил бы любовь к пению, а у мамы учиться он не очень хотел.

— Вы приехали в Санкт-­Петербург и вообще в Россию после большого перерыва. Волнуетесь ли?

— Я не волнуюсь, мне очень приятно предстать перед петербургской публикой, это прекрасная публика, которой всегда нравится то, что мы приготовили.

— С каким чувством вы увидели Петербург? Он изменился, по-вашему?

— Город сам никак не изменился, слава Богу. Изменилась одежда — очевидно, это новые тренды молодежной моды (смеется).

— Что вы получаете от зала? Какие ощущения именно в нашем городе?

— Мне нравится петербургская публика, она очень умная, имеет хороший вкус. Часто говорят, что петербуржцы сдержанные и строгие. Я бы так не сказала, наоборот — они очень эмоционально всё воспринимают.