Оправдание закона

До канонов

Принято противопоставлять ветхозаветный закон и благодать Нового Завета, жизнь Новой Твари, которая не может уместиться ни в какие законодательные границы. Эта антитеза восходит к самим апостолам. Однако первые христианские богословы вовсе не противопоставляли законодательную систему ее отсутствию. Они противопоставляли различные представления о сотериологии (учении о спасении): спасение через закон и спасение по благодати. Сама же по себе необходимость законов, правил, дисциплины никогда Церковью не отвергалась.

Господь и Его первые ученики соблюдали ветхозаветные установления. Споры между Христом и книжниками, описанные в Евангелии, вполне укладываются в идеологическую разноголосицу, существовавшую в Израиле в те времена. Например, Христос так оправдывает нарушение субботнего покоя: «Не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить?» (Лк. 13, 15). К такой же аргументации прибегали сторонники равви Шаммая в полемике с «радикалами» из партии Гиллеля (Шаммай и Гиллель — наиболее значительные из иудейских законоучителей времен Иисуса): в исключительных случаях труд в субботу оправдан, поскольку и для субботнего приношения необходимо возлагать руку на жертвенных животных. В иудейской среде дебатировались конкретные пищевые запреты, допустимость клятв, причины развода — всё то, о чем Господь спорил с иудеями. В чем же было новшество этих споров? В том, что вместо Иерусалимского Храма центром ритуала, центром всей религиозной жизни становился Храм Небесный, то есть Сам Господь.

Однако и «второстепенные» подробности жизни общины времен Нового Завет также трансформировались. Яркий пример: ученики Иоанна и фарисеи упрекают Христа за то, что Его ученики (в отличие от них) не соблюдают постов (Мф. 9, 15). На первый взгляд, Он отвечает им в духе литургико-дисциплинарного нигилизма: «Могут ли печалиться сыны чертога брачного, пока с ними жених? Но придут дни, когда отнимется у них жених, и тогда будут поститься» (Мф. 9, 15). Однако далее в тексте следует намек (который в древности был не намеком, а четким литургическим указанием) на символику праздника Нового вина («Не вливают также вина молодого в мехи ветхие» (Мф. 9, 17)), который иудеи праздновали примерно в конце июля — начале августа. До сих пор в еврейском календаре есть праздник Ту-бе Ав, праздник виноградного урожая, в который отменяются скорбные молитвы, прекращается пост, девушки стремятся выбрать жениха. Вслед за праздником начинается подготовка к «грозным дням» месяца Элул, времени покаяния и поста, предшествующему иудейскому Новому году (Рош Ха-Шана). Получается, Иисус не отвергает иудейских установлений о посте, однако Своими поступками и словами, самой Своей жизнью на земле задает новые литургические координаты прежнего календаря.

Личность Христа «устроена» так, что может вмещать в себя всех, кто только захочет быть Ее частью. Церковь — Тело Христово в самом буквальном смысле, Она — тот же реальный субъект, что и Господь, она тождественна Ему. Поэтому дисциплина в христианской общине строится на том факте, что Мессия уже пришел, что на Его крови и плоти, на Его имени стоит Церковь, что Он присутствует в членах общины. И, следовательно, само бытие христианской общины видоизменяет практические нормы, которые она принимает.

Например, самый древний памятник христиан­ского канонического права — «Дидахи» — создавался в сильной зависимости от так называемой иудейской литературы «двух путей» (т. е. добра и зла). Конечно, считается, что «Дидахи» полемизирует с иудеями, противопоставляя пост в среду и пятницу посту «лицемеров» (то есть иудеев) в понедельник и четверг. Однако создатели «Дидахи» ничего не выдумывают: они просто используют календарь иудейской же Книги Юбилеев и используют в своих целях. Разрыв с иудейской (не религиозной, а дисциплинарной) традицией заключался не в том, что христиане придумывали новые законы, а в том, что субъект исполнения старых законов стал другим. Вместо народа по плоти родился народ духовный. Вместо веры Святой Земли — всемирная религия. Вместо привязанной к Храму иудейской общины — община, которая может «на всяком месте и во всякое время приносить Мне чистую жертву» (Дидахи, 14).

Наследие государственной Церкви

От первых трех веков христианства, кроме «Дидахи», до нас дошло несколько обширных канонических памятников («Дидаскалия апостолов», «Апос­тольское предание», «Каноны святых апостолов»). Есть еще несколько текстов IV–V вв. («Апостольские постановления», «Каноны Ипполита», «Завещания Господа нашего Иисуса Христа»), которые явно восходят к более древней традиции. Все эти тексты утратили актуальность еще в ранневизантийский период и уже давно не работают в качестве реальных нормативных актов. Но и в первые три века они не принимались в качестве регулирующих документов всей Церковью. Из обширного дисциплинарного наследия Доникейской эпохи (то есть ранее I Вселенского собора в Никее в 325 году) только три сочинения — послания Дионисия Великого, Григория Неокесарийского и Петра Александрийского — позже получили канонический статус.

В 313 году в Милане особым эдиктом императоров Константина и Лициния христианство де-фак­то провозглашается государственной религией, а уже в 314 году в Анкире проходит Поместный собор, решения которого позже стали общецерковными канонами (большая их часть касается того, как поступать с оступившимися во время гонений мирянами и клириками). То же случилось с постановлениями Собора 315 года в Кесарии Новой, Вселенского собора в Никее 325 года (в обоих случаях обсуждались нравственные требования к вступающим в клир), Поместного собора в Гангре 340 года. До сих пор в Церкви действуют решения восьми соборов IV века. Подавляющее большинство «правил святых отцов» (канонов, разработанных не Соборами, а отдельными подвижниками), принадлежат святым богословам этого столетия. Каноническое наследие IV века радикально перевешивает то, что было создано в первые три века.



То же самое происходило с остальными сторонами церковной жизни. Был принят единый для всей Церкви Символ веры. Сформирован корпус книг Ветхого и Нового Завета, приведен к единообразию их текст. Были заложены основы монашеской жизни, богослужения.

Появление христианского государства поставило перед Церковью вопрос: как регулировать жизнь в церковной общине, если весь мир формально стал христианским? До Миланского эдикта (313 год) границы Церкви расширялись, однако были ясны: не только потому, что каждая община имела средства контроля за своими членами, но и потому, что Церкви резко противостоял внешний мир. Каждая община хранила апостольское предание просто по факту своего бытия: иной цели, кроме хранения и осуществления этого предания, жизнь в общине не предполагала.
Признание Церкви официальной религией привело к тому, что христианское государство стало мыслиться как одна большая церковная община, в которой грань между гражданским и церковным законом почти стерта.
Признание Церкви официальной религией привело к тому, что христианское государство стало мыслиться как одна большая церковная община, в которой грань между гражданским и церковным законом почти стерта. Потребовалась законодательная иерархия, на вершине которой оказывался Вселенский собор. Появились церковные юристы, которые изучали и толковали церковные законы и следили за их исполнением. Наконец, возникла потребность в том, чтобы само церковное законодательство было одним и тем же на всей территории империи и не противоречило государственным законам. Именно поэтому результатом кодификации (систематизации) церковного права — она началась в IV веке — стало появление «номоканонов», то есть собраний nomoi (законов), гражданских норм, касающихся церковных дел, и kanones, собственно церковных правил. В 883 году, при патриархе Фотии, был составлен «Номоканон XIV титулов [то есть глав]», который завершил эпоху первоначального накопления канонического капитала. В него вошли каноны, которые современные канонисты условно называют «Вселенским кодексом», а также гражданские нормативные акты, касающиеся церковного устройства. На Константинопольском соборе 920 года «Номоканон XIV титулов» был провозглашен общеобязательным для всей Церкви сборником законов. Он лег в основу церковного законодательства Поместных Церквей.

Кризис имперского права

Идея того, что каноническое право — это право гигантской церковной общины, объединенной в границах большого христианского государства, главенствовала и после того, как это государство, то есть Византия, перестало существовать. Отчасти ее канонический строй был перенесен на Московскую Русь («Москва — Третий Рим»), и именно здесь лежит начало многовекового напряжения, которое существует между Константинополем и Москвой (по византийскому законодательству патриарх Константинопольский обладает первенством чести и является высшей апелляционной инстанцией; Русская Церковь и сейчас настаивает на том, что каждая Поместная Церковь абсолютно самостоятельна). Однако в XVIII веке в России управление Церковью было передано в руки государства. Идея «государства-общины» была перевернута с ног на голову, поскольку сама община стала частью государственного механизма. А после падения православной России эта концепция может функционировать лишь в качестве идеала, только в надежде на восстановление Православной империи.

Впрочем, еще до прекращения христианской государственности произошла мягкая деконструкция созданного этой государственностью права. Например, в 1816 году в Российской империи «Кормчая книга» (переработанный и дополненный русскими правовыми текстами «Номоканон XIV титулов») была заменена «Книгой правил», включающей только церковные каноны Фотиева «Номоканона». В Хорватии владыка Никодим (Милаш) в 1895–1899 годах издал сборник «Правила святых апостолов, святых Соборов Вселенских и поместных и святых отцов с толкованиями», переведенный с оригинального греческого текста (использовалась новейшее на тот момент издание — «Афинская синтагма» Г. Раллиса и М. Потлиса), в котором тоже нет гражданского законодательства, но есть дополнительные каноны, которые не входили в «Номоканон» 883 года, но были приняты более поздней церковной традицией.

Итак, с одной стороны, Церковь отреагировала на то, что государства-общины больше нет. С другой, церковное право по-прежнему заточено под тот факт, что гражданское общество состоит из христиан — только разного «качества». Например, описанная в канонах система наказаний имеет какой-то смысл только в христианском обществе. На повестке дня вопрос о возвращении к апостольской норме: децентрализации, деюридизации, ликвидации всего «общеобязательного», то есть возвращение к тому, что каждая община сама регулирует вопросы внутренней дисциплины.

Есть, однако, проблема: христиан первых веков связывала со Христом апостольская традиция, с опорой на которую — и только на нее — вырабатывались дисциплинарные нормы. Мы знаем Христа и Его учеников только через призму Византии, ее церковного права, которое как раз предполагает централизацию, юридизацию и «обязаловку». Что с этой традицией делать — пока непонятно. Но уж точно не «сбрасывать с корабля современности».