Он никогда не делил людей на «овец» и «козлищ»

Наследники

Мы решили поговорить со священнослужителями Русской Церкви 1970‑х годов рождения. Ни один из них не видел живого владыку Антония. Все трое знакомы с ним исключительно через тексты проповедей, напечатанные сестрами Майданович, и через фильмы Валентины Матвеевой. У них, как и у ближнего круга знакомых владыки, — «свой митрополит Антоний», своя мечта и своя легенда о нем. И это — самое интересное.
Собеседники «Воды живой»:
— епископ Луховицкий Евфимий (Моисеев), председатель Синодального Миссионерского отдела РПЦ, наместник Высоко-­Петровского ставропигиального мужского монастыря, выпускник МДА;
— иерей Илия Макаров, председатель Отдела религиозного образования и катехизации и председатель Совета по культуре Санкт-­Петербургской митрополии, выпускник СПбДА;
— протоиерей Александр Рябков, настоятель храма великомученика Димитрия Солунского в Коломягах, выпускник СПбДА.

Мы наслаждались чтением его трудов!

Воспоминания наших героев, несмотря на то что они — из разных столиц, удивительно похожи. 1990‑е годы, «религиозное возрождение» во всех его контрастных проявлениях. Духовный голод, книжные развалы. Горы малопонятного дореволюционного репринта, перемешанного с остатками «Библиотеки атеистической литературы» от «Политиздата». Потоки «книжных» юношей, устремившихся в семинарии. Нет, никогда не были в Англии, и мечтать не могли. Митрополита Антония, кажется, видели по телевизору, но это неточно. Книжечка в мягком переплете, друг дал почитать.

— Я приехал из провинции в 1995 году поступать в Ленинградскую семинарию. Я тогда, как и многие верующие люди, ходил по книжным развалам и скупал всю духовную литературу, какую мог найти, — вспоминает отец Александр Рябков. — В основном мне попадались репринты дореволюционных изданий, эти книги часто были очень сложны для восприятия, много было устаревшего. И тут мне неожиданно попалась маленькая синенькая книжечка в мягком переплете — «Беседы о вере и Церкви» митрополита Антония. И я ухватился за эту книгу, потому что вдруг я увидел современную литературу о православии! И изучил эту книгу от и до, она вся у меня была в карандашных пометках и подчеркиваниях.

— Я познакомился с трудами владыки Антония, будучи студентом семинарии. Это был конец 1990‑х годов, — рассказывает отец Илия Макаров. — Тогда как раз только стали издавать его беседы. И однажды мой друг мне принес книжку митрополита Антония «Встреча». Это книга о том, что у каждого человека в жизни должна состояться Встреча — с Богом, с другим человеком, с самим собой. Мне очень понравилась эта мысль. Мы тогда в семинарии много говорили о том, какой мы видим Церковь, в которой хотим служить. Жизнь бурлила, мы мечтали о том, какими будем мы, какими будут наши храмы, что мы сможем сделать для Церкви, для людей. И в этом юношеском порыве идея Встречи показалась мне объединяющей, очень важной для создания прихода, полноценной приходской семьи. Эта книга мне понравилась настолько, что я захотел узнать как можно больше о митрополите Антонии и о том, что он говорит.

Отец Илия — один из тех семинаристов 1990‑х годов, кто очень хотел поехать в Англию к владыке Антонию, но так и не смог. Тем не менее его можно назвать знакомым с митрополитом Антонием «через одно рукопожатие»:

— Я узнал, что в храме Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище, где я был псаломщиком, одна из прихожанок лично знакома с митрополитом Антонием. И что она делает видеозаписи его бесед и даже создает о нем документальные фильмы. Это была Валентина Ивановна Матвеева. Мы с ней познакомились, я стал её расспрашивать о митрополите Антонии. Я, конечно, сразу захотел с ним встретиться. Но скажу сразу, что эту мечту мне не удалось воплотить в жизнь. Потом оказалось, что и в семинарии у нас есть ребята, которые ездили в Англию и виделись с митрополитом Антонием, и от них я тоже слышал много интересного о нем.

По словам отца Илии, питерским семинаристам 1990‑х владыка Антоний стопроцентно «зашел»:

— Мы наслаждались чтением его трудов! Мы удивлялись нетрафаретности его мыслей. Его необычности. Нас вдохновляло то, как он в туманном Альбионе с нуля создал целую православную епархию. В том мире, где это, казалось бы, было немыслимо, — в англиканской среде. Нас привлекало то, как он нес свое служение в советский период, — он ведь в свое время был одним из самых молодых епископов Русской Церкви…

Для поколения молодых людей, впервые пришедших в храм «своими ногами», митрополит Антоний был предельно понятен. Потому что он в этом плане был таким же.

— Для современного человека опыт митрополита Антония важен тем, что он пришел к вере в сознательном возрасте — причем пережил настоящее обращение, — рассуждает епископ Евфимий. — Он ведь не получил никакого церковного воспитания в детстве, никакая верующая бабушка не водила его за ручку в храм. Его дядя, композитор Скрябин, вообще исповедовал довольно специфические «декадентские» взгляды. Сам будущий митрополит Антоний в юности был настроен не просто атеистически, а по-настоящему антирели­гиозно. Он рассказывает, что ­как-то раз в буквальном смысле дерзнул «бросить вызов Богу». Но Господь ответил на этот вызов, и в результате — неким парадоксальным образом — этот богоборческий порыв юного Андрея Блума закончился встречей с Богом, которая полностью изменила его жизнь. Эта история сама по себе содержит в себе огромный миссионерский потенциал.

— Через владыку Антония я понял, что всё хорошее, подлинное, что есть в мире, — оно христианское, — говорит отец Александр. — Еще у него в проповедях есть замечательная, очень важная установка: надо жить здесь и сейчас. Лично я не сразу это понял. К этой его мысли я возвращался годами, прежде чем осознал, в чем её смысл. Хотя в Евангелии есть слова «довольно для каждого дня своей заботы» (Мф. 6, 34). Но в полной мере я осознал смысл этих слов только через проповеди владыки Антония. На самом деле это сверхсовременная мысль. Вся современная психология сводится в этому. Это один из главных запросов современных людей, живущих в суете: «как жить прямо сейчас, в моменте?» Как жить в реальности, а не в своей голове, — это острая проблема современного человека. Это предельно злобо­дневно! И для духовной жизни это очень важно. Потому что подлинная, здравая духовная жизнь происходит именно здесь и сейчас. Не в прошлом, которое мы уже не можем изменить, — и не в будущем, которое еще не наступило. Когда ты молишься здесь и сейчас, всё остальное не важно, и тебе не нужны никакие эксперименты, никакие ухищрения и «переодевания». Никакая смена декораций. Потому что настоящая, реальная жизнь — она внутри нас, а не в нашей «оболочке». Современным людям очень недостает понимания этого факта. Их соблазняет «оболочка», «упаковка».

Разрыв шаблона

Нынешнее поколение «Х» среди священнослужителей (те, кому сейчас 45–55) — если и не «сконструированное», то «отформатированное» митрополитом Антонием. Хотя в семинариях их учили совсем по другим программам. Для наших собеседников вопрос здесь, может быть, не в планке, которую нужно взять, и не в личном образце для подражания, — но в определенной «точке отсчета». В «нулевом меридиане».

— Лично на меня в свое время очень глубоко подействовал его рассказ о том, как он готовится к проповеди, — рассказывает епископ Евфимий. — Интересно, что в общепринятом смысле слова он никогда к проповеди не готовился. Не из-за пренебрежения к проповеди и её значению, а из-за осознания того, что если священник по-настоящему молится перед престолом, то в момент чтения Евангелия он всегда получает от Бога некое откровение о том, что нужно сказать именно здесь и сейчас, по отношению к данным конкретным людям, которые стоят в храме. То есть в его понимании подготовка к проповеди — это глубокая и искренняя молитва. Это идет абсолютно вразрез с тем, чему у нас учат в духовных семинариях и академиях, где советуют к проповеди готовиться заранее: выписывать цитаты из святых отцов, заучивать отрывки из Священного Писания. А здесь — просто разрыв шаблона. Ведь, понимаете, чтобы говорить проповедь без подготовки, нужно обладать абсолютной уверенностью в том, что Господь в нужный момент тебе всё положит на сердце. Это такое дерзновение, на которое далеко не каждый священнослужитель способен.

Как признаются наши собеседники, временами слова владыки Антония сбивали с них юношеский максимализм и вселяли тревогу. Потому что ничего «оптимистичного», в смысле обывательских представлений о церковной жизни, он им не предлагал. По словам отца Илии, особенно ошеломляющей для него оказалась «мысль владыки о пастырстве как о крестоношении»:

— Это было очень важно для нас, молодых священников. Он не завлекал нас, не пытался вдохновить: мол, представь, как ты будешь красиво служить, как ты будешь миссионерствовать… как все тебя будут любить. Нет, он настраивал нас на служение не в радостном ключе. Он говорил, что пастырство — это не привилегии, не полномочия, а крест, который священник должен нести. Поэтому, входя в алтарь, мы мечтаем сочетаться со Христом в Его распятии, в Его полной отдаче себя людям. В Его желании нести людские трудности. И только в том случае, если мы на это согласны, мы сможем увидеть Христа в небесной славе и приобщиться к ней.

— Митрополит Антоний вызывал у нас колоссальную симпатию своим образом жизни, — говорит владыка Евфимий. — Он действительно стремился к простоте во всем. Будучи архиереем, он никогда не изображал из себя «князя Церкви». У него не было ни резиденций, ни иподиаконов, ни келейников. Он жил в скромной квартире при церкви, сам подметал церковный двор. Думаю, что на Западе, где он служил, особенно в протестантском окружении, это было особенно важно.

По словам владыки, именно это сформировало неповторимый «миссионерский стиль» митрополита Антония:

— В митрополите Антонии привлекает прежде всего его искренность, отсутствие высокомерия. Он говорит, всегда опираясь на свой личный духовный опыт. Он никогда не использовал тот метод, который ­какое-то время назад получил название «агрессивное миссионерство». Его миссионерский подход, на мой взгляд, очень деликатный и в то же время точный и грамотный. Он никогда не пытался сходу переубедить собеседника, ­каким-то образом принизить ценности, которые для того важны. Он проявлял максимум уважения к человеческой личности — даже к тому человеку, который явным образом заблуждался с христианской точки зрения. Он не спорил, он свидетельствовал. То есть просто делился с собеседником тем, что Господь ему самому открыл.

— Он был очень деликатен, — рассуждает отец Александр Рябков. — Он видел в каждом человеке образ и подобие Божие — не важно, в какую оболочку этот образ сейчас облечен. Он верил, что в каждом можно этот образ Божий раскрыть, что каждого можно очистить. Поэтому он с любовью и состраданием говорил с каждым, даже с коммунистами.

Подобное поведение не было популизмом или следствием ­какого-то нравственного релятивизма владыки, подчеркивает отец Александр:

— У него не было принципа «пусть все цветы растут». Он не принимал заблуждений людей, он никогда не соглашался с ­кем-то из вежливости, — просто он был сострадателен ко всем. Он подходил к людям без радикализма, без резкой критики. Но при этом не считал, что истина относительна. Он четко понимал, что такое православие, что такое каноны и что такое церковная традиция. Он не был мягким, он был твердым. Просто он пытался всегда дойти до сердца человека. А для этого, как он говорил, нужно быть деликатным. Он говорил, что, входя в душу человека, надо разуться. Потому что душа человека — это святая земля. Это очень важное замечание.

Поколение семинаристов — выпускников советских школ признается, что через фигуру владыки Антония оно открыло для себя подлинную русскую аристократию.

— Он был настоящий аристократ, именно поэтому он был всегда прост. Среди нас, постсоветских людей, главными признаками аристократии считались снобизм и недоступность, — вспоминает отец Александр. — А владыка Антоний показывал, что ничего подобного. Что настоящий аристократ — скромен и доступен.

По словам отца Александра, митрополит Антоний был тем, кто показал современным священникам пример демократичности без популизма:

— Он был доступен, но при этом он не мимикрировал под среду. Он был открыт для общения со всеми. Но при этом он не подстраивался под хиппи, под байкеров. Он был самим собой.
Скромный уклад жизни митрополита Антония, подчеркивает отец Александр Рябков, вовсе не был вызовом или провокацией:

— К вопросу о том, что он «своей простотой бросал вызов всем советским архиереям». Это ложный тезис, это чрезмерное обобщение и попытка конфронтации на ровном месте. Это искусственное противопоставление его всем остальным. Это попытка заклеймить всех остальных, прикрываясь словами о евангельской простоте. Это желание найти врага. Реально в советское время в границах Советского Cоюза служили самые разные архиереи. Было много владык, похожих на владыку Антония. Ярчайший пример — владыка Лука (Вой­но-­Ясенецкий). О простоте службы владыки Антония и о его отказе от иподиаконов — здесь была конкретная причина. Когда он начинал свое служение, старая эмиграция уже сходила на нет, многие эмигранты первой волны уже ушли в мир иной. А новая эмиграция была зачастую нецерковной. И иподиаконов было просто не из кого набрать. Но сама служба была у него очень четкой, без всяких исключений или добавлений. Здесь не было никакого модернизма.

По мнению отца Александра, миссионерский стиль митрополита Антония был по существу очень традиционалистским:

— Обратите внимание, владыка Антоний очень часто ссылается на святых отцов. Для миссионера это очень важно. Потому что это означает, что он ничего не выдумывает, что он укоренен в святоотеческом Предании. Ведь популярным проповедникам часто свой­ственно увлекаться и передавать слушателям просто свои личные мысли. Это, может быть, даже мысли правильные, яркие и актуальные, но насколько они созвучны святоотеческой традиции — это большой вопрос. Парадоксально, что у владыки одновременно чувствовалась и эта согласованность со святоотеческой традицией, и удивительная современность.

— В богослужении он был очень традиционен, — говорит отец Александр. — Он не практиковал никаких экспериментов. Он любил то богослужение, которое Русская Церковь сохранила со времен Средневековья и синодального периода. Он никогда не прибегал к шаблонной фразе «так было/так не было в древней Церкви». Таких штампов владыка себе не позволял. Он не идеализировал ­какой-то определенный период в истории Церкви и не придумывал ­какую-то фантастическую «древнюю Церковь», что очень часто сейчас со многими случается. Он совершенно не был против молитвы по молитвослову, он не отвергал молитвенного правила и постов, наоборот, он очень серьезно к этому относился. Он требовал серьезной подготовки к причастию.

Сколько подписчиков он имел бы сегодня?

— Не думаю, что наследие митрополита Антония востребовано только узкой прослойкой интеллигенции, — говорит епископ Евфимий. — Его проповеди написаны очень понятным и простым языком. В собственном смысле слова они даже не написаны — он же вообще практически ничего не писал, а те тексты, что мы имеем, это расшифровка его устной речи. В них нет никакой зауми, никакого академизма. Это проповеди и духовные беседы в стиле «от сердца к сердцу».

Отец Александр Рябков здесь солидарен с владыкой:

— Неверно называть митрополита Антония «миссионером для интеллигенции». Да, конечно, он был очень умный и образованный человек. Он мог ссылаться на труды русских классиков. Но он говорил очень доступно и никогда не использовал ­какого-то своеобразного специального языка. Он никогда не пересыпал свою проповедь ­какими-то сложными терминами, никогда не допускал зауми. Такая ведь тенденция у нас в Церкви присутствует — мы пытаемся прикрыть свою духовную пустоту латинскими терминами, чужими изречениями. А его язык — это язык притч, очень близкий к языку Евангелия.

— Между прочим, митрополит Антоний — гораздо менее пререкаемый автор, чем, например, протоиерей Александр Мень, — отмечает отец Александр. — И его аудитория, даже сегодня, — даже шире, чем у отца Александра. По моим наблюдениям, книги отца Александра Меня до сих пор принципиально не продают в некоторых церковных лавках. А книги митрополита Антония можно встретить практически везде. Они есть в разных домах, у самых разных людей с самыми разными взглядами.

По мнению отца Александра, проповеди владыки Антония «хороши тем, что они подходят людям разных возрастов»:

— Причем в разном возрасте люди могут открывать его для себя заново. Он ценен тем, что он — очень хороший проводник к святым отцам. И я его часто советую почитать тем людям, которые недавно пришли в Церковь, хотят углубляться в православное вероучение и начать читать святых отцов. Я всегда советую им, прежде чем углубляться в это море, начать с митрополита Антония Сурожского.

— Конечно, он был человеком своей эпохи. Большой вопрос, был бы он популярен сегодня в соцсетях. Он явно не гнался ни за популярностью, ни за количественными показателями. Он никогда не занимался своей «раскруткой», хотя и выступал довольно часто и на радио, и в прессе, — отмечает епископ Евфимий.

По мнению владыки, митрополит Антоний принципиально не использовал методы многих современных раскрученных интернет-­миссионеров:

— Он не был склонен полемизировать. Насколько я могу судить, он всегда старался избегать рассуждений на политические темы — в противном случае, очевидно, он не смог бы возглавлять в течение многих лет епархию Русской Православной Церкви в Великобритании.

Отец Александр Рябков также видит определенный диссонанс между стилем митрополита Антония и современными миссионерскими «трендами»:

— Элементы полемики в его проповеди всегда присутствовали. Он был полемичен, но не в плане скандала и брани. Сегодня в православном миссионерстве возобладали совсем другие тенденции. Но надо понимать, что это влияние интернета. Когда служил владыка Антоний, у нас не было блогосферы. И он говорил в основном не на камеру, а обращаясь к живым людям. В церкви или в трапезной собора. Перед ним были живые глаза людей. Стилистика интернет-­проповеди , к сожалению, совсем другая. Может, потому что мы не видим живого человека. Мы видим только проблему, идею.

— А владыка Антоний никогда никого не клеймил. Даже тех людей, которые не были близки ему по мировоззрению, — подчеркивает отец Александр. — Например, во время встреч с карловацкими священниками он не клеймил их как раскольников, не обвинял их ни в чем. Он просто предлагал им неудобные вопросы. Точно так же он вел себя с коммунистами. Он со всеми общался с любовью и ласково. Он никогда не делил людей на «овец» и «козлищ», на «рукопожатных» и «нерукопожатных».

Его невозможно «клонировать»

Второе поколение «апостолов митрополита Антония» — люди, не имевшие возможности знать владыку непосредственно. Но именно это поколение, учившееся в семинариях в 90‑х — начале 2000‑х, транслирует сегодня его проповедь в России.

— Когда я заканчивал семинарию, в 2004 году, у нас сразу несколько выпускников, включая меня, писали свои дипломы, основываясь на трудах митрополита Антония. Вышло так, что в тот год, когда мы с однокурсниками защищали свои работы, митрополит Антоний преставился. И получилось, что мы первыми зафиксировали вклад владыки в церковную историю. Мы отразили первую реакцию церковного сообщества на его труды, — вспоминает отец Илия Макаров.

В разговорах о наследии митрополита Антония, отмечают наши собеседники, важна трезвость суж­дений. По словам епископа Евфимия, при всей симпатии к фигуре митрополита Антония попытки воспроизвести в современных условиях опыт Сурожской епархии обречены на провал:

— Это был его «авторский проект». Внутренняя жизнь Сурожской епархии заметно отличалась не только от быта и нравов, которые существовали в российских епархиях, но и от тех порядков, которые были приняты на наших приходах за рубежом. Поэтому, наверное, никто и не смог полноценно заменить митрополита Антония. Известно, что он неоднократно просил священноначалие утвердить особый устав Сурожской епархии, но церковное руководство так и не согласилось на это. В результате сложилась некая уникальная конструкция, которая держалась почти исключительно на авторитете самого митрополита Антония и которая с его уходом практически мгновенно рассыпалась.

— Мне не нравятся разговоры о том, что нам сейчас нужен новый владыка Антоний Сурожский, — соглашается отец Александр Рябков. — Двух одинаковых людей не бывает. Владыка Антоний был уникален, его невозможно «клонировать». Сейчас другая эпоха, другие люди, и им нужны другие проповедники. А владыка Антоний — он никуда не ушел, он остался с нами. И чем больше мы отдаляемся от него по времени, тем больше мы осознаем его ценность.