Обязаловка или нечто большее?
Когда проходишь мимо бездомного, сжимается сердце
Мы беседуем с Дионисием Спижавкой о том, зачем семинаристу становиться волонтером, чем именно занимаются студенты и с какими трудностями сталкиваются.
— Дионисий, почему считается, что для будущего пастыря социальная практика обязательна?
— На мой взгляд, евангельский стих «Ибо как тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» (Иак. 2, 26), очень точно определяет, какой должна быть вера. Думаю, ни один выпускник Академии не выходит теоретиком, он являет собой симбиоз теории и практики. Священник не может оставаться безучастным к чужому горю, должен знать, каким образом помочь неблагополучной семье, представлять, как наиболее безболезненно решить внутрисемейный конфликт. А где можно получить такой опыт? На лекциях говорят об этом, но все слова не сравнить с тем опытом, какой получает студент в процессе прохождения социальной практики.
Беседа о Рождестве в Доме ночного пребывания
— Что делают студенты в рамках социальной практики?
— Чаще всего наши студенты оказывают моральную поддержку людям, попавшим в сложные жизненные ситуации. Ребята посещают 25 площадок разного направления: это и детское служение, и забота о пожилых, и работа с зависимыми, и помощь лицам БОМЖ, и больничное служение. Также практика осуществляется в учреждениях ФСИН. В большинстве случаев люди жаждут простого человеческого общения, особенно ярко это выражено в работе с заключенными и лицами БОМЖ. Часто приходилось видеть счастливые лица тех, кого уже много лет никто не называл по отчеству. Какая мелочь! Но для сломленного человека это очень важно. В больницах чаще всего студенты общаются с пожилыми людьми, как правило, знакомство начинается с больничной часовни или храма. На некоторых площадках студенты помогают в уходе за больными.
С обществом инвалидов в океанариуме
— С какими трудностями пришлось столкнуться, когда вы стали руководителем практики? Или вы уже шли по накатанным рельсам?
— Самой большой трудностью стало налаживание связей с руководителями и координаторами площадок. Сложно было выяснить, каким образом и почему мы начали сотрудничать именно с этой организацией, а не с той, которая находится в соседнем здании. Сложно было понять, как нужно говорить с тем или иным директором НКО. Но люди, которые действительно хотят помочь нуждающимся, всегда находят общий язык. Мне повезло! Мне не пришлось начинать с чистого листа. Я, как и все студенты, начиная с 1-го курса бакалавриата начал проходить социально-миссионерскую практику. Сначала посещал госпиталь для ветеранов войн, затем — благотворительную организацию «Покровская община», на этой же площадке стал куратором, а спустя несколько лет я стал руководителем практики. Можно сказать, что я прошел все ступени «карьерного роста». Каждый год вносит свои коррективы, и каждый раз приходится подстраиваться. Но глобальных перемен не происходит, потому что вся структура социально-миссионерской практики грамотно продумана.
— А когда вы сами были рядовым практикантом, что это было для вас? Простая обязаловка или нечто большее?
— На мой взгляд, это реализация внутренней потребности каждого человека помогать ближнему. Ведь не зря у нас что-то сжимается в сердце, когда мы проходим мимо бездомного… Вот оно, то чувство, которое должно заставить нас остановиться и постараться как-то помочь этому человеку. Вокруг нас множество нуждающихся в помощи людей. Порой, чтобы начать помогать, нам не хватает лишь небольшого толчка. Таким толчком и становится социальная практика. После нее тебе уже не страшно помогать больным, лицам БОМЖ, инвалидам: ты уже знаешь, как это делать.
Богослужение в храме святителя Тихона Задонского при ИК № 6
— Не мешает ли руководство практикой учебе? Не мешает ли учеба руководству практикой?
— Знаете, если часы правильно настроить и завести пружину, то в конце дня они всё еще будут показывать точное время. Самый важный этап — это запустить практику в начале года. Поэтому на учебный процесс она не так уж сильно влияет. Хотя за всем необходим постоянный контроль, без этого никак. Иногда приходится идти на компромиссы в обоих случаях.
— Сейчас, в пандемию, какие изменения коснулись социальной практики?
— В условиях пандемии всё в мире поменялось, в том числе и наша практика. Большая часть площадок предложила продолжить наше сотрудничество после окончания пандемии. Количество площадок сократилось в четыре раза! Мы постарались найти выход из сложившейся ситуации. Заключили договор о сотрудничестве с другими площадками, перераспределили график посещения. Плюс проводим вебинары, к которым могут подключиться все желающие и которые объединяют семинаристов и студентов других вузов Петербурга.
Мы играли в шахматы, а на следующий день его не стало
А что думают о социальном служении сами семинаристы? Среди латинского, английского, истории Церкви, патристики, множества других сложных дисциплин им нужно выкраивать время еще и для посещения не самых веселых мест в городе: больниц, ночлежек… Как найти силы на всё? И что тут особенно важно? Рассказывает студент 2-го курса бакалавриата СПбДА Юрий Дубовский.
Помощь Покровской общине в Мариинской больнице. Юрий Дубовский - на фото справа
— Юра, насколько важна для тебя лично социальная практика?
— Я считаю, что это очень важный элемент подготовки будущих пастырей. Социальная практика позволяет столкнуться с реальной жизнью!
— Работа с какими людьми тебе больше нравится? Или особых предпочтений нет?
— Нравится там, где это больше нужно. Каждая площадка интересна по-своему. В Академии я проходил практику в Мариинской больнице, у себя в епархии принимал участие в работе Центра паллиативной помощи. Еще ездил со священником на пограничную заставу. Считаю, что всё это было полезно.
— Какая реакция возникает у людей при первой встрече с семинаристами?
— Не все даже понимают, что мы семинаристы. Однажды в больнице меня приняли за врача и начали консультироваться по поводу сердечно-сосудистых заболеваний. Когда я сказал, что волонтер, — очень удивились. Но, в общем, абсолютно всем людям приятно, когда кто-то делает что-то полезное. Реакция у всех исключительно положительная: как у персонала, так и у пациентов и их родственников.
Получается так, что общаешься с абсолютно разными социальными группами. Но в тяжелых жизненных ситуациях проявляется подлинная сущность человека, происходит переосмысление приоритетов. Помню, в больнице был лежачий больной, полковник ФСБ в отставке, он пытался своим командным словом в отношении медицинского персонала изменить ход своей болезни и очень нервничал, когда это не удавалось. Пожилая женщина-чиновник оплакивала свое положение в обществе и должность, которую она занимала, осознавая, что за пределами земной жизни ей это особо не поможет. А верующие пациенты, в основном, все несли крест своей болезни смиренно и спокойно. Чувство глубокого сострадания я особенно испытывал к пациентам, которые были оставлены родственниками и умирали в одиночестве... Были и творческие люди, например, одна женщина за три дня до ухода из жизни написала пейзаж, она была выпускницей Академии искусств.
Инвалиды-колясочники из братства Пресвятой Богородицы после воскресного богослужения
— Кто еще тебе особенно запомнился?
— Один пациент, Михаил, кажется, тренер по шахматам, попросил меня записать ему хороших душевных песен. Мы с ним долго общались, играли в шахматы, а на следующий день он умер. В тот вечер, когда я его навещал, он попросил свою дочь передать мне книжки по шахматам и благодарность за песни (в виде конфет и кофе). Дочь потом попросила скинуть ей те песни — хотела понять, что папа слушал, когда уходил. Этот случай меня очень тронул.
— Сложно ли взаимодействовать с зависимыми? Легко ли идут на контакт?
— На контакт они идут достаточно трудно, к ним нужен особый подход. Легко с ними не будет, это точно. Без их собственного желания меняться ничего не будет, какие бы слова ты ни подбирал.
Встреча с подопечными Дома ночного пребывания
— Что дает общение с вами бездомным?
— Любому человеку, особенно человеку с определенными жизненными трудностями, даже простое общение приносит огромную пользу. Он внутренне преображается: понимает, что кому-то нужен.
— На твой взгляд, социальная практика семинаристов — это то же самое волонтерство, или она имеет какие-то свои особенности?
— Задачи зачастую совпадают, но есть и различия. В волонтерской организации есть руководитель и какие-то штатные сотрудники, у них ряд обязательств. Директор организации, с которой я сотрудничал, договаривается со спонсорами, готовит площадки для акций, планирует благотворительные ярмарки, курирует стройку и так далее. Деятельность волонтеров спланирована сотрудниками до мелочей, у них имеется информация о каждом пациенте и всестороннее обеспечение всем необходимым. В семинарской практике такой объем работы сделать физически невозможно, так как основное для нас — учебный процесс, богослужения и другие послушания. Это то, что касается организационных моментов. Еще одно характерное различие: волонтерские организации, как правило, позиционируют себя как нерелигиозные по причине различий в конфессиональной принадлежности и волонтеров, и подопечных. Про студентов Духовной академии понятно, что все подопечные заранее знают, с кем ведут диалог. Но всё же самое главное — сходство: основные принципы милосердия, добра, любви и заботы присущи и волонтерам, и семинаристам. Любой вид такой деятельности внутренне преображает человека.
— Социальная практика — это то что называется дело каждого студента. Как тебе кажется, сколько времени может уделить студент СПбДА практике сегодня?
— Раз в неделю можно и нужно.
Эти люди взялись делать самую трудную работу
Нина Голубева, заведующая отделением Дома ночного пребывания, рассказывает о сотрудничестве с Духовной академией, о помощи неравнодушных, о вере и выгорании.
— Кто они — жители Дома ночного пребывания? Как люди становятся бездомными, каковы шансы обычному гражданину стать одним из них?
— Шансов стать бездомным очень много. В этом году у нас побывало 90 человек, сейчас здесь 46 человек. Это 46 историй, 46 кейсов, как стало модно говорить. И все их я могу вам рассказать. Я 14 лет работаю здесь. Раньше 80% наших подопечных были алкоголиками, сейчас это — дети людей, которые в свое время стали лицами без определенного места жительства. Второе поколение. Много разных категорий: женщины, мужчины, инвалиды, пенсионеры, молодые люди… Очень много психически больных людей, больных физически тоже много. Я всегда привожу им в пример мышат, которые оказались в крынке с молоком. Один пошел на дно, а второй взбивал молоко до масла. И выпрыгнул. У нас — мышата, которые утонули. Это люди, у которых не хватило сил, знаний, умений. Они шли по пути наименьшего сопротивления.
— Что ожидают от церковнослужителей ваши подопечные?
— Они ожидают общения. Зачем мы приходим к батюшке на Исповедь? Чаще всего не столько, чтобы исповедоваться, сколько пообщаться (хотя это и не главная цель Таинства). А здесь тем более. Уже у некоторых возник вопрос принять Крещение.
— Как проходит общение ваших подопечных со студентами Духовной академии? О чем они беседуют? Как относятся к академистам — с осторожностью?
— Конечно с осторожностью, наши клиенты ко всем относятся с большой осторожностью. Люди, которые, как говорится, обожглись на молоке, дуют и на воду. А эти люди не то что ошиблись в своей жизни, они пострадали, и иногда очень серьезно. Люди без крова, без дома. Особая категория. Совершенно одинокие, люди без будущего. Их в свое время кто-то обманул, кто-то предал, кто-то подставил. Но если семинаристы знают, зачем приходят сюда, то дистанция становится меньше, складываются доверительные отношения. Каждому из наших хочется поговорить лично, и они в ребятах могут найти себе и собеседника, и помощника, и просто того, кто их выслушает. Сейчас у нас один специалист и один психолог — молодая девушка. А их 46 человек, и все нуждаются в сочувствии, нуждаются, чтобы в их ситуацию вникли. Психологию современных бездомных изменить очень трудно. Они привыкли, что им весь мир обязан. Тут ни палкой, ни кнутом, ни запретом ничего не изменить, только беседой, словом Божиим, помощью Божией. Так человек потихоньку и оттаивает.
— Молятся ли студенты Академии вместе с вашими подопечными? Не возникает ли тут противоречий, неудовольствия: «я неверующий» или «я мусульманин», а тут вы, дескать, со своими церковниками лезете.
— Мы никого не заставляем, все идут добровольно. Есть мусульмане, есть атеисты, есть коммунисты, есть кто угодно. Все концепции мы приветствуем и никого насильно не затаскиваем. Если идет интересный диалог, то приходят желающие. Ребята из Академии привозили фильмы, после показов шло обсуждение. Точно так же шли и на службу, заинтересовавшись. Службы проводились регулярно: и водосвятные молебны, и Литургии, и панихиды, в общем, самые разнообразные, в зависимости от календаря и от возможности… Духовное общение очень нужно людям, которым не с кем говорить. У них нет родных, нет близких, между собой они чаще всего не общаются. Ребята не только приходили сюда, но и приглашали в Академию, проводили экскурсии, в Лавру с ними ездили, в Иоанновский монастырь, там у них была трапеза. Девочки из Академии проводили мастер-класс по иконописи.
— Знаете ли вы случаи, когда молитва как-то отзывалась в сердце подопечных, чем-то помогла?
— Была яркая история, когда наша подопечная приняла Крещение. Это был торжественный день, мы все готовили Марию к этому празднику. Как-то Бог управил, что в апреле было Крещение, а в мае она получила квартиру. Такой Промысл Божий! Сейчас она живет там, общается с иеромонахом Онуфрием (Лариным), который окормляет наш дом, она его духовное чадо. За год до этого принимала Крещение Галина, тоже в Академии её крестили. И всё это благодаря студентам, тому, что они сюда приходят.
— Есть ли у вас опыт такого сотрудничества с другими религиозными организациями?
— Есть. Мы сколько существуем, столько и поддерживаем связь. Сначала к нам часто приходил протоиерей Алексий Шулекин с подворья Оптиной пустыни. Освящал после ремонта наше здание, не раз служил молебны. Многие наши сотрудники, и я в том числе, — прихожане этого храма. А в последний год у нас очень тесное сотрудничество с иеромонахом Иннокентием (Виноградовым) из Александро-Невской лавры. Лаврская братия оказывают много гуманитарной помощи, и когда у нас надолго отключили горячую воду, они купили большие кипятильники, нагреватели. Помогают отправлять людей, которые хотят уехать домой, оплачивают дорогу, оформляют документы. Помогали больным лекарствами, покупали коляски, костыли. Столько всего они делают, приходят, приносят. Каждое воскресенье приносят горячие обеды. Перед Новым годом неделю проводили мастер-классы, подсвечники делали, лаврского кота, в прошлый раз овечку, готовили вертеп к Рождеству вместе с нашими подопечными. Братии и самим это очень нравится, а уж как нравится это нашим клиентам, вы сами себе представить не можете. К ним относятся, как к людям, с ними общаются! Также мы давно сотрудничаем с «Диаконией», это общественно-благотворительная организация. Они нас кормят практически каждый день, с ними мы в тесных контактах. Сотрудничаем с Мальтийской службой помощи, с «Армией спасения», с Покровской общиной…
— Может ли помочь в социализации бездомного рядовой гражданин?
— Очень много людей, которые нам помогают. В основном, это верующие люди. Сергею купили коляску, он был после операции. Лекарство приносили, в больницу ходили проведывать, когда была пандемия. И когда наши люди лежат в больнице, наши помощники узнают, приходят, приносят вещи, одежду, еду. У нас есть постоянные друзья, например Нина Павловна, у нее свой бизнес, она в течение долгих лет нас кормит, одевает.
— Как вы считаете, если церковнослужитель общается с бездомным, приносит это ему самому какую-то пользу?
— Конечно, приносит, ну а как иначе, если человек делает добро! Оно же доставляет какое-то умиротворение, удовлетворение. У меня недавно была история. У женщины умер муж, она очень тосковала, не могла себе места найти. Я позвонила: «Принесите нам его вещи». Она с таким восторгом их стирала, собирала, складывала. Она прямо делала это, как для своего Михалыча. И всё время потом спрашивала: «Но хоть кому-то подошло?» Человеку помощь другим дала возможность получить успокоение. Это как общение со своим ушедшим родственником.
— Сейчас часто говорят о выгорании. Чтобы не выгореть, советуют не погружаться слишком сильно в жизнь того, кому помогаешь, быть как бы немного отстраненным. А как вы считаете? Что помогает сотрудникам Дома не выгорать, работая по много лет на такой сложной работе?
— По поводу выгорания — это не ко мне. Я считаю, что выгорание наступает тогда, когда пропадает интерес. А если работаешь с людьми, интерес никогда не пропадает. Потому что постоянно что-то новое, кто-то новый, какие-то новые проблемы, надо их решать. Усталость — да, бывает. Нет интереса — тогда выгорание наступает в любом возрасте и независимо от стажа работы. Человек разочаровался в своем призвании, в своей работе — тогда да, ему не интересно. Надо просто уходить и не мучить ни себя, ни окружающий мир.
— Какие бы вы могли дать советы студентам семинарии и церковнослужителям, только начинающим работу с людьми, оставшимися без дома? Какие самые распространенные ошибки бывают и как их избежать?
— Не могу судить. Учит Академия, не мне давать рекомендации церковнослужителям, даже молодым. Я считаю, что эти люди взялись делать самую трудную работу. Это уже похвально. Ведь молиться и ухаживать за больными — это самая тяжелая работа. Поэтому я с удовольствием и помогаю в этой практике, ведь учиться общаться с людьми важно, особенно будущим священникам. Не бояться этого, уметь говорить, уметь слушать, уметь успокоить. Взять отца Онуфрия или отца Алексия, наших священников. Даже просто напишешь по любому поводу сообщение: «Я устала…». Он пришлет или выдержку из Евангелия, или из воспоминаний святых отцов, и потом думаешь: «Да Боже мой! Что ж я ною?». По любому поводу подберет такие слова, что действительно думаешь: «Всё. Это то, что мне надо». Столько лет работаем здесь! Без веры нельзя. Священники — это не святые люди, конечно, но, тем не менее, особая каста, я бы так сказала.
Материал подготовили магистранты СПбДА диакон Сергей Шкотов, Алексей Залятов, Серафим Камилавкин, Олег Присэкару, Иоанн Невзоров и Эммануил Кричфалуший.