О сохранивших веру
Экспозиция открыта до 25 мая по субботам и воскресеньям с 12:00 до 18:00, вход свободный. Александр регулярно проводит авторские экскурсии по выставке, информация о них — на сайте Феодоровского собора.
С детства связан с красотой
— Я с детства был связан с красотой. Родился в Петербурге, детство проводил в деревне Пенино. Моя бабушка — из соседней деревни, в двух километрах оттуда. Очень красивое место. Там озеро, прекрасный храм, который сейчас восстанавливают. Я помогал его реставрировать, когда процесс начинался, в 2010 году. Моя мама экскурсовод, мы часто ходили в Исаакиевский собор, Эрмитаж, в другие красивые места, потом закончил школу, стал водить экскурсии в «Спасе-на-Крови». Три года там работал, три года — в Исаакиевском соборе, закончил магистратуру Герценовского университета, сейчас работаю в Музее политической истории России, тоже экскурсоводом. Поскольку всю жизнь был так или иначе связан с искусством, меня окружала красота, я напитывался ею, ощущал себя внутри нее. В юности писал стихи, ходил в литературные клубы. В 2021 году решил заняться мозаикой, закончил курсы римской мозаики. Изначально у меня и была идея создавать именно такие работы — мозаичные, и включать в композицию вещи, которые уже имеют историю, свою какую-то жизнь, давать им продолжение с помощью искусства. Эта идея у меня родилась достаточно давно, и тут я начал её воплощать. Добавлю, что с детства коллекционировал различные старинные вещи — сначала мы с папой коллекционировали монетки, другие вещицы… То есть ощущение старинных вещей у меня тоже практически с детства. И вот, любовь к искусству совместилась с наличием старинных вещей, и начал создавать мозаичные композиции. Потом переключился на коллажи на деревянных досках, большие по размеру работы, но не оставил и мозаику, то есть эти две техники, мозаика и коллаж, идут бок о бок. В 2021 году я начал этим заниматься, с 2022‑го выставляюсь в различных галереях — в Art Square Gallery на Итальянской улице, в Бертгольд-центре. Но сейчас всё-таки первая персональная выставка, и особенно приятно, что в таком красивом месте, в Феодоровском соборе.
Мы не знаем, как выглядел Христос, но слышали слово Божие
— Я родился в 1996 году, то есть уже после развала Советского Союза, и моя семья как раз в тот момент и начала увлекаться, как многие в то время, религией, верой, — рассказывает художник. — Мы ходили в церковь и это меня с детства сопровождало. Когда мне было лет 12-14, самому стало интересно, что это такое и зачем. Я не могу себя назвать очень религиозным человеком, но я верю в Бога, и для меня это личный момент, создаю свои работы именно в таком ключе, мне близка эта эстетика — православная русская культура, в которой я вырос, в которой мы все так или иначе живем. Но христианство для меня не просто эстетика — мне близки идеи. Считаю, что если ты создаешь что-либо и не веришь в это, то результат мертворожденный получится. Я стараюсь создавать вещи, в которые сам верю, проносить их через себя и доносить до зрителя то, что чувствую. Надеюсь, что мои работы зрители воспринимают как живые.
Сопровождать выставку экскурсиями Александру предложил директор выставочного пространства Ярослав Стародубцев.
— Он подсказал мне эту идею, я её активно поддержал. И неплохо идет, много народу приходит. Экскурсии мне нравятся тем, что общаешься с людьми, видишь их реакцию, напрямую с ними говоришь.
Открывает экспозицию триптих «Знамение». На деревянные строительные щиты наклеены фигуры, вырезанные из газет или обоев.
— У меня лично эти обои ассоциируются с женским образом, материнским, даже конкретнее — с образом моей бабушки, — рассказывает Александр на экскурсии. — Они привезены из деревни, где я проводил каждое лето детства. Голубой цвет ассоциируется с Божией Матерью. По бокам — два шестикрылых херувима, слева темный, справа красный, их силуэты вырезаны из старых советских газет, и мы даже можем прочитать заголовки на газетных вырезках: слева — геноцид, ядерная угроза, справа — лозунги про сам Советский Союз. Получается, красный с востока, темный с запада, и они направлены к центру. И в центре силуэт Божией Матери, у Неё слеза, как капля крови, что показывает будущие страдания Христа. Ну а в центре фигуры Богоматери — силуэт Христа в возрасте 12 лет. Он составлен из десятков обрывков фраз, которым, как Вселенной, предстоит распасться и образовать новую Вселенную. Это сгусток информации, сгусток энергии. То есть мы видим вещи, которые никак не связаны с христианством, но узнаем силуэты православных святых и икон.
Следующая работа — диптих «Благая весть». На деревянном щите, который покрашен черной краской, а поверх разбрызганы белая и желтая краски, — силуэт архангела Гавриила. Сама доска экспрессивная, неровная. И силуэт архангела тоже экспрессивный, он обращен в сторону силуэта Богородицы. Силуэт Богородицы по ощущению и материалам совсем другой. Сама доска ровная, затонирована темным коричневым цветом. Силуэт Богородицы принимающий, спокойный. Она как бы парит в этом космосе. Видны обрывки богослужебных текстов, повествующих о Божией Матери. И в руках у Богородицы красное веретено, которое перекликается с красным посохом в руке архангела и тоже свидетельствует одновременно и о Благовещении, и о будущих страданиях Христа.
Ещё одна работа из этой же, можно сказать, серии называется «Перестройка». Силуэт Иисуса Христа выполнен из обрывков газет, напечатанных в Советском Союзе во время перестройки. Время непростое, переходное, конечно. Внизу текст 50‑го псалма, голгофский крест с черепом Адама. Собственно, что такое перестройка? Здесь имеется в виду перестройка не конкретно Советского Союза, а в принципе перестройка всего. И наверху мы видим маленькую старообрядческую иконку «Сошествие во ад» — ведь чтобы воскреснуть, Христос должен был сойти в ад. Через перестройку и мы переходим в другое состояние.
В одной из работ силуэт Иисуса Христа выполнен из обветшавших страниц богослужебных книг:
— Старые богослужебные книги распадаются на страницы, собрать их уже невозможно. Некоторые порваны, и из таких порванных страниц я вырезал силуэт Спаса Нерукотворного Образа. Мы не знаем, как выглядел Христос, не слышали, как Он говорил… Мы видим здесь силуэт, выполненный из текста.
Когда б вы знали, из какого сора…
— Я вижу предмет и вначале рассуждаю рационально, то есть думаю, как его употребить, закомпоновать, но потом достаточно часто наступает черед нерациональных и незапланированных решений, — объясняет автор. — Могут вдруг появиться ещё предметы, и я вижу, что какая-то композиция прямо ждет, чтобы их в себя включить. Случаются интересные совпадения — например, на последней экскурсии по выставке обнаружилось, что мозаичная работа «Звезда» в конце экспозиции перекликается по смыслу с её началом: и в той, и в другой работе использован образ Богородицы «Знамение». Это получилось случайно, мы развешивали работы поздно вечером с директором арт-пространства Ярославом Стародубцевым и с моим другом Филиппом, были уже очень уставшие, как повесили, так и повесили, и только потом вдруг выяснилось, что вот так получилось. Это наглядный, конкретный случай, но очень много таких совпадений, когда ты делаешь что-то, а потом оказывается — так и нужно было, то есть я позволяю воле случая — да как угодно можно это назвать — тоже «работать».
Основа маленькой мозаичной работы «Звезда» — советская икона, под иконой обнаружилась газета 1920–1930‑х годов.
— Живописного слоя уже не осталось, и я разместил здесь маленькую иконку старообрядческую, это Божия Матерь со Спасом Эммануилом в центре. Мы можем посмотреть туда, откуда начинали экскурсию: там тот же самый образ, что и здесь, — Божией Матери «Знамение». И я изобразил как будто детский рисунок звезды, Вифлеемской звезды, которая появится, когда родится Христос, — объясняет Александр.
На вопрос, где он берет материалы, художник отвечает, что в деревенском доме, где жили его бабушка и дедушка, хранятся кипы советских газет, которые собирали на растопку.
— У меня дома лежит сейчас килограммов пять газет советских — можете себе представить, сколько это в кубических метрах? А я потратил, дай бог, процент этого всего. Даже если они закончатся, бумага белая стоит дороже, чем старые газеты, так что достать их — самое простое. Конечно, есть газеты, представляющие ценность. Я сейчас начал увлекаться революцией семнадцатого года, у меня появилась газета «Правда» декабря 1917 года, приобрел журналы «Нива» за 1917 год — вот это действительно раритеты, такие вещи сложно достать. А для работы-то у меня — газеты семидесятых-восьмидесятых годов, их миллионы.
Обрывки богослужебных книг, старообрядческие иконы Александр покупает.
— Я приобретаю вещи, которые находятся в некоем вакууме: коллекционерам эти вещи не нужны, потому что они в плохом состоянии, Церкви эти вещи тоже не нужны… потому что они в плохом состоянии. То есть они — балласт, их продают по бросовым ценам. Я покупаю балласт, из которого создаю что-то новое. По пожарищам и заброшенным домам стараюсь не гулять. Некоторые люди ходят с металлоискателями, это не всегда законно, я всё-таки стараюсь заниматься законной деятельностью: покупать законно.
Александр часто использует иконные доски, на которых почти или совсем не осталось изображений. Есть у него и работы, началом которых послужили вещи из его недавно отремонтированного деревенского дома. Есть мозаика, выполненная из разбитой фарфоровой тарелки, работа на деревянной доске из пола, есть композиция, почти что скульптура, называется она «Матица».
— Матица — потолочная балка в деревенском доме. Когда во время ремонта балку меняли, я отпилил от неё часть. Видно, что саму матицу стругали топором, то есть это очень старая вещь, сейчас так не делают. На ней — контурный силуэт Богородицы с молитвой и оплавленная литая старообрядческая икона.
Проступает другая правда
— На экскурсиях в Музее политической истории России стараюсь говорить то, что действительно думаю, что не противоречило бы моим взглядам, — рассказывает Александр. — Если с чем-то не согласен, лучше просто не буду упоминать. О революции стараюсь сообщать как можно больше фактов, чтобы позволить человеку самостоятельно составить свою точку зрения. Всё-таки надо стараться быть объективным, я же историк. Хотя это не всегда просто, даже если речь идет о вещах достаточно отдаленных, как революция, которая произошла более ста лет назад, но до сих пор влияет на нашу жизнь, до сих пор мы не можем быть к ней совсем непричастны. Тем не менее нужно стараться подавать этот материал объективно. Сам я отношусь к революции 1917 года как к трагедии, которая, к сожалению, повлияла не только на историю России, но и на историю всей Европы. И, безусловно, влияет до сегодняшнего дня. Она запустила цепь реакций, как при расщеплении атомов. Можно сказать, что началось всё даже раньше семнадцатого года — в 1914‑м, с началом Первой мировой войны.
Разумеется, на выставке есть работы, где тема советских гонений на Церковь подается прямо.
— Вот работа, называется она «Помилуй», — показывает художник. — Её основа — ящик, киот. В него должна быть вставлена икона, мы не знаем, какая икона здесь была. В киот поместился целый лист газеты «Правда», можно прочитать слова и Брежнева, и других деятелей Советского Союза. И в центре действительно поруганный оклад иконы Божией Матери: кто-то его обрезал, не знаю зачем, и видно, что дважды в него воткнули острый предмет, скорее всего нож. И внутри, в границах этого оклада словно проступает другой текст, другая правда: слова молитвы из старой богослужебной книги. И внизу огромное количество раз написаны два слова: «Господи, помилуй» — как просьба простить за всё то, что происходило во время гонений на Церковь.
Хотя в нашем обществе сейчас, к сожалению, по-новому раскручивается миф о райской жизни в СССР, отношение к моим работам, как правило, положительное. Я работаю экскурсоводом достаточно давно, спокойно отношусь к критике и не расстраиваюсь, если кому-то что-то не нравится. Но всё-таки почти не сталкивался, слава Богу, с ожесточенной критикой моих картин. Коллекционеры работами интересуются, были продажи, хотя хотелось бы чаще. Запланирована выставка в Союзе художников. Сейчас проходит выставка в Твери, скоро будет в Минске, в Петербурге тоже, надеюсь, будет ещё не одна. Сегодня я создаю работы в основном в двух техниках: коллаж и мозаика, но совершенно не исключаю, что освою и другие. Я открыт к новым техникам и вообще ко всему новому.
Впрочем, на выставке есть и практически живописная работа:
— Совсем небольшая работа «Ноги», тоже на иконной доске, с ковчегом — углублением в центре, — объясняет Александр. — Мы не знаем, что здесь была за икона. Мне она досталась уже безо всякой живописи. И я написал на ней ноги Спасителя масляной краской. Я их рисовал просто пальцами, чтобы было более экспрессивно. Когда мы смотрим на изображение Распятия, наш взгляд обычно всегда обращен к ногам Спасителя. За образец я взял фрагмент иконы XVI века.
И конечно, много работ в технике мозаики.
— Вот мраморная римская мозаика прямого набора, в центре композиции — дерево. Это Мамврийский дуб, его изображают на иконах Троицы Ветхозаветной, я взял за образец одну из них. Образ дерева символичен. Деревянный крест стал орудием казни Иисуса Христа. Корни дерева уходят в хтонический, подземный мир. Ствол символизирует мир земной, ну а крона — мир небесный. И у подножья дерева старообрядческие иконы: слева тронутая временем, справа — тронутая пожаром. А на этой иконной доске частично осталась живопись. Это икона Параскевы Пятницы, от изображения святой остался только силуэт, я обвел его частичками мрамора и заполнил контур смальтой. Получилась такая перевернутая чаша, из которой высыпается содержимое. А вот маленькие мозаики, микроработы «Ушко» и «Путь». Их основа — маленькие дореволюционные иконки, они не имели никогда живописного слоя: печатные изображения наклеивались на деревянную основу. Сами бумажные иконы не сохранились, сохранились только досочки. На одной из них я разместил маленькую часть огромного креста. Тут промежуток, заполненный смальтой. Мне вспомнилась притча о богатом человеке, которому так же сложно попасть в Царство Небесное, как верблюду пройти в угольное ушко. Отсюда и название — «Ушко». А вот «Путь»: маленький старообрядческий складень, шесть святых, которые как будто совершают свой молчаливый путь, и дорогу освещает звезда.
Завершает экспозицию настоящая икона.
— Она выполнена была в позднем Советском Союзе в 1950–1970‑е годы, — рассказывает Александр. — В центре — дореволюционная маленькая иконка Троицы. У такой маленькой иконки-открытки было больше шансов сохраниться, большие иконы могли уничтожить, забрать. Эту икону сохранили, а потом сделали оклад из фольги. Мы видим здесь голубя, Вифлеемскую звезду, различные цветы… Это могли вырезать пожилые женщины, могли — их внуки на каникулах. Из обычной фольги из-под конфет создавали такие вещи. И эта икона находится здесь не случайно: она связывает идею выставки с людьми, которые сохраняли свою веру в такое непростое для верующих время.
