О неидеальной Церкви, волонтерах и танцах

О себе

У меня очень интересные увлечения, не связанные с работой. Все удивляются, когда узнают. Работаю я в секторе коммуникации информационного отдела Санкт-­Петербургской епархии и в пресс-­службе Александро-­Невской лавры уже 10 лет. Считаю, что попала я туда неслучайно, как мы, христиане, любим говорить, по Промыслу Божию. До этого работала в школе воспитателем группы продленного дня. А по образованию я историк-­медиевист, специалист по истории Англии эпохи Тюдоров. Мое основное увлечение выросло из моего образования: больше 15 лет я занимаюсь историческими танцами, конкретно сейчас — эпохи барокко (конец XVII–XVIII века). Люблю читать, ­когда-то увлекалась рисованием, но несерьезно — благодаря неплохому глазомеру просто копировала то, что нравилось. Люблю хорошее кино и сериалы — возможно, не всегда очень глубокие, однако поход в кино — это отличный повод встретиться с друзьями.

О работе в Церкви

Я пришла работать в Церковь в конце 2012‑го, накануне юбилея Александро-­Невской лавры в 2013 году. Для того чтобы этот юбилей был достойно освещен в СМИ, по распоряжению владыки Назария, наместника Лавры, был создан наш пресс-­центр. Тогда я и начала помогать моей начальнице, Наталье Родомановой. Позже уже митрополит Варсонофий инициировал создание подразделения, которое, помимо общения со СМИ, определяло бы в целом направления информационной политики епархии.

В Лавре я веду соцсети, курирую съемочные группы — новостные или документальные, подбираю спикеров, сопровождаю группы на территории монастыря, согласовываю интервью владыки Назария и монахов, иногда сама пишу интервью. На уровне епархии — почти то же самое, но более масштабно. Наше подразделение отвечает за коммуникацию со всеми ведущими федеральными и региональными СМИ, мы составляем комментарии по резонансным темам, связанным с нашей епархией, подбираем компетентных спикеров, курируем все важные церковно-­государственные события, обеспечиваем информационное освещение визитов Святейшего Патриарха в Петербург и так далее. Задач и обязанностей много, все не перечислишь.

О проектах

За эти 10 лет мы провели несколько крупных медийных проектов. Например, в 2018‑м совместно с телеканалом «78» и рекламной компанией «Постер» мы сделали хороший проект, посвященный петербургским храмам. Назвали его «Храм78», поскольку наш регион 78‑й, и отобрали для участия в нем, соответственно, 78 храмов — причем не только знаменитых и исторических, но и новых. Проект проходил в два этапа. На первом прихожане голосовали за храм путем создания творческих работ (видео, фото, тексты) о жизни своего прихода. Условия: храм, набравший больше всего творческих работ, проходил в финал. В финальном голосовании участвовало 10 храмов. Из них выбирался неофициальный православный символ Петербурга. Тогда выиграл Исаакиевский собор.

Также совсем недавно мы реализовали гуманитарный проект «Храмы Петербурга — храмам Мариуполя». Приходы епархии собирали «богослужебную помощь» для разрушенных храмов Мариуполя — утварь, мебель, специальное оборудование, расходные материалы. Наш отдел курировал организацию процесса: мы собрали информацию о нуждах мариупольских храмов, осуществляли коммуникацию между петербургскими и мариупольскими приходами, держали связь с представителями петербургского Законодательного собрания, которые обеспечивали доставку груза в Мариуполь, составляли нужные бумаги и дооформляли посылки вместе с волонтерами. Это был сложный, но очень интересный и, как показали отклики, нужный проект. Планируем его продолжать.

Об аудитории и задачах информационного служения

Мы работаем непосредственно со светскими СМИ, помогаем им адекватно представлять Церковь людям. Большей частью мы нацелены на людей, которые очень мало знают о Церкви, для которых она — букет изживших себя стереотипов. Наша задача — показать, что это не так: используя дружественные СМИ, давать комментарии, интервью, рассказывать о благотворительных проектах. Наша цель — донести, что Церковь не пережиток прошлого, не закрытая структура, а открытая. Любой человек может прийти и найти здесь пристанище и дело по душе, утешение, наконец. Чтобы люди не боялись, потому что человеку, который ничего не знает о Церкви, конечно, страшно. Таким людям проще сразу отрицать, нежели зайти в храм. А когда ты и собственным примером показываешь обратное, совсем другой эффект наступает.

Об антицерковных стереотипах

СМИ часто их используют. Многие даже, скорее, не по незнанию, а ради хайпа. В Церкви, как и в любой другой структуре, есть свои проблемы. Медиа используют их как повод для того, чтобы сформировать определенное общественное мнение.

Самый большой стереотип, который не изживает себя, — фантастические богатства. И он, к сожалению, очень хорошо работает на массовость, потому что людям просто поверить в такое, это работает для них как оправдание отрицания Церкви как таковой.

А вот «сварливые православные бабушки» — уже скорее пережиток прошлого. Во-первых, это поколение уже отходит ко Господу. Во-вторых, сама Церковь не оставляет этот вопрос без внимания. У нас в епархии несколько лет назад были проведены настоятелями беседы в храмах со свечницами. Тогда оговаривалось, что все замечания в храме может делать только священник. В этом отношении хороший пример — Феодоровский собор Санкт-­Петербурга. Здесь всё доброжелательно, грамотно. Есть вопросы — можно обратиться к стенду с правилами посещения, а если ­что-то непонятно — протоиерей Александр Сорокин, настоятель храма, всегда готов ответить на все вопросы. Важно помнить о вечно актуальной поговорке: в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

О требованиях к Церкви

От нее, например, требуют, чтобы всё было бесплатно. Но Церковь — это не только собрание верующих, но еще и здание храма, рабочие места, коммунальные платежи. Всё равно должен быть ­какой-то доход, который обеспечит выживание церковной общины. Приходится приспосабливаться условно к товарно-­рыночным отношениям. Это не значит, что Церковь будет отказывать тем, кто не может заплатить, — такого никогда не будет. Но если возможность пожертвовать хотя бы малую толику есть — человек должен о таком задуматься.

Требовать будут всегда. К­акие-то требования Церковь должна выполнять — те, которые входят в задачи её служения. Всё, что не касается этого, — можно обсуждать. Я вообще среди того меньшинства, кто не считает бесконфликтность признаком слабости. Если можно избежать ссоры — нужно её избежать.

О молодежи

Православная Церковь более традиционная. Когда она начала возрождаться после гонений, большая часть тех, кто повернулся к ней, были люди в возрасте. Потянулись в основном те, кто никогда из нее и не уходил. Кто спас Церковь? «Белые платочки» — бабушки и женщины.

У молодежи много разносторонних интересов. Приходят в Церковь на позитиве, проходят катехизацию, живут в неофитстве год-два, а потом, когда запал проходит, возникает вопрос: а что дальше? Воцерковленная жизнь превращается в рутину, а молодые люди её не очень любят. Склонность к стабильности наблюдается у более зрелых, молодежь же подвижна и ищет изменений, им постоянно нужна новизна. И они больше откликаются на утверждение, что «вера без дел мертва». Отсюда и вопросы: «А что я здесь делаю? Что еще я могу сделать?» И если при храме нет ­какого-то деятельного служения — только евангельские группы раз в неделю, то молодежь не задерживается. Не спорю, в осмысленном и совместном чтении Евангелия многие себя находят, и молодые тоже. Но ­кому-то нужны еще и дела. Такого при наших храмах и не хватает. Можно привести в пример храмовый комплекс Благовещения Пресвятой Богородицы и Рождества Христова на Пискаревском проспекте. Их социальное служение выросло из простого кормления бездомных обедами. Затем волонтеры клуба «Кинония» начали потихоньку беседовать с людьми, помогать с документами или в других нуждах. Сейчас они выросли до успешной коллаборации со светским социальным проектом — «Благотворительной больницей». Автобус милосердия «Кинонии» взял на борт медиков-­волонтеров, которые оказывают первую доврачебную помощь бездомным. Сейчас «Благотворительная больница» обустраивает первую клинику для бездомных. Если не ошибаюсь, это не удалось в Москве, а в Петербурге такая клиника будет. И это пример успешного деятельного служения, которое выросло в Церкви. Кстати, активно развивается и епархиальная добровольческая служба «Тысяча друзей», к ним стало приходить больше молодежи. Служба предлагает им и труд, и общение, и знакомство с новыми людьми. Они чувствуют себя нужными Церкви.

Чтобы молодежь не разбегалась, еще нужен лидер. И хорошо, если он вырастет в их же среде, поскольку у священников в большинстве храмов на такое, как правило, времени нет — слишком заняты. У священников функция — привлечь, а дальше держать — у ­кого-то хватает запала, у ­кого-то нет. Может быть, поэтому в нашей Церкви не так много молодежи, как могло бы быть. Они всё время в поиске, и просто участия в богослужениях им недостаточно.

О неофитстве

Оно закончилось лет пять назад — я воцерковилась в 2017 году. Первый год — горела, как и большинство, потом стала спокойнее. Многие, кстати, пережили катарсис, когда началась пандемия ковида и храмы закрыли. Именно тогда я попала в волонтерскую группу, которая обеспечивала трансляции богослужений из закрытых храмов. Ощущения непередаваемые: ты стоишь в пустом храме, священник, хор — один-два человека — и ты. И в ­какой-то момент понимаешь, что причащаться сейчас будете только вы, через экран же это невозможно. И люди, которые смотрят трансляцию, это понимают, они лишены самого главного. А ты здесь, и это сразу накладывает огромную ответственность, в том числе и перед теми, кто смотрел.

У меня очень долго после моего первого года в Церкви были проблемы с исповедью. Не могу сказать, что к сей поре их решила, немного продвинулась, но тогда были чудовищные проблемы. Я не могла никак подобрать тот формат, в котором я не чувствовала бы, что совершаю формальность из серии «на экзамене». Очень долго после катехизации из-за этого не могла заставить себя прийти в храм и, соответственно, полноценно участвовать в Литургии. Приходила, но не исповедовалась и не причащалась — и с каждым разом становилось всё грустнее, поэтому приходила всё реже. Многие священники говорят, что, участвуя в храме в Литургии, желательно причащаться. Причастие — это часть Литургии. Тебя ждали, для тебя всё приготовили, а ты отказываешься. Это словно в гостях отказаться от угощения, приготовленного специально для тебя. Тогда, стоя с телефоном на трансляции в пустом храме, я вдруг поняла, что для меня это действительно невозможно. Ты приходишь на Литургию — готовься, как угодно готовься, но причастись.

Сейчас я в спокойном состоянии. Наверное, я уже в том возрасте, когда у меня нет потребности в активном поиске, больше хочется покоя и ­какой-то рутинности. Возможно, я просто по натуре такая — наверняка сказать сложно. Сейчас мне хватает того утешения, которое я получаю, когда прихожу на богослужения. С удовольствием участвую в волонтерских проектах, а раз в год и в акции «Ночь музеев». Я нашла здесь свою нишу и в ней счастлива. Но я никогда не откажусь помочь, если буду нужна ­где-то еще.

О волонтерской деятельности

К­ак-то я услышала, что волонтерство — это не от недостатка, а от избытка. У тебя есть время и силы, которые ты можешь и хочешь потратить. И ты сознательно это делаешь. Почему люди идут в волонтеры? По разным причинам. Могу допустить, что ­кто-то приходит замаливать ­какие-то свои грехи— это тоже неплохо. Компенсировать то, что однажды отнял, поступив плохо. Возможно, есть такие, кто приходит делать карьеру. Иногда из таких карьеристов-­волонтеров вырастают те же лидеры для молодежи, которые привлекают их к определенным задачам и проектам.

Я стала волонтером из чувства благодарности. Мне было настолько хорошо в Феодоровском соборе, я настолько тепло была здесь принята, получила утешение, любовь, поддержку — всё, что мне было нужно в довольно тяжелый период моей жизни. Вы знаете, что многие приходят в храм не от хорошей жизни, на позитиве, — а наоборот, очень часто, после ­какого-то потрясения? Когда у тебя земля из-под ног уходит, хочется найти ­какую-то опору. Многие ищут её в храме. И я её нашла, поэтому мне очень хотелось отблагодарить хоть ­как-то приход, отца Александра и всех отцов, которые меня так сердечно встретили. Поэтому мое волонтерство выросло из чувства благодарности. И я надеюсь, что смогу еще ­как-то помочь.

О катехизации в Феодоровском соборе

Я проходила катехизацию в Феодоровском соборе в 2017–2018 годах. Знаете, я пришла работать в Церковь, абсолютно ничего про нее не зная. Думала, что раз у меня есть историческое образование и я умею работать с источниками, то и здесь справлюсь. От меня воцерковленности не требовали, но когда ты работаешь в таком месте, когда тебя окружают глубоко верующие люди, невозможно остаться в стороне, если у тебя душа не мертвая. Поэтому я потихоньку воцерковлялась с первого года своей работы. Моя начальница, иерей Алексий Волчков, с которым мы по сей день дружим, отец Александр Сорокин — я с ними на работе познакомилась. Благодаря им, когда в моей жизни случилось потрясение, я задумалась о том, что мне не хватает прочной основы, которая будет со мной в любой ситуации, что бы ни случилось в жизни. Я поняла, что могу найти её только здесь. Я пришла в Феодоровский собор, после того как поговорила с отцом Алексием, именно он мне тогда сказал слова, которые я запомнила: «Приходи, у нас очень утешительный собор». Почти сразу же я сама в этом и убедилась. Я поняла, что если хочу вырастить эту опору, значит, мне нужно узнать, что такое христианство, погрузиться в него, поэтому я пошла на катехизацию.

 О личности катехизатора

Думаю, что катехизатор должен обладать безграничным терпением. Понятное дело, он должен быть образован. Вопросы, которые задают люди, совершенно разные — от бытовых до очень глубоких, из разряда «почему Господь допускает ­то-то?» И тут нужно быть готовым либо признать свою несостоятельность, либо ответить, подсказать, направить в правильное русло. Люди приходят на катехизацию с намерением получить ­какие-то ответы. А если вдруг они получают ответы, к которым они не готовы или на которые они не рассчитывали, они могут выйти на конфликт — с этим тоже катехизатор должен уметь работать. Разное бывает, потому что некоторые приходят после большого горя. Со мной на катехизацию пришла подруга. Она посетила два занятия и ушла, потому что обсуждения в основном касались ­каких-то внешних вещей, а у нее был другой запрос. Сейчас я думаю, что и мне не стоило тогда молчать, а нужно было попробовать самой задавать нужные вопросы. Однако душа человека — дело тонкое. Требовать от катехизатора, чтобы он еще и психологом был, — это уже чересчур. Хотя это было бы его преимуществом.

О творчестве

Я люблю исторические танцы, потому что, во‑первых, это красиво. В нашей жизни так мало красивого. Поэтому, когда ты можешь приобщиться к красоте хотя бы раз в неделю, то это тоже очень утешает. Во-вторых, танцы эпохи барокко не самые простые, поэтому умственная тренировка — тоже огромный плюс. Я всю жизнь занимаюсь ­какими-то танцами, это — мое, дает мне стимул к развитию. Я не могу сказать, что я талантливая танцовщица, талант — это дар Божий, и Он отмеряет его столько, сколько необходимо. То, что отмерено мне, я приняла с благодарностью. Я получаю удовольствие и радость от того, чем занимаюсь, от того, что иногда через свои танцы дарю красоту другим людям. Это утешает, позволяет не останавливаться на достигнутом. И в этом я тоже вижу Божию волю.