О вере, смерти и защите чувств верующих
В программе «Неделя» радиостанции «Град Петров» иерей Василий Селиверстов и ведущий передачи Александр Крупинин обсуждают актуальные вопросы минувших дней.
Раздел: ИНФОРМАЦИЯ ОТ НАШИХ ПАРТНЕРОВ
Журнал: № 3 (март) 2015 Опубликовано: 1 апреля 2015
Александр Крупинин: Сегодня у нас в гостях клирик храма Двенадцати Апостолов в Кипени Гатчинской епархии отец Василий Селиверстов. Начнем с разговора с такого теоретического вопроса — откуда вера появляется?
Отец Василий Селиверстов: Во многом это дар, как и вся наша жизнь. Поверить, исходя из каких-то рациональных и даже иррациональных предпосылок, — очень сложно. Бог всегда оставляет нам возможность сделать выбор, Он никогда не насилует нашу свободную волю, даже чудесами. Мы можем найти рациональные объяснения многих чудес: и египетских казней, и схождения благодатного огня. Но на самом деле не имеет большого значения, действительно ли это чудо произошло. Если я хочу, если я готов поверить, если я согласен с тем важным, тем основным, о чем говорит Христос: о Царствии Божием, о том, что оно уже наступило с Его смертью и Его Воскресением, то для меня уже не так важно, произошло это чудо на самом деле или нет. Есть ли где-то в далекой деревне или далеком монастыре чудотворная икона или нет. Потому что самое невероятное и самое восхитительное чудо, которое, может быть, сегодня есть в мире, — не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит в соседнем храме каждое воскресение — с Божественной литургией, с Таинством Евхаристии, с тем, что Бог приходит к каждому под видом хлеба и вина.
Александр Крупинин: Да, но этого же физически не видно.
Отец Василий Селиверстов: Да, поэтому для тех, кто приходит в Церковь, первоначальный путь — это поиск чуда, поиск доказательств того, что мир не так прост и в нем есть что-то большее. Вера — это тайна: мы не можем до конца постичь ее возникновение, но предпосылкой для нее не обязательно должно быть чудо. К вере и к рождению ее все мы приходим по-разному: для кого-то это просто данность с детства, для кого-то это единственная возможность выжить в какой-то тяжелой ситуации. И нельзя сказать, какая вера «правильнее» или сильнее. Путей множество.
Вопрос слушателя: Недавно отошел ко Господу настоятель Тихвинского Успенско-Богородичного монастыря архимандрит Евфимий (Шашорин), а чуть раньше в Москве был убит политик Борис Немцов. У нас эти две новости стоят рядом, хотя эти люди совершенно разного круга и разных жизненных взглядов.
Отец Василий Селиверстов: Да, но смерть их объединила, и объединила не только их, но и многих других людей. Эта поразительная незащищенность человека перед смертью: неважно, кто ты и чего ты достиг, был ли ты духовно развитым человеком или страшным безбожником — смерть и могильные холмы уравняют и одного, и другого. Но очень важно, какая остается память. С отцом Евфимием я, к сожалению, не был знаком, а новость о Борисе Немцове я узнал на исповеди перед причастием в субботу от одной моей прихожанки. И она сказала: «утром по телевизору было написано бегущей строкой об убийстве Немцова». Это показалось так невероятно, было впечатление, что это какой-то абсурд. Ведь он довольно давно находится за бортом политической жизни. И меня поразило то, что она сказала после этого: «когда я приду домой после службы, такая радостная после Причастия, меня ждет тяжелейшее испытание: я знаю, что мои родные, близкие будут ликовать, у них будет праздник, это будет просто пир радости, что вот этот человек убит». Как же так! Надо отделять человека от его поступков, ненавидеть грех, но любить грешника. Страшна именно та ненависть, которая есть в нас как в народе: отношение к смерти человека, как к твоему собственному, личному празднику. Это, конечно, чуждо не только христианству, но и вообще морали, каким-то общечеловеческим ценностям. Согласитесь: радоваться чужой смерти, даже смерти твоего врага — недостойно человека. Да, личность Бориса Немцова довольно неоднозначна, и мнения о нем различны. Хотя, насколько я знаю, когда Борис Немцов был в Нижнем Новгороде губернатором, то на тот момент в городе было всего шесть храмов. А к концу срока их стало огромное количество, то есть Немцов очень много содействовал (хотя никогда не выставлял напоказ свою веру или неверие) восстановлению церквей. И на богослужениях он будет поминаться, на ектенье, как «блаженны создатели святого храма сего».
Вопрос слушателя: Интересная статья появилась на этой неделе, отца Всеволода Чаплина, — «Истинное христианство или культ слезы ребенка?», в которой отец Всеволод настаивает на том, что неправильно отождествлять христианство с гуманизмом. Что гуманизм — это светская идеология, которая ставит человека в центр мироздания, а это совершенно не соответствует христианству. И что те христианские богословы, которые идут на поводу у светских, создают «христианство-лайт», являются приспособленцами. И что «слезинка ребенка» — это не самое главное, а приход к Истине хотя бы части человечества гораздо важнее. Поэтому фраза Достоевского богословски сомнительна.
Отец Василий Селиверстов: Я просмотрел эту статью. Конечно, христианство — это не гуманизм в чистом виде. Но существует и христианский гуманизм, и зарождался гуманизм именно в христианской среде, и христианский гуманизм нас приводит к Богу и к тому, что источником величия человека и подобия человека все-таки есть Бог, и только Бог позволяет этому величию реализоваться. Без Бога мы не можем быть подлинно великими, не можем быть подлинным «венцом творения», и это очень легко доказывается всей нашей жизнью.
Александр Крупинин: Все творчество Достоевского доказательству этой мысли посвящено.
Отец Василий Селиверстов: И если говорить про «слезу ребенка», то я всегда очень боюсь говорить от лица Бога. В этой статье автор говорит о том, что Богу важнее. Здесь всегда надо высказываться очень осторожно и деликатно, потому что это вопрос опасный. Когда мы начинаем говорить, что «Бог хочет того или этого», мы как бы подменяем себя Богом и становимся на позицию того самого светского гуманизма, который достиг своего апогея в отрицании Бога. Поэтому отметать эту фразу и говорить, что она чужда христианству, я бы не стал. Может быть, я не совсем понял мысль отца Всеволода, но мне кажется, что Бог готов ради этой «слезы ребенка» отдать всё оружие мира, но он ждет, чтобы это сделали мы.
Александр Крупинин: Есть такие вопросы, которые никогда до конца не могут быть разрешены в рамках нашего земного существования. Они могут быть сняты только верой.
Отец Василий Селиверстов: Да, эти вопросы волнуют, наверное, многих: как, действительно, может происходить, что льется кровь, где-то гибнут дети, ради чего всё это нужно? Это самые часто задаваемые вопросы священнику: вот произошла трагедия — где Бог, почему страдает невинное дитя? Кто виноват?
Здесь поиск вины — тупиковый путь. Когда Иов многострадальный спрашивает у Бога, почему же все-таки так произошло, Бог не дает ему ответа. Он не говорит, что «Я хотел показать вселенскому злу, что ты будешь верным, хотел, чтобы все это увидели». Бог начинает в ответ спрашивать у Иова: кто ты, человек? Каково твое место? Можешь ли ты изменить те вещи, которые происходят вокруг тебя: закат, восход, время беременности серны, можешь ли ты создать бегемота и справиться с ним? О чем ты, вообще, Меня спрашиваешь? Неужели мы с тобой говорим, как равные? Можешь ли ты проникнуть в эту тайну? Это сложный и таинственный вопрос во многом для нас, так что пытаться подойти к нему с нашими простыми черно-белыми мерками просто безумно. Это в каком-то смысле ситуация, когда Бог тебя ставит на место, предлагая тебе посмотреть на себя из вселенной, из вечности и увидеть свое место. Кто мы, чтобы предъявлять Богу претензии? Или судить Его?
Александр Крупинин: Когда Иов видит Бога, все вопросы снимаются в Его присутствии. Так и мы, если веруем, доверяем Богу, то все наши вопросы снимаются, если мы живем в Его присутствии.
Вопрос слушателя: В последнее время у нас опять возникла очередная волна вопросов о богохульстве и о защите чувств верующих. Председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда напомнил, что решать, что является, а что не является богохульством должны специально назначенные для этого епархиальные органы, а каждый человек не должен идти в суд подавать иск о богохульстве, если он что-то увидел в театре, на выставке или еще где-то.
Отец Василий Селиверстов: Защита чувств верующих — это новое слово для нашей страны: в конце ХIХ века особенной защиты не требовалось, а в советское время и возможности такой не было. Ни о каких чувствах верующих говорить не приходилось, и сами верующие были таким атавизмом, с которым надо было поскорее покончить. А сейчас новое время и новые вызовы. Если раньше печатное слово было так или иначе монополизировано, то сегодня не нужно даже оканчивать среднюю школу, чтобы сделать любое свое слово, мнение достоянием всего мира.
Вопрос о богохульстве связан с опасением оскорбить Бога — но Бог поругаем не бывает. Нельзя уязвить Бога, потому что он совершенен. Мы не сможем своими выкриками, словами, эмоциями сделать Его менее совершенным. Повредить Ему мы никак не можем, а скорей можем повредить себе, друг другу. И вопрос стоит не столько о богохульстве, не столько о том, что Бог оказывается оскорбленным, что ему не оказывается должное почтение, а сколько о недостатке культуры.
Нам всем часто очень не хватает культуры. Сегодня человечество можно сравнить с ребенком: в Ветхом Завете есть определенные запреты, но нет объяснений — почему нельзя. Так же, как мы не объясняем ребенку, почему нельзя трогать горячий утюг. Потом приходит Господь, который дает как бы ключ, который говорит о любви, и многие нормы и правила оказываются просто не нужны, если у нас есть та самая любовь, милость, милосердие, доброе отношение к Богу и к человеку. Тогда для нас многие вещи становятся сами по себе абсолютно неприемлемыми. Если посмотреть просто на эволюцию человечества, у меня иногда возникает такое ощущение, что сегодня человечество достигло подросткового возраста. Нам кажется, что мы уже очень взрослые: у нас есть ядерное оружие, интернет, космические корабли — всё, что дает ощущение взрослости. И у нас такой подростковый бунт против Бога, мы отрицаем Его, как дети часто отрицают авторитет отца, мы начинаем делать какие-то странные поступки: кого-то оскорблять, унижать — такой эпатаж, как у подростка, связанный с гормональным, эмоциональным фоном. Для человечества этими гормонами стали новые технологии, деньги, доступность информации. Мы вроде бы немножко повзрослели, но еще не доросли эмоционально, духовно до этой взрослости и пока еще не умеем с этим жить, и мы начинаем просто бунтовать, сходить с ума. Где-то безобидно, а где-то очень опасно. И мы, как верующие люди, должны быть все-таки немного взрослее, мы должны быть той самой мудрой бабушкой для подростка. И мы всегда можем воспользоваться опытом Церкви, если у нас не хватает своего собственного опыта. Церковь за свою историю много чего пережила и имела возможность «рано повзрослеть» по отношению к остальному миру. И вот нам нужно набраться какой-то взрослости, уважения к традициям, не потому что они правильные или неправильные, а просто потому, что каждый имеет право верить в то, во что он верит, и не верить в то, во что верят другие, и так далее. Вот какой-то такой деликатности нам не хватает. И конечно, христианин, который сегодня будет бегать по судам и судиться со всеми вокруг, чтобы доказать, что Бог есть, что Он любящий Отец, что вы должны принять Его в своем сердце — это совершенно бессмысленное занятие. Конечно, есть вещи недопустимые и Церковь должна высказываться о них, и довольно жестко: по поводу войны и мира (мы молимся сегодня в каждом храме о мире, в частности, на Украине) и по многим другим вопросам. Но когда нас гонят, то «блаженны вы, когда вас гонят за имя Мое». Господь нам говорит как бы «не ждите от этого мира никакого лицеприятия». Апостол Павел пишет в своем послании: «вы — мусор для мира».
И в этом есть определенное место для подвига: продолжать оставаться христианином в этом мире, несмотря на то, что он тебя не принимает.
Отец Василий Селиверстов: Во многом это дар, как и вся наша жизнь. Поверить, исходя из каких-то рациональных и даже иррациональных предпосылок, — очень сложно. Бог всегда оставляет нам возможность сделать выбор, Он никогда не насилует нашу свободную волю, даже чудесами. Мы можем найти рациональные объяснения многих чудес: и египетских казней, и схождения благодатного огня. Но на самом деле не имеет большого значения, действительно ли это чудо произошло. Если я хочу, если я готов поверить, если я согласен с тем важным, тем основным, о чем говорит Христос: о Царствии Божием, о том, что оно уже наступило с Его смертью и Его Воскресением, то для меня уже не так важно, произошло это чудо на самом деле или нет. Есть ли где-то в далекой деревне или далеком монастыре чудотворная икона или нет. Потому что самое невероятное и самое восхитительное чудо, которое, может быть, сегодня есть в мире, — не идет ни в какое сравнение с тем, что происходит в соседнем храме каждое воскресение — с Божественной литургией, с Таинством Евхаристии, с тем, что Бог приходит к каждому под видом хлеба и вина.
Александр Крупинин: Да, но этого же физически не видно.
Отец Василий Селиверстов: Да, поэтому для тех, кто приходит в Церковь, первоначальный путь — это поиск чуда, поиск доказательств того, что мир не так прост и в нем есть что-то большее. Вера — это тайна: мы не можем до конца постичь ее возникновение, но предпосылкой для нее не обязательно должно быть чудо. К вере и к рождению ее все мы приходим по-разному: для кого-то это просто данность с детства, для кого-то это единственная возможность выжить в какой-то тяжелой ситуации. И нельзя сказать, какая вера «правильнее» или сильнее. Путей множество.
Вопрос слушателя: Недавно отошел ко Господу настоятель Тихвинского Успенско-Богородичного монастыря архимандрит Евфимий (Шашорин), а чуть раньше в Москве был убит политик Борис Немцов. У нас эти две новости стоят рядом, хотя эти люди совершенно разного круга и разных жизненных взглядов.
Отец Василий Селиверстов: Да, но смерть их объединила, и объединила не только их, но и многих других людей. Эта поразительная незащищенность человека перед смертью: неважно, кто ты и чего ты достиг, был ли ты духовно развитым человеком или страшным безбожником — смерть и могильные холмы уравняют и одного, и другого. Но очень важно, какая остается память. С отцом Евфимием я, к сожалению, не был знаком, а новость о Борисе Немцове я узнал на исповеди перед причастием в субботу от одной моей прихожанки. И она сказала: «утром по телевизору было написано бегущей строкой об убийстве Немцова». Это показалось так невероятно, было впечатление, что это какой-то абсурд. Ведь он довольно давно находится за бортом политической жизни. И меня поразило то, что она сказала после этого: «когда я приду домой после службы, такая радостная после Причастия, меня ждет тяжелейшее испытание: я знаю, что мои родные, близкие будут ликовать, у них будет праздник, это будет просто пир радости, что вот этот человек убит». Как же так! Надо отделять человека от его поступков, ненавидеть грех, но любить грешника. Страшна именно та ненависть, которая есть в нас как в народе: отношение к смерти человека, как к твоему собственному, личному празднику. Это, конечно, чуждо не только христианству, но и вообще морали, каким-то общечеловеческим ценностям. Согласитесь: радоваться чужой смерти, даже смерти твоего врага — недостойно человека. Да, личность Бориса Немцова довольно неоднозначна, и мнения о нем различны. Хотя, насколько я знаю, когда Борис Немцов был в Нижнем Новгороде губернатором, то на тот момент в городе было всего шесть храмов. А к концу срока их стало огромное количество, то есть Немцов очень много содействовал (хотя никогда не выставлял напоказ свою веру или неверие) восстановлению церквей. И на богослужениях он будет поминаться, на ектенье, как «блаженны создатели святого храма сего».
Вопрос слушателя: Интересная статья появилась на этой неделе, отца Всеволода Чаплина, — «Истинное христианство или культ слезы ребенка?», в которой отец Всеволод настаивает на том, что неправильно отождествлять христианство с гуманизмом. Что гуманизм — это светская идеология, которая ставит человека в центр мироздания, а это совершенно не соответствует христианству. И что те христианские богословы, которые идут на поводу у светских, создают «христианство-лайт», являются приспособленцами. И что «слезинка ребенка» — это не самое главное, а приход к Истине хотя бы части человечества гораздо важнее. Поэтому фраза Достоевского богословски сомнительна.
Отец Василий Селиверстов: Я просмотрел эту статью. Конечно, христианство — это не гуманизм в чистом виде. Но существует и христианский гуманизм, и зарождался гуманизм именно в христианской среде, и христианский гуманизм нас приводит к Богу и к тому, что источником величия человека и подобия человека все-таки есть Бог, и только Бог позволяет этому величию реализоваться. Без Бога мы не можем быть подлинно великими, не можем быть подлинным «венцом творения», и это очень легко доказывается всей нашей жизнью.
Александр Крупинин: Все творчество Достоевского доказательству этой мысли посвящено.
Отец Василий Селиверстов: И если говорить про «слезу ребенка», то я всегда очень боюсь говорить от лица Бога. В этой статье автор говорит о том, что Богу важнее. Здесь всегда надо высказываться очень осторожно и деликатно, потому что это вопрос опасный. Когда мы начинаем говорить, что «Бог хочет того или этого», мы как бы подменяем себя Богом и становимся на позицию того самого светского гуманизма, который достиг своего апогея в отрицании Бога. Поэтому отметать эту фразу и говорить, что она чужда христианству, я бы не стал. Может быть, я не совсем понял мысль отца Всеволода, но мне кажется, что Бог готов ради этой «слезы ребенка» отдать всё оружие мира, но он ждет, чтобы это сделали мы.
Александр Крупинин: Есть такие вопросы, которые никогда до конца не могут быть разрешены в рамках нашего земного существования. Они могут быть сняты только верой.
Отец Василий Селиверстов: Да, эти вопросы волнуют, наверное, многих: как, действительно, может происходить, что льется кровь, где-то гибнут дети, ради чего всё это нужно? Это самые часто задаваемые вопросы священнику: вот произошла трагедия — где Бог, почему страдает невинное дитя? Кто виноват?
Здесь поиск вины — тупиковый путь. Когда Иов многострадальный спрашивает у Бога, почему же все-таки так произошло, Бог не дает ему ответа. Он не говорит, что «Я хотел показать вселенскому злу, что ты будешь верным, хотел, чтобы все это увидели». Бог начинает в ответ спрашивать у Иова: кто ты, человек? Каково твое место? Можешь ли ты изменить те вещи, которые происходят вокруг тебя: закат, восход, время беременности серны, можешь ли ты создать бегемота и справиться с ним? О чем ты, вообще, Меня спрашиваешь? Неужели мы с тобой говорим, как равные? Можешь ли ты проникнуть в эту тайну? Это сложный и таинственный вопрос во многом для нас, так что пытаться подойти к нему с нашими простыми черно-белыми мерками просто безумно. Это в каком-то смысле ситуация, когда Бог тебя ставит на место, предлагая тебе посмотреть на себя из вселенной, из вечности и увидеть свое место. Кто мы, чтобы предъявлять Богу претензии? Или судить Его?
Александр Крупинин: Когда Иов видит Бога, все вопросы снимаются в Его присутствии. Так и мы, если веруем, доверяем Богу, то все наши вопросы снимаются, если мы живем в Его присутствии.
Вопрос слушателя: В последнее время у нас опять возникла очередная волна вопросов о богохульстве и о защите чувств верующих. Председатель Синодального информационного отдела Владимир Легойда напомнил, что решать, что является, а что не является богохульством должны специально назначенные для этого епархиальные органы, а каждый человек не должен идти в суд подавать иск о богохульстве, если он что-то увидел в театре, на выставке или еще где-то.
Отец Василий Селиверстов: Защита чувств верующих — это новое слово для нашей страны: в конце ХIХ века особенной защиты не требовалось, а в советское время и возможности такой не было. Ни о каких чувствах верующих говорить не приходилось, и сами верующие были таким атавизмом, с которым надо было поскорее покончить. А сейчас новое время и новые вызовы. Если раньше печатное слово было так или иначе монополизировано, то сегодня не нужно даже оканчивать среднюю школу, чтобы сделать любое свое слово, мнение достоянием всего мира.
Вопрос о богохульстве связан с опасением оскорбить Бога — но Бог поругаем не бывает. Нельзя уязвить Бога, потому что он совершенен. Мы не сможем своими выкриками, словами, эмоциями сделать Его менее совершенным. Повредить Ему мы никак не можем, а скорей можем повредить себе, друг другу. И вопрос стоит не столько о богохульстве, не столько о том, что Бог оказывается оскорбленным, что ему не оказывается должное почтение, а сколько о недостатке культуры.
Нам всем часто очень не хватает культуры. Сегодня человечество можно сравнить с ребенком: в Ветхом Завете есть определенные запреты, но нет объяснений — почему нельзя. Так же, как мы не объясняем ребенку, почему нельзя трогать горячий утюг. Потом приходит Господь, который дает как бы ключ, который говорит о любви, и многие нормы и правила оказываются просто не нужны, если у нас есть та самая любовь, милость, милосердие, доброе отношение к Богу и к человеку. Тогда для нас многие вещи становятся сами по себе абсолютно неприемлемыми. Если посмотреть просто на эволюцию человечества, у меня иногда возникает такое ощущение, что сегодня человечество достигло подросткового возраста. Нам кажется, что мы уже очень взрослые: у нас есть ядерное оружие, интернет, космические корабли — всё, что дает ощущение взрослости. И у нас такой подростковый бунт против Бога, мы отрицаем Его, как дети часто отрицают авторитет отца, мы начинаем делать какие-то странные поступки: кого-то оскорблять, унижать — такой эпатаж, как у подростка, связанный с гормональным, эмоциональным фоном. Для человечества этими гормонами стали новые технологии, деньги, доступность информации. Мы вроде бы немножко повзрослели, но еще не доросли эмоционально, духовно до этой взрослости и пока еще не умеем с этим жить, и мы начинаем просто бунтовать, сходить с ума. Где-то безобидно, а где-то очень опасно. И мы, как верующие люди, должны быть все-таки немного взрослее, мы должны быть той самой мудрой бабушкой для подростка. И мы всегда можем воспользоваться опытом Церкви, если у нас не хватает своего собственного опыта. Церковь за свою историю много чего пережила и имела возможность «рано повзрослеть» по отношению к остальному миру. И вот нам нужно набраться какой-то взрослости, уважения к традициям, не потому что они правильные или неправильные, а просто потому, что каждый имеет право верить в то, во что он верит, и не верить в то, во что верят другие, и так далее. Вот какой-то такой деликатности нам не хватает. И конечно, христианин, который сегодня будет бегать по судам и судиться со всеми вокруг, чтобы доказать, что Бог есть, что Он любящий Отец, что вы должны принять Его в своем сердце — это совершенно бессмысленное занятие. Конечно, есть вещи недопустимые и Церковь должна высказываться о них, и довольно жестко: по поводу войны и мира (мы молимся сегодня в каждом храме о мире, в частности, на Украине) и по многим другим вопросам. Но когда нас гонят, то «блаженны вы, когда вас гонят за имя Мое». Господь нам говорит как бы «не ждите от этого мира никакого лицеприятия». Апостол Павел пишет в своем послании: «вы — мусор для мира».
И в этом есть определенное место для подвига: продолжать оставаться христианином в этом мире, несмотря на то, что он тебя не принимает.