О вере и ракете

Начало

Как я сам оказался в отделе? Отец Алексий (Ганьжин) был тогда благочинным в нашем Волосовском районе и однажды попросил меня посетить несколько военных частей. Я согласился, потому что военная тема мне с детства близка. До сих пор считаю, что военный самолет красивее гражданского. Фильмы советские про войну еще в детстве изучил. Теперь пересматриваю их со своими детьми — а их у меня семеро, и все они тоже к военной тематике неравнодушны.

Лечение анемии

Полная анемия — так можно было выразить духовное состояние солдат, когда мы впервые появились в армии. Приходили тогда в части по праздникам: в Рождество, Пасху, Троицу, День Победы. Рассказывали солдатам о вере практически с нуля. Ощущалось, что для них это была полностью затуманенная тема, хотя и не спрятанная вроде никем. И вот как онемевшую руку начинают согревать, а она сначала не чувствует тепла, но действие это само по себе благотворно для нее, — так и мы ребят «отогревали». Приходили и беседовали, беседовали… Понемногу стали появляться наработки, как общаться, чтобы слова поглубже в сознание проникали.

Офицеры — те совсем другие. У них любая тема осознана, пусть и неправильно. Для примера, спрашиваю у офицера: «Что такое Рождество»? Отвечает: «Святочные гадания», — потому что он так слышал. А кто-то о Боге более глубоко знал, бывали и диспуты в курилке. Почему в курилке? Да потому что в своей, привычной обстановке. Соберешь их в клубе воинской части — разговор выходит официальный. А идешь мимо курилки, скажешь: «С праздником вас», и видишь, как их тянет на разговор: живой, неформальный. Видишь, здесь ты нужен, пастырь!

С самого начала мы не только об азах вероучения рассказывали. Пытались объяснить, в чем духовность русского воинства, чтобы солдаты и офицеры понимали: мы защищаем Родину не только как территорию, а как духовно-нравственное пространство.

Надо «заболеть»

Постепенно в отделе складывался коллектив единомышленников. Можно сказать, глубочайшее братство, в котором очень теплые отношения и взаимопонимание с полуслова. Внешне мы все очень разные: один, например, батюшка у нас совсем мирный, с тихим голосом — на первый взгляд, ему бы в богадельню, а не армию окормлять. А другой, напротив, большой такой, громогласный. Но ведь тоже не по внешнему признаку в военные священники пошел. Этим надо «заболеть». Не каждый батюшка, побывав в части, соглашался туда снова поехать. К сожалению, слышали и отказы. Не все понимали, что это такие же твои прихожане, только за бетонным забором. Наверное, просто это стезя не для каждого священника.

Армейская специфика

У армейского батюшки — особая специфика. Это настоящий работник Христов на ниве мужских коллективов. Нам приходится сталкиваться с людьми, которые готовы умирать. Может, он вслух об этом не скажет, но это его профессия. И он должен быть готов кого-то умертвить. Чем глубже человек в это проникает, тем ближе к Богу становится. Наша паства с особым строем ума, психики, души. И надо всегда быть готовым сострадать, помолчать вместе, где-то — пошутить. Иногда «на грани». Он, может, и не расположен к шуткам, а ты всё равно шутишь, «вытаскивая» его из какого-то состояния, мешающего выполнить воинскую задачу. Отец Алексий может любую ситуацию на грани резкости перевести в шутку. Вообще, я считаю, умение шутить в тех ситуациях, когда «не до шуток», отличает военных пастырей. Это — профессиональное, снимает напряжение в доли секунды.

Эффект присутствия

Мы болеем не только за то, чтобы наше воинство духовно не пропало. Мы сращиваемся с ними, вникаем в проблемы семей. У офицеров они есть всегда. У большинства зарплата небольшая, сами целый день в части пропадают. Не каждая жена это терпеливо и благодушно переносит. Получается: он или хороший офицер, но плохой семьянин, или наоборот. И когда он видит, что батюшка готов поддержать, он и жену в храм приведет, и детей крестить привезет. А потом и до глубоких вопросов доходит. В этом — призвание военного пастыря. Я считаю, что всё начинается не в бою, а в мирной жизни. Когда у офицера разлад в душе, он ходит на службу как на работу. Он не готов защищать Родину. Такой настрой перенимают солдаты. Получается, что и оружие современное, и людские силы есть — а вместе — колосс на глиняных ногах, если люди в армии просто работают. Поэтому наш президент, он же верховный главнокомандующий, так настойчиво продвигает институт военных священников.

Заметен ли эффект от работы военных священников? Безусловно. Есть части, где мы бываем постоянно, где-то — раз в неделю, где-то — по праздникам. Сразу видно, как отличается общий эмоциональный фон, атмосфера. Где священник бывает часто — атмосфера мирная. Конфликты быстро гасятся. А где батюшка редко бывает, там «висит» тревога.

Главное чудо

После разделения епархий отец Алексий (Ганьжин) ходатайствовал, чтобы наш владыка Митрофан, епископ Гатчинский и Лужский, назначил меня главой Гатчинского «военного» отдела. В начале лета у нас были учения международные, президент приезжал. Наши ребята-ракетчики должны были запускать боевую ракету. Представьте, запускать здесь, а попасть надо в определенную точку где-то на Дальнем Востоке. Ребята собрались, вместе с батюшкой из нашего «военного» отдела помолились, ракету эту окропили святой водой. Кто-то скажет, причем тут Бог, сейчас век автоматики, всё заранее просчитано. А вот сами ракетчики, люди с техническим образованием, большим опытом, понимают: машина есть машина, и многое не нами управляется. Ракета попала в цель до миллиметра. Для ребят это был факт Божией помощи. Но Бог действует в основном не через чудеса, а через внезапное повседневное оживление души. Именно это я считаю главным чудом, с которым мы, военные пастыри, постоянно сталкиваемся.