Новый музей для новых древностей. Музейная экспозиция в Александро-Невской лавре
КНИГИ И ВЕРИГИ
Современное древлехранилище Лавры занимает пространство бывшей ризничной монастыря. В советские годы здание было отдано городской станции переливания крови, а потому сильно перестроено и приспособлено для нужд медицины. От той эпохи в отреставрированном помещении осталось только плиточное покрытие пола — его было решено сохранить. Местами в полу видны следы от временных конструкций и стоек. Весь остальной интерьер восстановлен по сохранившимся с дореволюционных времен фотографиям.
Экспозиция музея состоит из нескольких частей, главная — собрание предметов, документов и фотосвидетельств, рассказывающих об истории Лавры и Церкви в Петербурге в разные эпохи.
— Вот, например, фото братии монастыря во главе с митрополитом Санкт-Петербургским Владимиром (Богоявленским), будущим священномучеником. Слева от него сидит наместник Лавры архимандрит Феофан (Туляков), — хранитель музея Роман Катаев проводит нам небольшую экскурсию. — А вот старые вериги, переданные подворьем Оптиной пустыни, а это, — Роман показывает на большую ветхую книгу, вместившую, кажется, огромное количество томов на своих страницах, — старо-обрядческая вещь — толкование на Апокалипсис Андрея Критского.
Большинство «единиц хранения» достаются музею от «обывателей»: вещи привозят, присылают — что-то осталось от предков, а о чем-то люди и сами затрудняются сказать, откуда это у них. Есть в древлехранилище и такие экспонаты, что получены от городских священников, из петербургских храмов и даже театров.
— Облачение настоятеля Исаакиевского собора протоиерея Леонида Богоявленского нам подарил протоиерей Владимир Сорокин, — говорит Роман Катаев. — А вот другие облачения, уже лаврские, — получены из Большого драматического театра имени Г. А. Товстоногова, они в советское время там в качестве реквизита использовались.
ПОМОЩЬ УШЕДШИХ
Своим существованием древлехранилище Лавры во многом обязано трудам Лидии Ивановны Соколовой, секретаря епархиальной комиссии по канонизации. С 2008 года она кропотливо собирала материалы, принимала экспонаты, договаривалась с экспертами о проведении датировок и атрибуции.
— Она работала в Государственном архиве Санкт-Петербурга, в Архиве Управления ФСБ Санкт-Петербурга и Ленинградской области, — говорит Роман Катаев, — трудностей с доступом у нее не было: как секретарю комиссии по канонизации ей были открыты любые двери.
Сам нынешний хранитель лаврского музея познакомился с Лидией Ивановной еще будучи студентом истфака Башкирского государственного университета: в Уфе он обнаружил неопубликованный труд высланного в Башкирию профессора Санкт-Петербургской духовной академии Ивана Ивановича Соколова, известного византиниста. За комментарием обратился к Лидии Ивановне.
— Так и познакомились. Потом, когда я стал студентом Академии, нес в академическом музее послушание, а выпустившись, стал помогать Лидии Ивановне здесь. Позже наместник Александро-Невской лавры епископ Назарий принял меня на работу.
Большую помощь музею оказал сотрудник Государственного музея городской скульптуры Юрий Минаевич Пирютко. Результат его совместного с мастерской Лавры труда — первое, что видит посетитель, войдя в музей: в центре зала на постаменте под стеклом размещен большой макет первых двух кладбищ Лавры по состоянию на 1918 год: Тихвинского и Лазаревского.
— Почему именно на 1918-й? В этом году был убит и похоронен на Тихвинском кладбище священномученик Пётр Скипетров. Нам хотелось, чтобы его могила тоже была отображена на макете.
Позже эти кладбища превратились, по большому счету, в музей надгробий. Часовни были снесены, некоторые могильные плиты передвинуты или развернуты. Некрополь пополнился захоронениями с других кладбищ — сюда были перенесены, например, прах и надгробие Архипа Куинджи, изначально погребенного на Смоленском кладбище.
— Помню, мы с Юрием Минаевичем, самым крупным специалистом по городским некрополям, изучали документы, фотографии, пытаясь восстановить по крупицам, как выглядели эти кладбища сто лет назад, — вспоминает Роман Катаев.
Впрочем, выставленный в музее макет дает лишь общее представление о том, как в действительности выглядели в начале XX века старейшие лаврские некрополи: многие надгробия стояли тогда друг к другу столь тесно, что создатели сочли ненужным воспроизводить это на макете.
ТЮРЬМА В МУЗЕЕ
Многим посетителям, наверное, будет интересно посмотреть на реконструкцию тюремной камеры, подобной тем, в которых оказались под арестом многие российские новомученики. Почти в самом конце экспозиции, рядом с основным входом в музей, есть еще один дверной проем, в котором на старых ржавых петлях висит настоящая дверь от камеры, некогда закрывавшая путь к свободе узникам внутренней тюрьмы Ленинградского отделения ОГПУ на Шпалерной улице. Кажется, что она попала сюда прямо из той страшной эпохи, минуя годы сравнительно благополучной и безопасной второй половины XX века: тронутая ржавчиной и пыльная, с потертыми и тоже ржавыми скобами, с изогнутой шторкой на глазке и окошечком для приема пищи.
— У нас есть рисунок архитектора Николая Лансере, сидевшего в этой самой тюрьме, — рассказывает Роман Катаев, — в архитектурной «шарашке», где он проектировал фасад знаменитого Большого дома на Литейном проспекте. На этом рисунке изображена камера изнутри, её-то мы и пытаемся вот здесь воссоздать.
Работа пока не закончена — например, в камере, где сидел Лансере, был сводчатый потолок. В каморке лаврского музея — плоский. Да и отделка комнаты не совсем соответствует рисунку Лансере. Зато в ней уже стоят настоящие тюремные нары — правда, из нашего времени.
— В 20-е годы гуляла такая частушка: «Всё превратно в этом мире. / Мы окажемся опять / На Гороховой, 4, / На Шпалерной, 25», — рассказывает Роман Катаев, — то есть мест предварительного заключения в те годы в Ленинграде было немного, а основных адресов и вовсе только два. Можно предположить, что в этих местах побывали многие священнослужители, впоследствии причисленные к лику святых.
ПЛАНЫ НА БУДУЩЕЕ
Сейчас почти половина экспозиции занята выставкой икон. Есть среди них очень важные для музея экспонаты — например, большой образ мученика Иоанна Воина из Святодуховской церкви Лавры, сохраненный потомками тех, кто выносил его из закрываемого большевиками храма. А вот Царские врата, достойные украсить собой экспозиции самых серьезных городских музеев, — скульптурные изображения святых на Вратах сделаны неизвестным мастером очень искусно, и не менее профессионально отреставрированы мастерами Александро-Невской лавры. Есть тут и иконы святых, редко встречающиеся в храмах: праведного Филарета Милостивого, святого Михаила Черниговского, святой Фотинии. Иконы в окладах и без них. Образа классической иконографии и местных изводов — например, святитель Николай Чудотворец, изображенный в полный рост, с крестом и дикирием, в русском архиерейском облачении.
— В будущем мы хотим эту часть выставки сократить, освободив место под тематические разделы, соответствующие тематике нашего музея, — рассказывает Роман Катаев. — Будут стенды, рассказывающие о взаимоотношениях Церкви и общества во время Великой Отечественной войны и об истории Церкви в послевоенное время.
Многие экспонаты для новых разделов уже имеются. Их тоже в основном приносят самые обычные люди. Вот, например, расстрелянная икона Спасителя. А недавно в музей передали орден Александра Невского. «Климовцев Иван Алексеевич, 49 отделение электро-технической роты инженерных войск Западного фронта», — гласит именное удостоверение владельца награды.
— Этот орден был как раз возрожден в Великую Отечественную войну, — комментирует Роман Катаев, — единственный орден, присутствовавший в наградных системах Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации. Люди волнуются, спрашивают, почему мы не размещаем их дар в постоянной экспозиции. Я отвечаю, что вскоре мы обязательно его выставим.