Новые технологии: полезные, страшные, спорные

Мы живем в мире, сформированном научно-техническим прогрессом. Вещи, которые раньше приходилось делать руками или с помощью простых инструментов, теперь быстрее и эффективнее делает машина. Ученые придумали множество вещей — они обобщенно называются технологиями, — которые облегчают, продлевают и спасают нам жизнь. В церковной среде технологии воспринимаются по-разному.
Раздел: Острый угол
Новые технологии: полезные, страшные, спорные
Журнал: № 10 (октябрь) 2013Автор: Тимур Щукин Опубликовано: 1 ноября 2013
Мы живем в мире, сформированном научно-техническим прогрессом. Вещи, которые раньше приходилось делать руками или с помощью простых инструментов, теперь быстрее и эффективнее делает машина. Ученые придумали множество вещей — они обобщенно называются технологиями, — которые облегчают, продлевают и спасают нам жизнь. В церковной среде технологии воспринимаются по-разному. Одни вообще не обращают на них внимания: так, часть жизни. Электричество или гладко уложенный асфальт — не предмет для рефлексии. Равно как и новый гаджет Apple. Другие, напротив, всерьез задумываются: не противоречит ли технологический прогресс замыслу Бога о человеке? Не затрагивает ли технологизация глубинных слоев человеческой души, не вредит ли им? Третьи объявляют достижениям прогресса настоящую войну. О новых технологиях и вариантах отношения к ним «подробно» в нынешнем номере.

Луддиты старые и новые

Вопросы, связанные с техноновациями, очень важны: ими задаются далеко не только православные. О духовном смысле технического прогресса писали выдающиеся мыслители: Пьер Жозеф Прудон, Георг Юнгер, Мартин Хайдеггер… Но в русском православии технологии нередко становятся предметом споров, внутрицерковных конфликтов, иногда даже настоящих расколов.

Самый яркий пример последних лет — борьба со средствами электронной идентификации. Всем памятны баталии начала 2000-х годов, по поводу которых Священному Синоду РПЦ пришлось выпустить целых два (различных по тональности) обращения к верующим. Введение электронных паспортов или универсальной электронной карты запускает все тот же сценарий: паства высказывает сомнения, отдельные священники эти опасения раззадоривают, официальные лица Церкви выступают с заявлениями, призванными успокоить общественность. Очевидна роль церковного сообщества и в кампании против прививок: в интернете легко насчитать не один десяток околоцерковных сайтов с антивакцинаторскими статьями. Книги и фильмы в жанре «Вся правда о прививках» можно купить и православных интернет-магазинах, и в церковных лавках. Примерно та же ситуация и с генномодифицированными продуктами: особенно остро полемика по их поводу ведется внутри церковной ограды. Получается, существуют чисто церковные «технофобии». Откуда они берутся? И как сказываются на жизни Церкви?

«Вождь луддитов». Гравюра неизвестного автора. 1812 год

Вспомним, что результатом промышленного переворота (он начался в Англии в последней трети XVIII века) стало повсеместное введение машинного производства. Долгое время это новое производство сопровождалось массовым использованием женского и детского труда: для обслуживания машин не нужны дорогостоящие рабочие-мужчины. Как следствие, кормильцы семей теряли работу, пополняли ряды нищих, умирали от голода. Естественной реакцией рабочих была борьба против средств производства, кульминацией которой стало движение луддитов (по преданию, от имени подмастерья Неда Лудда, разрушившего свой станок). Несложно оценить масштабы этого движения по следующему факту: для его подавления британское правительство использовало более многочисленный воинский контингент, чем в то же время (1812 год) использовался в Европе против наполеоновских войск. В 1812-м же году вторично (впервые в 1769-м) была введена смертная казнь за разрушение машин.

Офорт из серии «Генерал Лудд» венгерского художника Белы Уитца. 1923 год

Церковь не раз оказывалась на стороне рабочих в этом многовековом конфликте. К примеру, отец знаменитой писательницы Шарлотты Бронте, англиканский священник Патрик Бронте был близок к луддитам, тайно отпевал и хоронил участников восстания. Но дело даже не в том, что Церковь (Англиканскую мы рассмотрели только в качестве примера) прямо и сознательно оправдывала рабочих, а в том, что христианская община оказывалась проводником настроений, связанных со страхом перед машиной (а точнее, перед тем злом, которое несло ее внедрение).

Нынешние «луддиты» (это, конечно, не организация, скорее, совокупность разрозненных социальных групп) боятся не машин, а более совершенных произведений человеческого разума: медицинских, электронных, биологических технологий. В них пугает уже не бесхитростно грубая, вытесняющая сила, а некое коварство: технология порабощает нас — и именно тем, что облегчает нам жизнь. А еще тревоги новых луддитов поразительно легко входят в церковный социум.

Штрих-апокалиптика

Борьба со штрих-кодами — яркий тому пример. Все началось, оказывается, не в России. Штриховые коды впервые ввели в США в 1974 году. Это само по себе непримечательное событие (подумаешь, черные полоски на упаковке жвачки Wrigleys — первом товаре со штрих-кодом) наложилось на два обстоятельства. Во-первых, американская экономика переживала невиданный со времен Второй мировой войны спад: безработица, инфляция, общая социальная депрессия. Во-вторых, в проповедях и книгах религиозных лидеров США появились апокалиптические нотки. Особенно усердствовали харизматы. Такие как Дэвид Вилкерсон, выпустивший в 1973 году книгу «Видение», в которой «предсказал» глобальный финансовый кризис, гонения на христианские общины и даже объединение всех религий в единую церковную организацию под властью «сына погибели». Идеи Вилкерсона были развиты в книгах лидера пятидесятнической Церкви «Лига Молитвы» Мэри Стюарт Рэлф: «На смену обесцененным деньгам… приходит система трех шестерок» и «Система новых денег». Рэлф — коллекционер городских легенд (которые, конечно, преподносятся ею как пророчества). В первой книге кропотливо собраны примеры бытового использования «числа зверя»: таблички с номерами домов, счета, выписки с кредитных карт. Вторая — полностью посвящена штрих-коду. Именно в «Системе новых денег» впервые приводится миф о том, что на универсальном коде товара зашифрованы три шестерки. Эта легенда стала чрезвычайно популярной в христианском мире. Идеи Рэлф проникли на Афон — книги «пророчицы» перевел святогорский инок Парфений. К концу 1990-х, когда сначала в Греции, а затем и в России стали вводиться новые технологии идентификации налогоплательщиков, легенда уже жила новой «православной» жизнью, превратившись в «предание афонских старцев».

Лаборатория генетических исследований «Choremio», г. Афины

Любопытно, что появление книг Рэлф совпало с началом «рейганомики» (от имени американского президента Рональда Рейгана) — политики, основанной на стимулировании спроса с помощью кредита и постоянно завышающей планку потребностей посредством рекламы. Именно 1980-е годы — окончательный триумф «общества потребления». Книги Рэлф и выросшая из них «православная» традиция — отражение вполне обоснованных опасений человека, что его покупательная способность и покупательская активность кем-то контролируется и используется в корыстных целях.

Как луддиты XVIII–XIX веков переносили свое негодование с хозяев ткацких станков на сами невинные машины, так и новые луддиты видят антихриста не в формирующейся системе человеческих отношений, не в «дивном новом мире» тотального потребления, а в штрих-кодах, которые, по большому счету, сами по себе не несут никакого вреда.

ГМО и конспирология

Боязнь зависимости, подвластности порождает и другие фобии. Если мной управляют, значит, могут навязать что-нибудь вредное под видом полезного или даже губительное под видом спасительного. В промышленном масштабе, с использованием современных высоких технологий. Если средства идентификации и контроля пугают именно тем, для чего они предназначены, то все прочие технологии — тем, что могут быть использованы не по назначению. Можно ли зомбировать население с помощью 25-го кадра или с детства приучать народ к алкоголю, понемногу добавляя его в кефир? Теоретически все возможно. Но чтобы оправдать эту возможность, хорошо бы ответить на вопрос: кому и зачем это нужно? Технофобия невозможна без конспирологии. Пример: борьба против генетически модифицированных организмов (ГМО). Кто «управляет» введением ГМО, и правы ли мы, что их боимся?

— ГМО-фобия — это нормальное (если хотите, стихийное) явление, — считает доктор биологических наук, заведующий Центром коллективного пользования «Генетический полиморфизм» Отделения биологических наук РАН Денис Ребриков. — Всем живым существам (и людям в частности) свойственно опасаться всего нового, непонятного. Это нормальная стратегия выживания вида. Если воробьям бросить хлебных крошек, лишь несколько наиболее отважных бросятся на еду. Остальные будут наблюдать, что будет с первыми. Любое новое техническое устройство люди принимают постепенно. Вспомните первые страшилки про микроволновые печи или про сотовые телефоны. Так и с ГМО. Пройдет время, и люди привыкнут. И будут использовать без опаски.

Генно-модифицированная слива, устойчивая к оспе, которая переносится тлей

Опасения, связанные с ГМО, нередко подкрепляют богословской аргументацией, приравнивая генную модификацию к самочинному вмешательству в Божий замысел. Часто этой технологии противопоставляется традиционная селекция. Но что такое селекция? Это технологии создания новых популяций и последующего отбора нужных вариантов. По словам Дениса Ребрикова, генные модификации — один из инструментов селекции, позволяющий эффективно создавать нужные варианты живых существ. В течение нескольких тысяч лет человечество вело отбор наиболее привлекательных вариантов живых существ из природных сообществ. Например, мула — помесь жеребца и ослицы — люди использовали еще в библейские времена. Около ста лет назад для создания новых подвидов исследователи стали активно использовать внутривидовую гибридизацию (скрещивание). Шестьдесят лет назад появились более эффективные подходы к созданию разнообразия: физический и химический мутагенез (внесение случайных нарушений в генетический код организмов с целью создания мутантов, небольшая часть из которых будет обладать нужными свойствами, например, высокой урожайностью или быстрым созреванием). Наконец, двадцать лет назад для создания организмов с новыми свойствами стали активно применять генную (генетическую) инженерию — направленное и контролируемое изменение генов организма. «Если провести аналогию между живым организмом и компьютером, можно сказать, что перейдя от химического мутагенеза к генной инженерии ученые перестали случайно тыкать пальцем в клавиатуру для запуска нужной программы, а научились выбирать ее из списка», — говорит Денис Ребриков. Итак, человек вторгся в естественный ход эволюции тысячи лет назад, когда приручил собаку и лошадь, когда вывел первые сорта картофеля или винограда. По большому счету, все это является «вмешательством в Божий замысел». Вопрос нужно ставить иначе: не вредна ли данная технология для человека?

Кенийцы изучают разъясняющий плакат перед полем, засеянным генномодифицированной кукурузой

— Можно с уверенностью утверждать, что ГМО как ингредиенты пищи менее опасны для человека, чем обычные сельхозкультуры, — считает Денис Ребриков. — Приведу пример: существуют сорта генетически модифицированного картофеля, устойчивого к колорадскому жуку. В этот картофель встроен ген бактерии, кодирующий токсин, убивающий колорадского жука. Обратите внимание, этот токсин (белок, действующий на клетки эпителия кишечника жука) токсичен практически только для данного вида жуков. Даже большинство насекомых нечувствительны к нему, не говоря уже о млекопитающих. А что с натуральным картофелем? В большинстве стран мира (и Россия в их числе) выращивание картофеля без обработки инсектицидами невозможно. Инсектициды (ДДТ, гексахлоран, тиофос, карбофос и др.), обладают существенной токсичностью для человека. Все эти химикаты, по сути, входят в состав «натуральной» картошки, обклеенной надписями «Не содержит ГМО». Что касается «побочных эффектов» использования ГМО, то их не больше, чем от применения классических (например, химический мутагенез) методов в селекции.

Разумеется, у ГМО, как и у любой новации, есть свои экономические резоны: экономия на издержках, экономия на рабочей силе и, следовательно, увеличение прибыли. Но странно думать, что и запрет ГМО обусловлен внеэкономическими соображениями.

—— Европа отменила все ограничения, поняв, что 15 лет назад совершила ошибку, отказавшись от ГМО, — говорит кандидат биологических наук, доцент кафедры генетики и селекции СПбГУ Олег Тиходеев. — А у нас людей до сих пор пугают, будто генетика несет зло. Считаю, что все эти страшилки имеют под собой экономическую подоплеку, так как главными финансистами «зеленых» в борьбе с генетически модифицированными продуктами выступают химические концерны, выпускающие удобрения, гербициды и пестициды. Словом, чистая конкуренция. В речах обличителей нет никакой конкретики, лишь общие слова с целью вызвать панику среди населения.

В ГМО-фобии есть еще и внутреннее противоречие: если мы боимся навязанного нам продукта, почему выбираем именно продукт «без ГМО», ведь он точно также навязан — рекламой, масс-медиа, специфическим общественным мнением? Если мы живем не натуральным хозяйством, то обречены потреблять не нами самими и не одной природой созданный продукт. Так уж устроена современная экономическая модель.

Кто боится прививок?

Антивакцинаторское движение существует уже 150 лет (со времени первых масовых прививок). И в XIX веке, и сейчас люди опасаются одного и того же: проникновения в их тело инородного, неестественного вещества, причинить вред себе или близкому человеку. Попытаемся взвесить все «за» и «против».

— Конечно, с тех времен, когда начали делать прививки, то есть фактически со времен Эдварда Дженнера (английский врач, разработавший первую вакцину в конце XVIII века. — Прим. ред.), была доказана их несомненная защитная роль, — рассказывает доктор медицинских наук, руководитель отдела иммунологии НИИ экспериментальной медицины РАМН, главный редактор журнала «Медицинская иммунология» Ирина Фрейдлин. — Известно множество случаев, когда родители отказывались от прививок, и это отрицательно сказывалось на здоровье детей. Например, в 1960-е годы отказы от прививок против дифтерии привели к сильной вспышке дифтерита в Ленинграде. Погибли дети, потому что если ребенок вообще не привит, дифтерия протекает крайне тяжело. Аналогичные ситуации возникали в результате отказа от прививок против коклюша, против кори. Это, однако, не означает, что у людей нет никаких оснований бояться прививок. В ряде случаев могут возникнуть осложнения. Например, в последние годы зафиксировано несколько случаев осложнений после прививки против гриппа. Прежде всего это касается ситуаций, когда недостаточно грамотный врач недостаточно четко обследует ребенка перед вакцинацией. В последнее время установлено, что существует определенный процент детей, страдающих врожденным иммунодефицитом. Таким детям нельзя делать прививки живыми микроорганизмами. Поэтому ребенок перед получением прививки должен обязательно обследоваться. Это правило далеко не всегда соблюдается. Кроме того, надо понимать, что в настоящее время существует несколько вариантов прививок. Например, против гриппа есть прививка живыми (ослабленными) вирусами, есть прививка убитыми вирусами, есть прививка извлеченными из вируса химическими веществами. Даже среди самих специалистов прививочного дела нет единого мнения по поводу тех или иных видов прививок. Поэтому вполне понятно, что у населения тоже возникают сомнения.

— Прививки могут нести как пользу, так и вред, — считает председатель Общества православных врачей Санкт-Петербурга, кандидат медицинских наук протоиерей Сергий Филимонов. — Все зависит от того, учтены ли индивидуальные особенности пациента (состояние здоровья, наличие наследственных заболеваний). То, что отдельные медицинские работники не следуют соответствующим показаниям, ведет к дискредитации прививочного дела. Например, если прививка назначается недавно выздоровевшему ребенку, может развиться осложнение. Бывает, что прививки делают в школе, не взяв согласия у родителей. Это нарушение закона. За этим не стоит никакой целенаправленной политики. Обычное разгильдяйство: неточное исполнение предписаний, установленных Минздравом и различными комитетами. Но нужно понимать, что большая ответственность все же лежит и на родителях, которые дают или не дают согласие на прививку. Некоторые говорят, что иммунная система ребенка формируется к 7-8 годам и нет необходимости дополнительно ее нагружать. Я считаю, что это схоластика. А суть такова: если ребенок вовремя не привит, он может серьезно заболеть. Прививочный календарь составлялся учеными на основании многолетних исследований. И он действительно защищает от эпидемий, работает против высокой смертности. Может быть, прививку от гепатита B нет смысла делать, как записано в календаре, в первые дни жизни, — можно сделать позже. С другой стороны, есть дети из группы риска, дети из неблагополучных семей, которые растут в неблагоприятной санитарно-эпидемиологической обстановке, у которых родители болели гепатитом. Их имеет смысл прививать уже в роддоме. Остальные прививки можно делать по календарю или с небольшой задержкой.

Европейские плакаты начала ХХ века за вакцинацию и против нее

Безусловно, если речь идет о здоровье (тем более здоровье детей), критический подход уместен. Более того, он соответствует объекту сомнения — науке, которая вся построена на гипотезах, эксперименте, переосмыслении своего и чужого опыта. Дело, однако, в том, что вместо критики часто включается механизм псевдообъяснения. Все снова сводится к проискам враждебных сил. Некоторые считают, что в массовых прививках заинтересованы глобальные производители вакцин. Зачем тогда прививки практиковались в Советском Союзе, где производитель был один — государство? Другие указывают на законспирированных мальтузианцев, которые заинтересованы в сокращении населения Земли. Но ведь «календарь прививок» — признак развитых стран, где прирост населения и без того низок (в России вовсе отрицательный)! При изначальном введении вакцин вообще не было никакого cui prodest. Выпущенный британским правительском Vaccination Act 1840 года был направлен на улучшение здоровья населения, был элементом только-только нарождавшегося социального государства (примерно в те же годы в Великобритании, благодаря рабочему движению, был ограничен рабочий день и применение детского труда).

Итак, конспирология не способна ответить на вопрос: кому и зачем нужно то зло, которое якобы внедряется с помощью технологии.

По существу

Вернемся к «фобии фобий» — к боязни перед средствами электронной идентификации и слежения. В чем смысл этих технологий? Из системы контроля над человеком (а такой контроль — одна из функций любого государства) исключается субъективный фактор. Государственный аппарат, перерабатывающий информацию — продукт этой системы, — выступает, казалось бы, безличным монстром, никем не прирученным Левиафаном. Это, однако, иллюзия. Каким бы сложным ни был аппарат слежения, он всегда завязан на конкретного человека, который «двигает рычажки и нажимает кнопки». И чем больше информации получает система, тем больше возможностей у обслуживающего персонала систему дестабилизировать. Эта ситуация обыгрывается во многих фантастических фильмах, где человек — обитатель электронно-тоталитарного государства — оказывается в центре управления и «вырубает» ее нажатием кнопки. Кроме того, рисуемый создателями антиутопий электронный тоталитаризм предполагает, что кто-то выключен из системы, кто-то владеет технологией «подсматривания», оставаясь недосягаемым для нее. Но это невозможно. Если этот кто-то недосягаем сейчас, он привлечет тем большее внимание, когда какой-нибудь Брэдли Мэннинг (военнослужащий армии США, который передал большой объём секретных документов сетевому антиглобалистскому проекту WikiLeaks) «сольет» информацию не тому, кому положено.

Средства контроля ведут к всеобщей прозрачности, доступности одного человека для другого. Однако в конце этого пути вовсе не концлагерь. Усиление контроля ведет не к «оболваниванию» и «уравниловке», а к атомизации общества, то есть не к тотальной несвободе, а скорее к избытку свободы (или пустоты вокруг?) для каждого индивидуума. Пример, который памятен, — советское общество. Принудительный коллективизм, донельзя суженная сфера частного, бюрократизация социальной сферы — все это разрушало естественные связи между людьми. Если любая такая связь становится предметом чьего-то внимания (не обязательно КГБ, а, например, секретаря комсомола), человек менее охотно такую связь устанавливает. Если ему навязывают жизнь в не им созданном коллективе, у него атрофируется сама способность к коллективной жизни. Если человеческая воля сдерживается не общественной моралью или хотя бы правилами приличия, а внешним принуждением, она после крушения системы (которое может произойти по воле случая) способна порождать вокруг себя те хаос и безумие, которое мы наблюдали в 1990-е годы.

Не бойся, малое стадо

«Православная» технофобия — одно из проявлений этого хаоса. И одновременно реакция на хаос, на атомизацию.

Россия пережила период, когда власть спецслужб была чрезвычайно высока, когда опека (читай контроль) со стороны государства переходила всякие разумные границы. Поэтому у нас выработалось устойчивое отвращение к доносу, неприязнь к социальным службам, к любым средствам контроля граждан. У нас — в отличие от жителей Запада — есть «генетическое» неприятие тоталитаризма. В антипрививочном движении, в движении против штрих-кодов или против ГМО (выведем за скобки откровенных шарлатанов) имеется существенный правозащитный, антиэтатистский и «зеленый» (который, впрочем, всего лишь проявление того же стихийного неприятия «системы») элемент. Люди самоорганизуются, обмениваются информацией, вырабатывают стратегию и тактику общего дела. Они (как, впрочем, и многие другие политические, общественные, художественные движения 1980–1990-х годов) противостоят социальной энтропии, запущенной еще в советский период. Именно потому церковное общество так легко восприняло все эти фобии, а затем произвело множество «антисциентистских» групп, что приходская жизнь (помимо мистической стороны) это еще и средство социализации.

Прекрасно, что люди в борьбе находят друг друга. Неплохо даже и то, что они создают пространство субъективного разнообразия, пусть не всегда здоровой, но полемики. Вся беда в том, что люди не распознают реальных предпосылок того или иного мнения. Они полагают, что высказывают какую-то мысль, но в реальности же всего лишь облекают в слова эмоцию. Они думают, что защищают идею, а в действительности оказываются проводниками глобального ужаса.

Да, не стоит очаровываться достижениями науки. Ведь и героин когда-то считался лекарством, а кровопускание, которое теперь практически не применяется, — эффективным методом лечения. Ученые могут быть политически и финансово ангажированными. Но другой науки у нас нет, как и нет другого способа оценить эффективность и полезность технологии. Что же делать? Учиться, вникать в сложный язык научных исследований, рассуждать. Ведь православие — это религия рассуждения. Рассуждение — способность распознавать, что и откуда приходит в твою душу. Может быть, самая возвышенная концепция имеет вполне прозаическое происхождение. Может быть, самый духовный помысл спровоцирован материальными причинами. А это значит, что единственный способ избавиться от фобий — погружение не только в церковную субкультуру, но и в мистическую жизнь Тела Христова. В этой жизни мы получим силы и для социальной активности, не перегруженной ложными переживаниями.

Тимур Щукин

Все фотографии

Поделиться

Другие статьи из рубрики "Острый угол"

5 ноября, вторник
rss

№ 10 (октябрь) 2013

Обложка

Статьи номера

СЛОВО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА
Слово главного редактора в октябрьский номер
ПРАЗДНИК
15 октября — Благоверной княгини Анны Кашинской
8 октября — Преставление преподобного Сергия, игумена Радонежского, всея России чудотворца (†1392)
АКТУАЛЬНО
Сироты: общая забота вместо айфонов
ПОДРОБНО
/ Острый угол / Новые технологии: полезные, страшные, спорные
/ Дискуссия / Информация к размышлению. Что такое информационные технологии?
/ Крупный план / Лекарство от духовного рака
ОБРАЗЫ И СМЫСЛЫ
/ Lingua Sacra / Справедливые законы для народа Божия
/ Имена / Слабость характера, сила мысли
/ Умный разговор / Право на собственный смысл
ЛЮДИ В ЦЕРКВИ
/ Аксиос / диакон Олег Семенов
/ Ленинградский мартиролог / Священномученик Алексий Ставровский
/ Приход / Храм Покрова Пресвятой Богородицы в Невском лесопарке
/ Служение / Дневник валаамского волонтера
/ Из окна в Европу / Соль французских полей
/ Место жительства - Петербург / На вечной стоянке
КУЛЬТПОХОД
Мой друг по имени музей
/ День седьмой / Дыхание с обратной стороны полотна