На стыке двух культур
Из России в Италию. И обратно
— В культуру Италии, конечно, трудно внедрить что-то новое, но православному церковному искусству это удалось: здесь появилось четыре русских храма, которые пользуются большой любовью итальянцев. Существенное влияние на итальянцев оказала и русская икона. Репродукцию или список с православного образа теперь можно увидеть почти в каждом католическом храме. Открываются центры по обучению иконописи (их в Италии уже порядка десяти), преимущественное направление которых — русский стиль. В этой стране очень любят «Троицу» Рублева, в одном неаполитанском храме я увидел ее гигантскую копию высотой четыре метра. И, конечно, почитают Богородичные образы.
— Почему же в Италии появились русские церкви?
— Когда православие в России было государственной религией, дипломатическая структура и в других странах обзаводилась своими храмами. Так что первыми русскими церквями в Италии стали посольские церкви. Потом появилось много аристократов, полюбивших Италию, но желавших оставаться при этом православными людьми. В XIX веке такие меценаты (например, Демидовы, Голицыны, Бутурлины) за свой счет строили храмы и содержали причт. Ну и третья причина — активное посещение паломников привело к появлению подворий в Бари и Риме.
— Как была воспринята Православная Церковь в католической стране?
— На Втором Ватиканском Соборе 1960‑х годов было принято решение, что Православная Церковь — не раскольничья, а разделенная Церковь-сестра, и все ее таинства признаются благодатными. После этого итальянцы «открыли объятья» православным храмам. Ведь у них, особенно в центре городов, жизнь вымирает. Население разъезжается на периферию, приходы закрываются, церкви пустуют. А наплыв эмигрантов из России и других стран бывшего СССР велик. В условиях, когда «наступают» другие религии и секты, здравомыслящие католики понимают, что Церкви должны сотрудничать, что все мы христиане перед лицом чужого мира. Поэтому в Неаполе, Турине, Милане, Венеции и других городах пустующие католические храмы передают в безвозмездное пользование Московскому Патриархату. Мы их переоборудываем и пользуемся как своими.
— Существуют ли случаи перехода итальянцев из католичества в православие?
— Настоятель небольшого прихода в центре Милана архимандрит Димитрий (Фанфани) мне рассказывал, что, будучи мирянином католиком, поехал туристом в Россию. Попав в Сергиев Посад, он был потрясен, и, вернувшись, сказал, что настоящее христианство, которое сохранило свои корни, — православие. Отец Димитрий посвятил свой храм (тоже бывшую католическую церковь) святым Сергию Радонежскому и Серафиму Саровскому. Но у православных есть традиция сохранять и предыдущее посвящение, показывая, что христианство — и западное, и восточное — имеет общую основу. Раньше эта церковь была посвящена мученику Викентию Сарагосскому, так что теперь это храм трех святых. При нем выходит журнал на итальянском языке, который называется «Возвращение». Появилась целая группа священников, которые считают, что, принимая православие, они не переходят в другую Церковь, а возвращаются к вере отцов.
— Святитель Николай Чудотворец всегда пользовался в России особым почитанием. В город Бари, где находятся мощи святого, неиссякаемым потоком стремятся русские паломники. Какое влияние это оказало на жизнь города?
— Бари сильно русифицировался, появились указатели на русском языке. В день праздника (и зимнего, и весеннего Николы) город как будто становится русским: приезжают тысячи наших паломников. Любовь русских людей к Мирликийскому чудотворцу, конечно, поражает итальянцев. Монахи-доминиканцы, хранители мощей, говорят, что совершенно не ожидали такого наплыва, для них это стало откровением и заставило по-новому посмотреть на святыню. Ведь после Вольтера поклонение мощам стало высмеиваться как предрассудок. Но благодаря русским паломникам у итальянцев стало появляться отношение к мощам, как к ценности. Интересно, что турки на волне реституций неожиданно потребовали возврата мощей Николая Чудотворца, который им нужен не как христианский святой, а как коммерческий образ Санта-Клауса. Хранители мощей сказали, что если кому-то мощи и отдавать, так это русским людям, которые больше всех в мире любят святителя Николая.
Пейзаж моей души
— Кто сегодня ходит в православные храмы Италии? Много ли коренных итальянцев?
— Прихожане русских храмов — это вновь прибывшие эмигранты из России, Украины, Молдавии. Коренных итальянцев очень мало. Я часто слышу среди новых прихожан такие истории: «Мы в церковь попали первый раз в Италии. Скучали по родине, узнали, что есть русский храм, и пришли». Для многих из них Церковь становится важной не только как призвание христианина, но и как русского. Иногда даже появляются перекосы: «Русский — значит православный». Но, пройдя через это, люди начинают серьезно задумываться над основами веры.
— Расскажите об особенностях приходской жизни православной Италии.
— Для многих церковь становится еще и местом встреч с соотечественниками. Некоторые священники в притворе храма разрешают вывешивать объявления: люди ищут жилье, работу, и Церковь в этом помогает. И еще в Италии, как мне кажется, у прихожан существует возможность более тесного общения с настоятелем. В Неаполе в нашем приходе записано всего лишь сто человек. Мы все друг друга знаем, все знают телефон священника. Вынужденная жизнь в зарубежье сближает.
— Вы не тоскуете по России?
— Конечно, скучаю. Во многом тот энтузиазм, с которым я занимаюсь историческими изысканиями, обусловлен ностальгией. А теперь в России мне уже не хватает Италии. Думаю, что так всегда и будет. Я живу на стыке двух культур, и мне эта жизнь интересна.
— Чем для вас дорога итальянская культура?
— Когда я первый раз приехал в Италию, у меня появилось ощущение полноты жизни во всех ее проявлениях: в культуре, истории, щедрой природе, искусстве, сохранении старины, итальянской пище, и, конечно, людях. Люди там открыты и гостеприимны. Помню, на Афоне один старец сказал: «Какой замечательный народ итальянцы. Были бы они православными, был бы самый лучший народ в мире». Итальянцы очень отзывчивы на чужие беды. Когда произошла чернобыльская катастрофа, один тридцатилетний мужчина брал у меня платные уроки русского языка, чтобы на лето приглашать к себе девочку, пострадавшую в Чернобыле. Я был очень впечатлен этим. Итальянцы — народ очень теплый, экспансивный, может быть, немного легкомысленный, но с ними легко найти общий язык. Русские с итальянцами сразу находят взаимопонимание. Я люблю цитировать Гоголя, который сказал: «Италия — это пейзаж моей души». Итальянская энергетика не может оставить равнодушным человека.
Северная не-Венеция
— Какие места в Петербурге лично для Вас наиболее полно передают итальянский дух?
— Петербург часто называют «Северной Венецией». Сначала мне очень нравилось это определение, но сейчас я начал с ним бороться. Петербург настолько самобытен, что его не надо ни с чем сравнивать. В этом городе перемешались всевозможные влияния: скандинавские, немецкие, русские… и стали самобытным искусством. В каких-то зданиях мы узнаем итальянские цитаты, но все-таки это русская архитектура. В Петербурге другое небо, другая история, поэтому говорить, что какие-то места похожи на Италию, а какие-то на Стокгольм, я бы не стал.
— В 80‑е и 90‑е годы Вы возглавляли общественные движения против «бульдозерной реконструкции» исторического центра города, затеянной тогдашними властями. Вы были членом комиссии по возвращению городу исторических названий. Как на Ваш взгляд с тех пор изменился облик города?
— Я думаю, что сейчас в Петербурге опасная ситуация. Наш город ценят и любят в Европе за то, что он сохранил свое лицо XVIII–XIX веков. В европейских городах мало найдется таких однородных центров, построенных в едином духе. Несмотря на разные стили, у архитекторов было чувство плеча к плечу. Сейчас у города появились деньги и желание строить. Но петербуржцы должны быть очень осторожны, максимум внимания проявить к старой застройке. Нельзя отдавать город на откуп большому капиталу. Может казаться, что какое-то здание малоценно, что можно его снести и возвести что-то новенькое. Но в Стокгольме, например, уже кусают локти, потому что там в 60‑е годы построили много разных зданий, и город как единый организм потерял свое лицо. Не дай Бог, что такое произойдет с Петербургом.
Билет в два конца
— Вас называют не только историком и писателем, но и путешественником. Какое значение для Вас имеют путешествия?
— Взяв в 21 год сумку и начав путешествовать, я до сих пор не могу остановиться. Началось с того, что после института меня распределили на работу, связанную с постоянными командировками по СССР. Я ездил по стране как инженер, а в свободное время смотрел храмы. Именно храм является важнейшей частью моих путешествий и по зарубежью…
Последние мои путешествия были на Кавказ, в Грузию. Я увидел возрождающиеся монастыри, святыни, веру этого народа. Несмотря на сложные политические отношения наших двух стран, в православной Грузии меня принимали очень тепло. В последнее время я все больше путешествую на Восток, чем на Запад. Италия сохранила какую-то свою живость, а вот только переезжаю за Альпы, на меня наплывает обморочное состояние от буржуазной размеренности: в этом чувствуется что-то чужое.
— Вы предпочитаете путешествовать самостоятельно?
— Да. Когда я еще был инженером, мне было скучно работать только по специальности, и я водил экскурсии по Петербургу. Поэтому я хорошо ориентируюсь в городах, работаю с картами, мне очень нравится готовиться к путешествию, тем более, сейчас для этого есть много возможностей. И я считаю, что лучше путешествовать одному. Это дает удивительную полноту восприятия и переживание встречи с Богом. В путешествии, и тем более в паломничестве, наиболее важно не галочку поставить (был там и там), а приобрести духовный опыт, впечатления, которые в большом коллективе могут просто расплескаться.
— Как Вы относитесь к отдыху на курорте, когда человек покупает путевку, чтобы пролежать весь отпуск на пляже?
— Я так ни разу не отдыхал. Порицать курортный отдых я не хочу, может быть, для офисного работника это единственная возможность как-то зарядиться солнцем. Но лично я бы сразу начал скучать. Как человек деятельный, я бы посоветовал какое-то перемещение даже в курортной области.
— В детстве Вы путешествовали?
— Во многом моя любовь к путешествиям от семейного воспитания. Мой отец был заядлым путешественником, любил краеведческую литературу. У нас была гигантская библиотека по городам Советского Союза. Когда я собирался в командировки, папа давал мне книгу о любом городе. Мой отец ни разу заграницей не был, но покупал путеводители по миру. Работая в Фонде культуры, я впервые оказался заграницей, во Флоренции, куда при-ехал с дореволюционным путеводителем, купленным папой в букинистическом магазине полвека назад за один рубль (тогда это были немалые деньги). В детстве, когда мы семьей ездили в отпуск, последнюю неделю отец оставлял меня и брата с мамой, а сам уезжал по своим немыслимым маршрутам. Он разработал особый стиль путешествий: покупал железнодорожный билет, по которому можно было выходить на разных станциях, а затем продолжать свой путь. Папа пользовался этим в пределах СССР, а я уже научился пользоваться в пределах Европы. И таким способом путешествую очень часто.
Михаил Григорьевич Талалай родился в 1956 году в Ленинграде. Окончил Технологический институт. С 1987 года работал в Российском фонде культуры. С 1989 года стал членом городской топонимической комиссии. На базе разработок М. Г. Талалая была проведена первая кампания по возвращению улицам Петербурга исторических наименований. С 1993 года проживает в Италии. Кандидат исторических наук, защитил диссертацию по теме «Русская Церковь в Италии» в Институте всеобщей истории РАН. Автор нескольких монографий и многочисленных статей в российских и итальянских периодических изданиях, переводчик на русский язык десятков путеводителей по городам Италии и Европы.