Между берегом и морем

Я не собирался быть моряком. Это мой друг бредил морем. А я хотел стать обычным трактористом, вырос на ставропольской земле, среди степей. Моя бабуля чабановала — пасла колхозных овец, а я помогал. Пройти в день несколько десятков километров 5–6-летнему ребенку трудно, и я оставался в степи один. Всё было с собой: и ножичек перочинный, и хлеб, сало, лук, чеснок, вода. А всё остальное — под рукой. Полевых цветов, травы наберешь — костер разложишь, чай завариваешь и пьешь. С тех пор люблю природу, всегда сравнивал себя с героем мультфильма «Маугли». Меня крестили в детстве, но только став взрослым человеком, я осознал, как Господь меня в степи хранил: ведь там и волки, и лисы бегали… Так что продолжать бы мне труд моих предков на земле, но приятель-мореман сказал: «Олег, ты же мой друг, ты должен помочь». И поехали мы вместе поступать в Астраханское мореходное училище. Закончил я механическое отделение; технику люблю, до сих пор перебираю двигатели и коробки передач, машины чиню своими руками. После училища я попал в плавсостав, а друг — в береговую службу, так в море и не ходил. Он стал первоклассным сварщиком,более того, мы — кумовья, и когда встречаемся, всегда смеемся. Я ему говорю: «Дима, ты же мореман, почему я должен вместо тебя теперь ходить?»

Потом я был призван на службу во Владивосток, там получил радиотехническое образование, звание мичмана и был назначен командиром (на гражданских судах — капитан, а на военных — командир) маломерного корабля. Это корабль 4-го ранга, вспомогательный, приравнивается к малому десантному кораблю. Нашей задачей была работа с подводными лодками. Так Богу было угодно направить меня на морскую стезю.

В ОКЕАНЕ НЕТ МЕЛОЧЕЙ

Командиром корабля я стал в 21 год. Первое, что сделал, — встретился с моряками и сказал, что мы все находимся на одном корабле. Если что-то будет происходить, то будет происходить со всеми вместе. Отношение к работе должно быть очень серьезное. Достаточно было так объяснить, и не надо было ходить, постоянно проверять, заставлять что-то делать. У меня корабль всегда был готов к выходу в море и ждал приказа. Это было законом. Я воспитывался на флоте, когда учителями были ветераны Великой Отечественной — они прошли «через море» не в мирное, а в военное время, несли колоссальные потери. И учили, что в море не может быть мелочей.

Море, вообще, очень серьезная стихия. Это постоянный риск. Волна бывает такой, что малые корабли накрывает полностью. Если не успел среагировать, дать команду рулевым и механикам, может быть опрокидывание корабля. Море не любит расхлябанности, безответственности, разговоров с ним «на ты». Нужно жесткое отношение в первую очередь к самому себе. И еще оно всегда людей проверяет. Есть люди случайные: насмотрелись красивых фильмов, решили, что море — это заграница, возможность посмотреть мир, красивые пейзажи. Но после первого шторма или авральной ситуации становится ясно, моряк ты или нет.

Я всегда повторял, что благополучный выход в море подготавливается на берегу. Но всего предусмотреть невозможно. Однажды, например, у нас был ремонт корабля и сварщики прожгли корпус. Когда попали в шторм, корабль стал тонуть. Мы выжили только благодаря тому, что у нас на борту был противоположный груз на кормовой части.

Страшно ли в такие моменты? По-человечески страшно. Наверное, если кто-то говорит, что ему не страшно во время сильного шторма, он никогда в море не ходил или нездоров. Любой человек, выходя в море, понимает, что с ним всё может произойти. Но за это и любят море: за непредсказуемость и мужской характер.

В 1984-м я ушел в запас, вернулся на малую родину и не собирался возвращаться в море. И тем более не собирался быть священником.

СВЯЩЕННИК И ЕГО ПЕРВЫЙ ПОМОЩНИК

В конце 1980-х началось обострение отношений на Кавказе. После очередного конфликта на национальной почве на моем родном Ставрополье я зарегистрировался в казачестве. Корни-то у меня казачьи! От рядового дошел до кошевого атамана Георгиевского отдела Пятигорского округа. Занимался экономической деятельностью наших подразделений. На тот момент у нас насчитывалось около шести тысяч казаков в отделе.

Однажды атаманский совет принял решение, что у нас должен быть военный священник в казачестве. Почему-то решили, что им должен стать я. У казаков решение атаманского совета — очень серьезное дело. Но я дал согласие с условием, что освою духовную науку. Подали прошение владыке Гедеону, на тот момент митрополиту Ставропольскому и Владикавказскому. У меня состоялась с ним беседа, в которой он сказал, что хочет создать полностью казачий храм: чтобы был построен казаками, чтобы служили священники-казаки и клирос казачий был. В ту пору я уже был женат. С супругой возникло недопонимание по поводу моего выбора. Мы о православии знали мало, она решила, что должна постоянно в платочке ходить и целыми днями головой биться об пол: «молиться». Серьезная ситуация была, но с Божией помощью всё уладилось.

Рукоположили меня во диакона, потом во священника, потом был избран председателем военного отдела благочиния в городе Георгиевск Ставропольского края. Догадываетесь, кто стал моим первым помощником? Конечно, моя жена Лидия Николаевна. Она изучила церковнославянский язык, стояла на клиросе. Я тогда уже стал настоятелем храма преподобного Сергия Радонежского в небольшом поселке Комсомолец. Одиннадцать лет настоятельствовал. Когда никого не было, мы с матушкой могли служить вдвоем: я в алтаре, она на клиросе. Сейчас она не жалеет, что было принято такое решение. Всё, что Господь дает, — к лучшему. Жаль только, мечту владыки Гедеона о казачьем храме мы не смогли воплотить. Был заложен фундамент (и до сих пор стоит), подготовлен проект, но владыка Гедеон из-за тяжелой болезни отошел ко Господу, а на его место прибыл владыка Феофан. По приглашению владыки Игнатия, архиепископа Петропавловского и Камчатского, и по просьбе председателя синодального военного отдела протоиерея Димитрия Смирнова, я убыл на Камчатку.

КАМЧАТСКИЙ ПРОЕКТ

На Камчатку меня переводили не как военного священника, а для работы с казаками. Были планы организовать на Камчатке казачье подразделение, чтобы передать ему для защиты один участок государственной границы. Должны были восстановить населенный пункт, создать всю инфраструктуру: школы, детские сады, поликлиники, магазины, и чтобы люди там жили семьями и от родителей к детям передавали свой опыт, традиции, культуру, воинскую доблесть, любовь к Родине. И я должен был организовать переезд казачьих семей на Камчатку со всей России. Из необходимых 250 семей готовы были переехать 50. Но завис в воздухе вопрос строительства инфраструктуры, владыку Игнатия, курировавшего этот проект, перевели на другую кафедру. А я опять паче всех чаяний оказался в море!

УХОДИМ ПОД ВОДУ

Мне предложили город Вилючинск, где у нас базируются подводные лодки Тихоокеанского флота. Тогда это была 16-я эскадра, и после собеседования с командованием я был назначен помощником командира 25-й дивизии атомных подводных лодок стратегического назначения. «Сухопутные» батюшки уже окормляли личный состав, в поселке Рыбачьем был храм святого Андрея Первозванного. Но в штате дивизии священника не было. На подлодках я совершил 15 выходов в море и четыре автономки — длительные, от месяца и больше, походы.

В подлодке очень сложные условия. Жарко, душно, тесно, искусственный воздух, консервированная пища, работа нервная и люди сами нервничают, особенно если это автономные походы. Присутствие священника в тяжелой обстановке замкнутого пространства успокаивало моряков. На подлодке в облачении нельзя: могут быть излучения, которые остаются на верхней одежде. Если их обнаруживают, то одежда уничтожается. Поэтому я ходил в спецодежде, а в карманчике всегда крест. Ситуации довелось пережить разные: однажды случился пожар в одном из отсеков. Я молился и готовил средства пожаротушения. С Божией помощью справились!

НОВОЕ МЕСТО — ПЕТЕРБУРГ

После общения с архимандритом Алексием (Ганьжиным) меня пригласили на службу в Петербург. Второй год я служу в Военном институте помощником начальника по работе с верующими воен­нослужащими. Здесь есть часовня, служукаждый день, могу исповедовать, причастить, если приходят болящие военнослужащие. ­Встречаюсь с курсантами, командным составом. Надо ли говорить, что в море я больше не собирался? Но мне позвонили за неделю до отправки научно-исследовательского океанографического судна «Адмирал Владимирский» и сказали, что решается вопрос об участии священника в этой экспедиции. А накануне выхода в море вызвали на борт. Собираться долго не пришлось. Мой походный чемоданчик, в котором Евангелие, крест, епитрахиль, поручи и все необходимое для службы, всегда под рукой. Так я оказался первым священником, который сопровождал этот поход на протяжении почти полугода.

Океанографическое исследовательское судно «Адмирал Владимирский»

ОПЯТЬ НА БОРТУ

По согласованию с командным составом, ­­ на «Адмирале Владимирский» мы оборудовали молельную комнату, составили график ежедневных служб. На совершение Литургии на борту у меня не было благословения, это связано с рисками: от качки может опрокинуться Чаша. Но для срочной Исповеди и Причастия было заготовлено всё необходимое. Служились молебны, акафисты, литии, панихиды. В течение недели службы были связаны с церковным календарем, а по субботам — поминальная служба. На корабле было 118 человек, работали они в три смены. На службу иногда 2–3 человека приходили, иногда более 20. И не только православные, но и католики, коммунисты, атеисты, которые приносили записки за своих крещеных родственников. Очень добрые отношения сложились с мусульманами — ребятами из механического отделения. Подходили, расспрашивали о православии.

Для меня в этом походе не так важно было, какой веры человек. Я был единственным священником на корабле. И моя основная задача — духовно-нравственное и психологическое состояние экипажа, представителей науки, обслуживающего персонала во время похода. Ежедневно я обходил судно, общался с людьми, видел их состояние. Если кто-то унывал или был раздражен — выяснял, в чем причина. Могло сказываться нахождение на ограниченной территории, могла бытьпсихологическая несовместимость. Лучший вариант — своевременно предотвращать какие-то поступки и стрессовые ситуации.

Я держал тесный контакт со всем командным составом и по необходимости просил обратить внимание на какого-то человека. Или они меня ставили в известность, что с кем-то необходимо побеседовать. К примеру, одна женщина тяжело себя чувствовала: и морально, и физически, замкнулась. Было принято правильное решение: передать ее представителям посольства и отправить домой.

Одного офицера покрестили в море с записью в судовом журнале. А вообще я восемь человек покрестил в автономках.

Нужен ли священник на борту корабля? Когда провожали нас в море и узнавали, что священник идет вместе с судном, многие говорили: «Ну, слава Богу, всё будет благополучно!» Наверное, это лучший ответ.

АЛЕКСАНДР ВЯЧЕСЛАВОВИЧ ПЫШКИН, КАПИТАН ОИС «АДМИРАЛ ВЛАДИМИРСКИЙ»

«Я считаю, что в длительных походах священник на борту просто необходим. Метеорологические условия часто были сложными. Для примера: 27 февраля в Атлантике порывы ветра достигали 29 метров в секунду, волна — 7 метров, шторм оценивался в 8 баллов. Но отец Олег молился, мы прошли благополучно. На борту было две экстренные операции. И опять батюшка молился — за больных. Для меня его помощь была неоценима. Замполиты, как люди подчиненные, зависят от начальства, а священник давал беспристрастную оценку того, что происходит на корабле. Да и в сложных ситуациях с людьми разговаривать проще, когда рядом — батюшка. Отец Олег пользовался всеобщим уважением еще и потому, что сам — моряк. Пригодились его профессиональные навыки. Сломался у нас охлаждающий насос у двигателя катера. Он американского производства, с такими мало кто знаком. А батюшка моментом разобрал, заменил вышедшую из строя деталь. Через 15 минут катер был исправен!»

ПРАКТИКУМ ПО ИСТОРИИ

Я никогда не был за границей, это мой первый выезд. Поразила информационная война, которая ведется против нашей страны. Мы встречались с местным населением, общались, устраивали спортивные соревнования с военными представителями разных стран — играли в футбол, волейбол, баскетбол, настольный теннис, шахматы. После нам говорили, что русские люди очень умные, интересные, общительные, открытые, а СМИ представляют нас дикарями.

Мы совершали заходы в те порты иностранных государств, в которые заходила в 1904 году эскадра адмирала Рождественского, разгромленная в Цусимском сражении. Животрепещущими моментами для меня лично стали панихиды по погибшим воинам. Это были очень торжественные службы, на Мадагаскаре даже президент государства в ней участвовал. Мы показывали, что наши моряки, где бы ни были, всегда остаются нашими, российскими, и мы должны помнить о них, приносили на их могилы землю из Кронштадта. Присутствовавшие на борту ученые-историки составляли дополнительные списки тех, кто в этих портах погребен, передавали их представителям посольств, находили новые захоронения. На Сейшельских островах посреди лютеранского кладбища была обнаружена одна православная могила — врача второго ранга Александра Ивановича Крупинина, о которой никто не знал.

По всей Африке православных храмов считаные единицы. Узнав, что на борту священник, многие из местных подходили, просили о беседе, о молебне. На Мадагас­каре на встречу пришли около 90 человек — представители и персонал посольства, их семьи.

Я оказался первым священником, который вступил на антарктическую станцию «Прогресс»: нас туда доставили на вертолете. К сожалению, не удалось ее освятить: мы уходили дальше, но я оставил полярникам икону святителя Николая, святую воду и свечи. А в Джидде (Саудовская Аравия) мне пришлось переодеться в штатское, чтобы добраться до нашего посольства и освятить его.

ПО ПЕРВОМУ ЗОВУ

Это был мой первый столь длительный выход в море. К пятому месяцу стала сказываться усталость, так что сейчас, когда поход благополучно завершен, я физически отдыхаю. Но море затягивает. Моряки говорят: когда в море — хочется на берег, когда на берегу — в море. Я на себе это проверил. Матушка сразу обращает внимание на мое состояние: «Всё, — говорит, — батюшка начал закисать. Пора в море». Меня спрашивают, будет ли следующий поход? Я ничего не планирую. Но готов выйти в море по первому зову.

Последние годы протоиерей Олег Артёмов служил настоятелем храма Георгия Победоносца в городе Новая Ладога, последний месяц - капелланом в одной из частей ВС России. Вчера вечером, находясь в селе Журавлёвка, батюшка попал под обстрел украинского Смерча и погиб при исполнении обязанностей помощника командира части по работе с верующими.

Царствие Небесное!