Любовь к Богу и железным дорогам
Атеизм для школьников
Родился я в 1948 году в обычной ленинградской советской семье. Отец ушел, когда мне было девять лет, поэтому помню о нем совсем немного. Знаю, что был учителем истории и состоял в коммунистической партии. Но судить о его отношении к религии не могу. Мама родилась в деревне. В мои школьные годы работала в почтовом отделении № 167 старшим оператором. Учился я в советской школе, как и положено было тогда, восемь классов.
Жили с мамой в коммунальной квартире на Тележной улице, рядом с Александро-Невской лаврой. Тогда говорили «Свято-Троицкий собор бывшей Александро-Невской лавры». Как сейчас помню мою первую учительницу Раису Валентиновну. Она рассказывала, что Бога нет. Якобы его придумали богачи и жрецы, чтобы эксплуатировать и угнетать народ. В школьные годы меня это сильно не волновало, но уже тогда вызывало недоверие. Не нравилась такая навязчивая пропаганда атеизма. Мама в этом отношении была человеком нейтральным: ни за, ни против.
По большим праздникам до нас доносился колокольный звон, хотя и непродолжительный. Долго звонить не разрешали. Я уже тогда захаживал на территорию Лавры. Но эти визиты были вызваны детским любопытством, потому что гулять во дворах-колодцах было не очень увлекательно.
Минус 250 градусов по Цельсию
Помню, однажды весной зазвонил колокол, и я пошел на звук. Вижу: идет толпа в собор, в основном пожилые, бабушки. В руках у них платки, свечи и верба. Я тогда ничего не понимал, и только позже осознал, что это было Вербное воскресенье, праздник Входа Господня во Иерусалим. Народ шел на Всенощную. В этот раз любопытство подтолкнуло меня еще дальше, и я со всеми зашел в собор. Постоял примерно час, было интересно. Именно тогда внутри меня что-то осталось. Я запомнил это особенное чувство, и оно мне понравилось. Позже захотелось прийти еще, и я пришел. А потом еще раз и еще. Со временем меня там уже узнавали и иногда даже просили помочь по храму.
Это были хрущевские годы. И в школе быстро узнали, куда я хожу. Учителя с энтузиазмом стали убеждать меня в чем угодно, лишь бы мои походы в храм прекратились. Была у нас преподавательница Надежда Васильевна. Она вела алгебру и геометрию. Как сейчас помню её резкие слова: «Саша, ну куда ты пошел? Там одни неграмотные старухи. Они ни алгебры, ни геометрии не знают. У нас ведь строится коммунизм. Гагарин в космос полетел и никакого Бога там не видел. Да как там может быть Бог, если за бортом минус 250 градусов по Цельсию. Там всё бы замерзло».
Церковь или телевизор?
Так мой пыл несколько остудили. Еще у меня был сосед по коммунальной квартире — состоятельный отставной майор, работал в военкомате. У него единственного из наших соседей был самый первый телевизор, цельнометаллический.
Показывал он одну или две программы. Но всё равно было очень интересно. Фильмы тогда были в основном про войну, самое то для мальчишек. Я любил смотреть эти фильмы по телевизору, но в один день произошел показательный случай. Этот сосед решил поставить мне ультиматум. Говорит, выбирай: или Церковь, или телевизор. Я, естественно, в тот момент уступил телевизору. Но ненадолго.
Жизнь в деревне и любовь к книгам
После школы я уехал на два года в деревню. В основном помогал там дедушке с бабушкой. Приходилось заниматься всеми сельскохозяйственными работами. Я и сейчас могу, наверное, запрячь лошадь, не забыл еще как. Деревенская жизнь мне нравилась: время там было неспешным, размеренным. Я знал свои обязанности и никуда не торопился. Электричества тогда в глубинке не было, и для освещения комнаты пользовались керосиновой лампой. Самая мощная называлась десятилинейной. Под её свет я и начал много читать.
Именно в этот период я, без преувеличения, заразился чтением книг. Мне повезло, ведь у нас была хорошая сельская библиотека. Естественно, духовных книг там не было, но я очень увлекся классикой. Мопассан, Диккенс, Золя… Чтение научило меня размышлять. И одну из главных ролей в становлении моего мировоззрения сыграл, конечно, Фёдор Михайлович Достоевский.
Учеба на «мироеда»
Уже в это время где-то глубоко во мне горела маленькая искра веры. Откуда она появилась — я не знаю. Предполагаю, что передалась на генетическом уровне от предков. По материнской линии у меня был родственник Иаков. Уже в преклонном возрасте он пешком ходил в Иерусалим и прочитал всю Библию. Я поминаю его на богослужениях и по сей день.
Мамин отец, мой дед Алексей Петрович в юношестве закончил церковно-приходскую школу и знал некоторые молитвы. Но потом, как и многие другие, к сожалению, уверовал в коммунизм и стал убежденным атеистом. У меня сохранилось от него письмо, которое я получил перед поступлением в семинарию. В нем были такие строчки: «Сашка, я тебе пишу, и руки мои дрожат. Как ты посмел пойти против народной власти и учиться на мироеда?» Тогда была ужасная советская пропаганда: «поп — мироед и враг». В этом плане у нас с ним были сложные отношения, но родственная связь не прервалась. Сам по себе он был добрым человеком.
Почта на Обводном
После двух лет в деревне решили с родными, что пора мне идти учиться дальше. Где-то надавили на меня, где-то я и сам решился. В школьные годы я мечтал поступить в железнодорожный техникум и стать машинистом паровоза. Мне до сих пор нравится железная дорога и всё, что с ней связано. Именно поэтому я вернулся в Ленинград и подал документы в железнодорожный техникум на Московском проспекте. Но что-то не получилось, и я не поступил. Решил отложить попытку на следующий год. В деревню после этого возвращаться не стал и пошел работать почтальоном.
В мой почтовый участок входили Троицкий собор и Духовная семинария на Обводном канале. За смену иногда приходилось по два или даже три раза посещать их. Однажды я пришел в семинарию, поднялся на второй этаж и увидел, что там храм и идет служба. С тех пор бывал часто. Постепенно я примелькался, меня стали узнавать. Чуть позже познакомился с преподавателями и ребятами. Вот тут меня и зацепило, я по-настоящему загорелся. Ребята предложили поступить, и я не стал колебаться.
Решить-то решил, но подготовки не было никакой. Даже «Отче наш» толком наизусть не знал. Пошел в канцелярию, попросил программку для вступительных экзаменов у Екатерины Даниловны Уваровой (в то время заведующая канцелярией Академии. — Прим. ред.). Тогда программа была простой, не то что сейчас. Для поступления нужно было знать тропари праздников, главные вечерние и утренние молитвы и что-то еще. Для церковного человека совсем не сложно, а для меня-то всё в новинку.
К счастью, в Троицком соборе меня уже хорошо знали и были готовы помочь. Напечатали мне на пишущей машинке брошюрку с нужными молитвами и всем остальным, что требовалось знать по программе. Естественно, я стал изучать весь материал и готовиться к вопросам. И в итоге, с Божией помощью, 31 августа 1967 года увидел себя в списке зачисленных на первый курс семинарии.
Первый подрясник
Началась учеба, курировал нас митрополит Никодим (Ротов). В семинарии уже тогда существовала традиция для выпускников четвертого курса: 9 октября, в престольный праздник главного академического храма святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, владыка Никодим совершал хиротесию во чтецов. Перед этим мне нужно было пошить подрясник. Мне помогла мама: купили простую ткань, что была подешевле, и отнесли в ателье. Денег требовалось не так много для этого дела, но пришлось поднакопить. Чуть позже я узнал, что можно было подать прошение на возмещение этой суммы семинарией. И я, как все студенты, подал его на общих основаниях.
Спустя две недели я шел по саду в семинарию и увидел ЗИМ (или ГАЗ-12, это одна из марок автомобилей тогдашних) митрополита, а рядом с ним и самого владыку Никодима. Я замедлил шаг и решил подождать, пока митрополит уедет, но не вышло. Пришлось побороть свое смущение и подойти за благословением. Владыка сразу меня узнал и сказал: «Саша, я сейчас еду в Никольский собор. А как вернусь, ты ко мне зайди». Думаю: Господи, что случилось? Сам митрополит зовет. Вроде ничего не натворил такого. Я дождался его в волнении.
После богослужения подошел к нему, состоялся такой диалог:
— Ты подавал такое-то прошение?
— Да, владыка. Как мне сказали, на общих основаниях сделать, так и поступил.
— Запомни, ты ленинградец. И по всем вопросам обращайся только мне.
— Простите, владыка, не знал.
— А что ты думаешь делать в дальнейшем, Саша?
— Предполагаю, владыка, жениться (хотя у меня на тот момент даже девушки не было) и стать священником.
— Хорошо, Бог благословит. Я тогда сделаю тебя соборным батюшкой.
Еще спросил, как у меня дела с гардеробом, благословил и сунул в руку купюру — 100 рублей. В то время это были большие деньги, так что гардероб свой я поправил.
Знакомство с супругой
С Божией помощью в 1971 году я закончил семинарию. После выпускного в июне меня назначили чтецом-псаломщиком в Спасо-Преображенский собор. Здесь я трудился восемь месяцев. Однажды один мой друг по семинарии пригласил меня на свою свадьбу в город Камышин Волгоградской области. Там я как раз и познакомился со своей будущей женой Галиной. Мы долго не размышляли о том, строить отношения или нет. Приглянулись другу другу сразу, и всё. Познакомились в сентябре, а уже в январе 1972 года поженились и повенчались. Общения до свадьбы у нас было немного, потому что не было возможности. Всего несколько писем и разговоров по телефону, ведь звонок тогда нужно было заказывать заранее. Глубокие чувства возникли уже позже.
Что Божие — то неожиданно
Примерно через месяц после нашей свадьбы начался Великий пост. На первой седмице мне поступил звонок: нужно явиться в епархию к митрополиту на прием. Это был четверг, а уже в воскресенье в Троицком соборе состоялась моя хиротония во диакона. Назначили меня служить в тот же самый собор. Здесь я получил очень хорошую практику и духовный рост. Иногда приходилось практически всё делать самому: и читать, и петь, и выполнять другие поручения. Нередко ездил в командировки на замену заболевшим диаконам. Мне очень нравилось такое служение. Мечтал о небольшом храме и чтобы служить там диаконом всю жизнь.
В скором времени вновь неожиданно сообщают, что у меня хиротония через два дня в Князь-Владимирском соборе. Я очень волновался, но что поделать, здесь не возразишь. Уже после хиротонии, на запричастном стихе я подошел к митрополиту Никодиму и сказал: «Хоть бы как-то за недельку узнавать, владыка. Чтобы настроиться, подготовиться. Даже психологически». Он ответил на это: «Батюшка мой, что Божие — то неожиданно».
Служение в шести храмах
Мне посчастливилось служить во многих местах. Я начал свое служение в сане священника в храме святого князя Александра Невского в Шувалово. Был там около пяти месяцев, потом меня перевели в храм святого праведного Иова Многострадального на Волковом кладбище. Там я тоже не задержался надолго, служил всего семь месяцев, после чего — в храме Святой Троицы «Кулич и Пасха». Затем в мае 1976 года получил указ перейти в Троицкий собор Александро-Невской лавры («бывшей» на тот момент). Там, как вы можете догадаться, я тоже пробыл недолго, где-то полтора года. В итоге я снова сменил место служения, но уже на Спасо-Преображенский собор.
Каждый перевод был по возрастающей линии. Это было морально нелегко, но полезно. На каждом месте я заново привыкал и привязывался и к людям, и к самому храму. В Спасо-Преображенском соборе я прослужил четыре года. В это время умер владыка Никодим. И уже по благословению митрополита Антония (Мельникова) меня перевели в Никольский морской собор. Там я служил семь лет, и это было непросто. Большая нагрузка — ежедневные богослужения: Литургия и ранняя, и поздняя, требы, дежурства с семи утра. Но за 50 лет в священном сане я никогда не испытывал чувства выгорания в отношении своего дела.
Без молитвы никак
Вот вы спросили о выгорании, и я вспомнил очень важный момент. Когда я поступал в семинарию, меня неожиданно вызвали в военкомат. В армии я не служил и комсомольцем не был. Прихожу туда, меня встречают двое мужчин. Один капитан, а второй в штатской одежде. Потом я понял, что он из КГБ. Попросили мой паспорт, а паспорта нет: сдал, говорю, поступаю учиться. Они спросили куда, хотя, конечно, знали куда, притворялись. Я ответил, что в семинарию.
Вот тут-то и началось: оказалось, что я враг народа. Потом неожиданно в комнату вошла моя школьная учительница истории. Наш разговор, если это можно так назвать, длился около двух часов. Обещали и девушку мне найти, и в университет пристроить, и угрожали. «Как ты мог изменить советской школе? Враг народа! Изменник советской родины!» — говорили они. Эпитетам не было конца. В итоге меня назвали фанатиком и выгнали вон.
Нам приходилось всё время быть в некоем напряжении и часто обращаться к Богу с молитвой. Каждый раз, меняя приход, я рисковал своим рабочим статусом. Справку о месте работы выдавал уполномоченный, а слово «священнослужитель» ему не нравилось. Мог забрать справку, и всё: ты безработный. Нельзя было крестить на дому, нельзя было ездить на кладбища для отпевания или панихиды. Но мы всё равно это делали, и Господь сохранил.
О самом сложном
Есть два самых трудных обстоятельства для меня в священнослужении. Первое — когда люди обращаются ко мне со своим горем как к самому Иисусу Христу. В этой ситуации нужно ведь дать правильный совет человеку, утешить его. А я понимаю, что на самом деле я обычный человек: в своей немощи, в своих недостатках.
Второе — это Исповедь. На Исповеди можно услышать самые тяжелые истории. Особенно мне было сложно, когда около пяти лет духовно окормлял одну из тюрем. После исповеди заключенных я выходил больной, причем в буквальном смысле.
Бог всё устроит
В 1988 году, после 1000‑летия Крещения Руси, отношение советской власти к Церкви смягчилось. Стали возвращать ранее отобранные храмы, их нужно было восстанавливать после войны. По благословению митрополита Алексия (Ридигера, будущего Патриарха) меня назначили настоятелем храма в честь Илии Пророка на Пороховых. На тот момент от него оставались руины.
Вот так вышло, что в Никольском я по коврам ходил, исполнял диаконское служение. А тут — развалины. Нужно вникать в стройку, в рабочий процесс, о котором я ничего не знал. Когда меня назначили туда, жена сказала: «Ты не переживай, Бог всё устроит!» И действительно, люди пришли, и следом за ними всё устроилось. Сейчас храм восстановлен, и служу я в нем уже 34 года. А дальше не знаю, сколько уже Бог позволит. Мне до сих пор нравится железная дорога. Но я всем сердцем благодарен Богу за ту маленькую искру, которая освятила всю мою жизнь.
