Лекарство от духовного рака

На Петроградской стороне, на пересечении улицы Рентгена и Каменноостровского проспекта стоит здание дореволюционной постройки. Когда-то здесь жили воспитатели Императорского Александровского Лицея. А в 1940‑е годы находился один из главных в Советском Союзе центров разработки атомного оружия. Грозная атмосфера по-прежнему чувствуется в этом здании. Ведь исследователи рисковали жизнью: на заре атомного века они работали с ураном и плутонием без надлежащей защиты, подвергаясь критическим дозам облучения. Сегодня здесь располагается Музей Рентгена и некоторые научные лаборатории Радиевого института. Одну из них — лабораторию теоретической радиохимии — создал выдающийся ученый, представитель поколения отцов атомной бомбы, Дмитрий Николаевич Суглобов. В те времена фундаментальная наука — и радиохимия тут не исключение — была полностью подчинена интересам военной промышленности. Но профессор Суглобов стремился отстаивать идеал «чистого познания», служить одной лишь, конечно, не религиозной, позитивистской, но все-таки истине. Опираясь на идеалы учителя, его преемник на посту начальника лаборатории Александр Мирославов пришел к вере в Творца.

— Религиозное понимание мира для меня всегда было естественным, — говорит Александр Евгеньевич. — Не было и намека на конфликт с научным подходом. Разум и сердце не враждовали. И когда во времена перестройки врата Церкви открылись, я принял крещение в небольшом старом храме Димитрия Солунского. Это произошло уже после окончания университета, и было вполне осознанным решением.

Область своего научного интереса — радиофармацевтику — Мирославов считает и своим призванием от Бога.

— Радиоактивные элементы — всего лишь часть материи, которая нас окружает, — говорит ученый. — Можно создать бомбу, а можно лекарство. Можно использовать уран и плутоний для разрушения Земли, а можно — для облегчения человеческих страданий.

Именно этим — исцелением с помощью радиоактивных веществ — и занимается ядерная медицина. Радиофармацевтика же сосредоточена на создании лекарств с совершенно новыми целебными свойствами.

— Мы стремимся создать лекарство для диагностики и лечения рака, пусть это и громко звучит, — говорит Александр Евгеньевич. — Поэтому изучаем медицинский технеций и изотопы 186 и 188 рения. Это искусственные изотопы, которых нет в природе, но которые уже сегодня используется в сотнях медицинских процедур по всему миру. Диагностический раствор с технецием не только позволяет врачам увидеть на экране компьютера проблемные точки внутри человеческого организма, но и диагностировать болезнь с недостижимой ранее быстротой и точностью. Характер излучения технеция очень удобен для наблюдения за органом на томографе. Накапливаясь после введения раствора в нужном органе, технеций позволяет разглядеть все его патологии. Вместе с тем аналогичные препараты 186 и 188 рения позволяют уничтожать опухоль за счет своего бетаизлучения.

Несмотря на высокую радиоактивность, технеций приносит огромную пользу в исследованиях важнейших органов человеческого тела: сердца, легких, печени, почек, желчного пузыря, щитовидной железы, и даже костей скелета.

Что мешает дальнейшему развитию в этой области? Вовсе не безденежье, как принято считать, а неправильный ментальный, духовный ориентир.

— В отношении научных исследований, — считает Александр Евгеньевич, — у нас доминирует голый материальный интерес. Мы стремимся получить от нашей продукции доход, и желательно большой. Но чтобы создать, например, радиофармпрепарат, требуется в среднем около десяти лет. Кто будет ждать так долго, бизнесмены-меценаты? Зачем? Неизвестно еще, что они получат в итоге. Государство? В том-то и дело, что государство сегодня — такой же капиталист, оно, увы, предпочитает делать ставку на давно известные проекты. Те, что точно принесут прибыль. Создать что-то новое сложно, поскольку необходимы рискованные инвестиции, требуется кропотливая работа. Нужен подход, выходящий за рамки жажды наживы.

Долгосрочные вложения требуют «более духовного» склада ума. Но как его достичь? Мирославов убежден: Церковь может играть бóльшую роль в устроении российской науки. Нужна более активная проповедь в научной среде. Весь вопрос в том, какая проповедь? Нужен особый язык диалога. Например, если технеций играет огромную роль в ядерной медицине, в радиофармацевтике, почему бы ему не стать предметом осмысления с христианских, философских позиций? Богословие вполне может касаться медицинских проблем (поскольку они неотделимы от этики). И даже вопросы инвестирования в науку могут подниматься Церковью. Если сегодня есть священники, окормляющие врачей или учителей, есть даже священники-«рокеры» или «байкеры», так почему же священнику, имеющему соответствующее до-семинарское образование, не «пойти в науку», не взять на себя сугубое попечение об ученых людях?..

В науке очень важен угол зрения: он определяет методологию исследования и цель, к которой оно движется. Еще важнее правильный угол зрения в духовной жизни самого ученого: исследовательский процесс является ее неотъемлемой частью. Нет верного ракурса — ученый превращается в Фауста, лжеисследователя, или того хуже — в лишнего для науки человека. «Подумайте сами, православный человек (если он, конечно, хоть чуть-чуть следует Евангелию) не будет воровать, не будет обманывать. Он не будет ориентироваться в жизни только на деньги. Если он видит, что проект принесет пользу людям, он будет вкладывать в него силы не за страх или деньги, а за совесть», — считает Мирославов.

Другая, не менее важная, проблема: склонность к недобросовестным и скоропалительным научным выводам, или, если называть вещи своими именами, — авантюризм. Выскочки и недоучки есть и в науке, как ни парадоксально. Эту проблему тоже может решить вхождение в Церковь.

— Научная мысль в России нуждается в прививке смирения, — говорит Александр Евгеньевич. — Настоящего ученого должна характеризовать осторожность в мышлении. Он — противник однозначных и резких решений. Он никогда не будет «давить»: это не обсуждается, будем делать именно так, как я считаю. В науке — как и в церковной общине — важны ориентиры на общепризнанные авторитеты, соборность в принятии решений, ну и, конечно, духовная свобода…

Решение проблем российской науки можно сравнить с лечением ракового заболевания. Если рак подрывает единство и силу физического организма человека, то духовный рак разрушает жизнедеятельность всего общества. Задачи «бизнес-науки» очень узки и материальны, а настоящая наука скорее идеалистична и может развиваться в разных направлениях. Вера же позволяет человеку выйти за границы частных интересов, соединить цели бизнеса, науки, государства и милосердия. Она, как технеций, выявляет онкологические опухоли нашего общества, и именно в ней можно найти лекарство от духовного рака.