"Кроткая" в БДТ

Новая постановка Достоевского — это всегда событие. И не только театральной, но и духовной жизни. Трактовка произведений писателя, который в центр своего мировоззрения ставил Христа, неизбежно сталкивается с необходимостью по-новому говорить о взаимоотношениях человека и Бога.
Журнал: № 7-8 (июль-август) 2018Автор: Александра Тоичкина Опубликовано: 24 августа 2018

— У меня давно не было в театре новой работы, и я понял, что должен сам что-нибудь сделать, — рассказывает режиссер Валерий Ивченко. — Это не первый мой моноспектакль: на Малой сцене я ставил моноспектакли «Красное и черное», «Старик и море», «Калхас», «Последняя лента Крэппа». Достоевский — один из главных моих авторов, он сопровождает меня всю сознательную жизнь. Лет в двадцать пять-тридцать я по-настоящему открыл для себя Фёдора Михайловича, прочитав «Братьев Карамазовых». Позже, когда сознательно пришел к вере, увидел в его творчестве покаянные мотивы. Поначалу у меня был замысел сделать камерный спектакль «Бедные люди», стал перечитывать — и прочитал не только «Бедных людей», но и весь сборник. Последней в нем была «Кроткая», и вдруг возникло четкое ощущение, что вот с этим-то рассказом и нужно работать. Это, мне кажется, одно из ключевых произведений Достоевского. Уже были «Записки из подполья», «Преступление и наказание», а после «Кроткой» он написал свои великие романы. В этой повести сошлись все конфликты, которые существовали в его творчестве.

Сам Достоевский определил жанр произведения как «фантастический рассказ» и снабдил его предисловием от автора, в котором указал на основной сюжет произведения: «Дело в том, что это не рассказ и не записки. Представьте себе мужа, у которого лежит на столе жена, самоубийца, несколько часов перед тем выбросившаяся из окошка. Он в смятении и еще не успел собрать своих мыслей. Он ходит по своим комнатам и старается осмыслить случившееся, „собрать свои мысли в точку“. Притом это закоренелый ипохондрик, из тех, что говорят сами с собою. Вот он и говорит сам с собой, рассказывает дело, уясняет себе его. Несмотря на кажущуюся последовательность речи, он несколько раз противуречит себе, и в логике, и в чувствах. Он и оправдывает себя, и обвиняет её, и пускается в посторонние разъяснения: тут и грубость мысли и сердца, тут и глубокое чувство. Мало-помалу он действительно уясняет себе дело и собирает „мысли в точку“. Ряд вызванных им воспоминаний неотразимо приводит его наконец к правде; правда неотразимо возвышает его ум и сердце. К концу даже тон рассказа изменяется сравнительно с беспорядочным началом его. Истина открывается несчастному довольно ясно и определительно, по крайней мере для него самого».

Валерий Ивченко чрезвычайно внимательно вчитывается в текст Достоевского. Он не просто передает рассказ о событиях жизни своего героя, о его трагической попытке выстроить свой мир. Он глубоко проживает в слове героя трагедию человека, который хотел осчастливить свою избранницу, а может быть, как Фауст (тема «Фауста» для произведения Достоевского значима), и целый народ и потерпел трагическое фиаско. Фактически Валерий Ивченко смог воплотить не столько коллизию драмы семейной жизни, сколько трагедию неспособности человека устроить рай на земле.

Сюжет состоит в уяснении правды героем через воспоминания и носит сугубо внутренний характер. Речь идет о пути к покаянию, который в финале приводит героя к глубокому внутреннему изменению ума и души: герою открывается истина о нем самом. Сложность постановки этого рассказа состоит во внутреннем (а не внешнем) характере действия. Исполнителю роли героя (офицера и ростовщика в одном лице) необходимо прожить на сцене путь воспоминания-покаяния героя и провести этим путем за собой зрителя.

— Я понял, что как только начинается инсценизация, как только появляется героиня, которой у автора нет, — мы её видим только в восприятии героя, только по его словам судим о том, что это была за женщина, — так сразу возникает фальшь, — поясняет режиссер. — Это исповедь у гроба любимой женщины, это мучительный путь прорыва к самому себе через гордыню сатанинскую. Герой вначале обвиняет героиню, и только потом, через муки, приходит к тому, что он — виновник её гибели. Путь покаянный — это смысл произведения, читатель и зритель проходят его вместе с героем. Был знаменитый спектакль «Кроткая» Льва Додина, в котором главную роль сыграл Олег Борисов. Вживую я его не видел, смотрел только в записи. Борисов играет больного человека, с искривленной психикой. Мне показалось это неверным. Главный герой — офицер, человек мужественный, способный заглянуть в свою душу, поговорить с собой. Офицер, потерявший честь, потом придет к тому, что и с совестью всё неблагополучно. Он мстит обществу, которое с ним, по его понятиям, обошлось несправедливо. Он представляет себя романтическим героем, который противопоставляет себя всему миру. Это по-своему мощный человек, с сильным характером.

На сцене перед нами железная кровать — та самая кровать, которую офицер-ростовщик купил жене после её покушения на него. Эта кровать по необходимости превращается то в калитку дома, то в разделительную полосу, то напоминает тюремные нары «приговоренного к смерти» персонажа. В одном исподнем герой Валерия Ивченко мучительно, слово за словом, исповедует историю: свою и Кроткой. Наверху икона Божией Матери. С этой иконой Кроткая вошла в мир офицера-ростовщика. С ней же она выбросилась из окна, когда поняла, что в мире его она больше жить не может.

— Кроткая — отражение судьбы главного героя, — считает Валерий Ивченко. — Она проходит тот же путь. Вначале она, как говорит Лукерья, «гордая», заражена «новыми веяниями». Это не забитая девочка: она умудрилась закончить курсы гувернанток, это тоже сильный человек. Мало того — ей пришла в голову мысль убить своего мужа. Через два года Засулич будет стрелять в Трепова — Достоевский угадывает это «новое направление». Кроткая потрясена тем, что чуть не убила человека, и страдает от этого. Человек-то был рядом — но она его не замечала. Это тоже гордыня: её он не занимал, для нее было главное — как она могла опуститься до такого… И только в конце, когда она увидела, что её муж, оказывается, любит её, она вдруг сказала эти слова: «Я буду вам верной женой, я буду уважать вас». Две гордости сошлись в смертельном поединке — и оба погубили большую любовь, которую Господь им послал. Об этом, мне кажется, мой спектакль.

Сложность постановки этого рассказа Достоевского, которую отмечал еще Сартр, — в том, что всё произведение состоит из одного монолога героя. Спектакль идет 2 часа 50 минут. Текст Достоевского практически без сокращений воспроизводится на сцене. И конечно, актеру трудно удержать внимание зрителя. В постановке найдено удачное решение: часть текста в исполнении того же Валерия Ивченко звучит с экрана. Офицер-ростовщик в мундире, обозначающем столь ценную для него систему координат общественной иерархии, сидя за столом с зеленым матерчатым покрытием, рассказывает, спорит, доказывает, не соглашается и… говорит, говорит, говорит. Сюртук перекочевывает и на сцену. Костюм — символ условностей общественной иерархии — необходим герою для уяснения себе лжи и правды его жизни. Надетый на исподнее, перед лицом смерти любимого человека, он обнаруживает сущностную бессмысленность превозносимых форм внешней человеческой жизни. Музыка вплетается в монолог героя, мучительно и неизбежно вовлекая его в бескомпромиссный суд над собой.

В финале спектакля Валерий Ивченко в соответствии с замыслом Достоевского аллегорически приподнимает героя. Момент прозрения истины, собственной вины в гибели Кроткой, освобождает героя от пут связывающей его гордости и самолюбия. И вот он, его душа, словно птица, расправляет свои светлые крылья… Спектакль вопиет о духовной трагедии человека и человечества, неспособного к покаянию, нечуткого к любви.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "ГЛОБУС ЕПАРХИИ"