Красавица и чудовище
Запретная любовь, страшные тайны, невероятные приключения. Фильм «Сумерки» побил рекорды одновременного показа: в 3649 кинотеатрах мира в одно и то же время его смотрели десятки тысяч людей. А книг Стефани Мейер, по которым снята «сумеречная» тетралогия, продано более 17 миллионов. Трудно судить, насколько фильм по бестселлеру Мейер популярен в России, но социальная сеть «ВКонтакте» по запросу «Сумерки» выдает 41 341 сообщество, в каждом из которых от сотни до десятков тысяч участников, преимущественно очень молодых людей. Почему же юноши и (особенно) девушки так ждут пятую, заключительную часть фильма, которая выйдет на экраны в ноябре?
Овечка, превращающаяся во льва
— Все девочки узнают себя в 17‑летней героине этого фильма. Им понятны ее переживания, настроения, ее захватывающее чувство, — объясняет Лариса Удавальцева, учащаяся московской православной гимназии. — А главный герой — это образ рыцаря, пример, который трудно найти в жизни. Как он бережно относится к Белле, как он охраняет эту девочку! Он ради нее готов отказаться от всего! В современной литературе очень мало таких персонажей. Например, в Гарри Поттере (который сравним по популярности с «Сумерками») такого нет. И эти отношения очень привлекательны: что бы ни случилось на протяжении всех четырех фильмов, Эдвард Каллен защищает свою любовь…
Вы удивитесь, узнав, что эти восторженные слова относятся к… юноше-вампиру. Семейство Калленов — бессмертные вампиры. Однако не ужасные убийцы, а интригующе красивые и благородные вампиры-«вегетарианцы». Столетиями они приучали себя довольствоваться только кровью животных. Они живут среди обычных людей и скрывают свою тайну. Но приехавшая в этот туманный городок Белла Свон становится, по выражению Эдварда, «его персональным наркотиком», она — та единственная, которую он искал долгих 90 лет.
Загадочные, красивые, благородные вампиры… Они боятся солнца, поэтому и живут в самом дождливом месте США. Боятся не из-за того, что солнце убьет их (как положено по статусу), а потому что на солнце они… светятся. Вампиры так прекрасны, что юная девушка уже к концу первой части саги выказывает однозначное желание: убей меня, чтобы я стала такой, как ты (по преданию, вампиром становится человек, укушенный вампиром). В фильме этот процесс романтически называется «обращением». «Обрати меня!» — требует Белла Свон. «Ты не понимаешь, о чем говоришь! Неужели ты хочешь стать монстром, погубить свою душу!» — восклицает ее возлюбленный. Но Белла непреклонна, потому что Эдвард как монстр себя ни разу не проявляет. Ум, выдержка, защита, шарм… где тут увидеть монстра? И Белла в день своего 18‑летия уже беспокоится, что стала «старше» вечно 17‑летнего Эдварда, боится остаться старухой рядом с юным. В частности и поэтому, как в салоне красоты, она хочет выбрать «омолаживающую процедуру» — стать бессмертным вампиром.
Любопытно, что слоган первой части «Сумерек» в оригинале звучит так: «When you can live forever what do you live for?» («Если ты можешь жить вечно — ради чего ты живешь?»), а в российском прокате: «Запретный плод сладок». Диаметрально противоположные сентенции, не правда ли? Думается, сюжет саги действительно можно трактовать по-разному: и как преступление запретной черты ради прихоти или неверно поставленных ориентиров, и как попытку наполнить смыслом холодную пустую вечность. Вампирство главного героя можно рассматривать и как инаковую сущность, войти в которую хочет любящая его девушка. Как проклятье рода, наложенное кем-то другим (и вправду, он же не виноват, что его в свое время куснул «папа»-Каллен), проклятье, которое он пытается преодолеть. Белла верит, что и она сможет стать «хорошим» вампиром. Время от времени в саге проскальзывает тема «проклятой души», которая, казалось бы, тоже вампирам «положена по статусу», но Белла, применительно к Эдварду, ставит под вопрос и это: «Что вы можете знать о его душе!» Похоже, с такой девушкой у Эдварда Каллена вечность действительно наполнится смыслом.
Эстетизация зла?
Можно ли говорить сегодня о тенденции «приручения» тех страшных сил, которые изначально были придуманы как абсолютное зло? Безусловно, да. Хорошенькие дракончики в виде детских игрушек, симпатичные монстрики и приведения как персонажи мультфильмов. Не лягушка сегодня становится принцессой, и не чудовище от любви превращается в прекрасного молодого человека, а наоборот. В известном анимационном фильме «Шрек» принцесса после поцелуя становится огром — обаятельным, но все-таки монстром. А чудесная, тонкая, непохожая на остальных сверстниц Белла не превращает Эдварда в человека своей любовью, а сама обращается-таки в вампира. Причем и принцесса-монстр, и Белла-вампир очаровательны и явно выигрывают от своего решения. Что это, опасное размытие границ зла или, может, победа над ним?
— Не нужно путать эстетизацию зла и сказочное превращение существа, которое мы привычно считаем злым, в доброе, — считает председатель Информационно-издательского отдела Санкт-Петербургской епархии протоиерей Александр Сорокин. — Ведь если разобраться, почти любой добрый сказочный персонаж — это трансформированный образ какого-нибудь языческого демона или даже беса. Например, фавн из «Хроник Нарнии» — это дух леса (в православном богословии нет учения о нейтральных духах: либо это ангел, либо…). Добрая фея из сказки про Золушку — колдунья, то есть человек, который заключил союз с демоническим миром. Говорящий волк из русской сказки — бесовское искушение… Этот абсурдный список можно продолжать бесконечно. Сказка — особый жанр, в котором сохраняется этическая система координат нашего мира, но онтология выносится за скобки. Сказка молчит о Боге, но молчит и о сатане. Для нее важнее не формальная принадлежность персонажа к «доброму» или «злому» секторам мироздания, а поступки, «моральный облик» героя.
— Сейчас в массовом кинематографе вампиры наделяются медийной привлекательностью и социально одобряемыми качествами, — замечает фольклорист Елена Рыйгас, аспирант Социологического института РАН. — Но я считаю, что в этом нет намеков на эстетизацию зла. Когда в сюжете происходит смена привычных ролей (люди не только перестают бояться вампиров, но стремятся уподобиться им), можно говорить лишь о десемантизации прежнего негативного образа. При помощи такого переворачивания происходит скрытое высмеивание того явления, которое прежде считалось страшным и опасным. В подобной перемене ролей ничего особо странного и опасного нет: трудно представить, чтобы действия и поступки сказочных персонажей могли служить моделями поведения для широких масс. К тому же, сюжетные акценты в «Сумерках» ставятся на человеческих взаимоотношениях, идее идеальной любви, а не на гастрономических изысках мифологических персонажей.
Не Белла
Что же происходит с обществом, если девочки на экранах выбирают между вампиром и оборотнем (второй мальчик любовного треугольника «Сумерек» — оборотень), а девочки реальные считают идеалом кинематографического злодея, преодолевшего свою злостную сущность? Мнение девочек (девушек, женщин) во все времена: «Мальчики (юноши, мужчины) нынче уже не те…» А мнение мальчиков?
— Сегодня таких джентльменов — ну, чтобы подавал пальто, вперед в дверях пропускал — среди моих сверстников нет, — говорит Иван Назаров, участник одного из православных подростковых объединений Санкт-Петербурга. — Или сумку из школы девочке носил, как в старом фильме я видел. Это несовременно, не принято. Почему? Наверное, потому что нет примера, отцы так не делают. Или потому, что нет таких девочек, ради которых бы захотелось меняться…
— «Сумерки» нравятся очень многим моим знакомым девушкам и даже парням, но я, если честно, не очень их понимаю, — рассказывает Кирилл Девотченко, сын актера, учащийся санкт-петербургской гимназии глобального образования. — Насколько я знаю, девушкам нравятся актеры-главные герои, и они хотят именно такого парня, как тот самый вампир. Многие из них мне говорили, что отношение у него рыцарское, какого сейчас не встретишь. Но я не до конца согласен с этим. Все девушки надеются построить красивую любовь, такую, какой у других нет. Образ «идеального парня» у большинства такой: голубоглазый брюнет, гитара, стихи, романтик, но при этом брутальный. Не многим такие парни «достаются» (их просто в принципе немного), но, даже если девушке повезло и она встретила такого «рыцаря», — у нее все равно будут к нему претензии. И у него окажется много претензий. И «красивой» любви, видимо, не будет. Мне кажется, многим парам просто не хватает доверия и взаимопонимания. Поэтому они очень быстро расстаются. И продолжают мечтать о «том единственном».
Может, действительно, не мальчики перевелись, а девочки? Такие, как Белла, которые в вампире или оборотне могут увидеть человека, которые своей любовью могут окрылить? Может быть, испорченные девочки не дают даже зародиться галантности у мальчиков? Все не так однозначно. Думаю, что и девочки, и мальчики гораздо лучше той социальной «одежды», которую они, как робу перед грязным трудом, одевают перед выходом из дома. Каждый из них, вызывающе орущих, с банкой колы или чего-то покрепче в руках, — на самом деле трепещущая робкая душа, которая почему-то изо всех сил боится показать свою слабость (силу?), свою невинность (красоту?)… Это «не круто», не модно. Получается, если ты и «рыцарь» в глубине души, тебе должно достать духу попросту быть собой.
Эдвард Каллен держится отстраненно от болтливых глупеньких одноклассников, он выше насмешек, целен и сосредоточен. Любую девочку может привлечь уже это — взрослость сверстника, заметная не по пиву или сигарете в руках, а по цельности личности. У Каллена, правда, большое преимущество: фора в почти сто лет, чтобы научиться быть таким совершенным 17‑летним.
Химия любви
«Мне очень нравятся отношения, возникшие между Беллой и Эдвардом, „химия“ этих отношений, — пишет Мелисса Розенберг, автор сценария „Сумерек“ на www.twilightthemovie.ru. — Практически любая 17‑летняя девушка знает, что значит увидеть в противоположном углу комнаты удивительного, таинственного и недостижимого юношу и почувствовать такого рода влечение»…
Своим взрослым осмыслением пережитой в подростковом возрасте любви поделилась Ольга Р., недавняя выпускница факультета журналистики СПбГУ:
— У меня, как у Беллы в «Сумерках», была в школе большая любовь. В нашем классе учился мальчик, не похожий на остальных. Он и одевался по-другому (например, не носил никогда джинсы). Держался отдельно, ни разу не пришел на встречи класса. Все наши девчонки в него, такого загадочного и недоступного, по очереди влюблялись. А для меня это была настоящая «первая любовь» на несколько лет, — огромная, затмевающая мир. Похожая на ситуацию из «Сумерек» тем, что любить-то его мне было нельзя: он встречался с другой девушкой. Как мне понятно это чувство томления — он вот тут, рядом, но ты ничего не можешь поделать!.. Несколько лет спустя я узнала, что тоже нравилась ему в выпускном классе. Хотя на деле мы постоянно недобро задевали друг друга, поддразнивали, пикировались. Я была резковатой девочкой, с гонором, «на авторитете». Свою гигантскую любовь я прятала под скорлупу — нет, броню независимости. Почему я не могла быть такой, какой была на самом деле, — слабой, любящей, доверчивой?.. Почему не могла понять, что сама отталкиваю его?
Наша беда в том, что мы не умеем отдавать, не умеем дарить, не умеем делать первый шаг — не писанием sms или сообщений «ВКонтакте», а вот так: взглядом, теплотой, сердцем. Не умеем быть собой, не умеем ждать. Мы боимся и требуем гарантий. А когда что-то получаем — капризничаем и качаем права, не ценя то, что имеем.
Вот потому романтические ожидания у многих из нас как начинаются, так и заканчиваются лишь фильмами…
Анна Ершова
иллюстрация: АЛЕКСАНДРА ЕРШОВА
