Кого разделяет гробовая черта?

— В целом отношение к кладбищу не изменилось. В представлении людей оно оставалось нивой Божией, на которой зреют к часу всеобщего Воскресения наши предки. Так же, как и в допетровской Руси, благочес-тивых людей хоронили в монастыре, если они делали вклад в эту обитель. По-прежнему кладбища устраивались у большой дороги на выезде из города. Но в Петербурге была и своя специфика. Прежде всего — потому что он был построен не на голом месте. До 1703 года в устье Охты находилась шведская крепость Ниеншанц — и в Охтинских слободах кладбище устроили на том же месте, где оно было при шведах. На Аптекарском острове было финское кладбище: его использовали до конца XVIII века. Кроме того, наш город изначально был многоконфессиональным, здесь обеспечивались права иноверцев, в том числе и на то, чтобы иметь свой храм. В Петропавловской крепости, например, с самого начала было две деревянные церкви: одна православная, другая — лютеранская. Но иноверцев на православных погостах никогда не хоронили. Для этого создавались так называемые немецкие кладбища. Православных хоронили у церкви, вокруг прокапывали ров, а за ним предавали земле иноземцев. На «немецких кладбищах» находили последний покой не только немцы, но и итальянцы, испанцы и т. д.

— Очень серьезная. Петр давал землю на кладбищах бесплатно, но это были волюнтаристские решения. В целом сословное расслоение сохранялось. Во времена Николая I население было четко разделено на семь разрядов, каждому из которых отводилась и отдельная часть кладбищенской территории. В начале XX века группой исследователей-историков (им помогал также великий князь Николай Михайлович, дядя последнего императора) был издан фундаментальный четырехтомный справочник «Петербургский некрополь». В нем было приведено 40 000 фамилий петербуржцев, похороненных на разных кладбищах города. Но эта цифра занижена: даже в предисловии указано, что составители руководствовались сословным принципом и отмечали прежде всего лиц, принадлежавших к дворянскому сословию (меньше 2% населения). Неравенство сохранялось и за гробовой чертой.

— Думаю, вражда против захоронений объяснялась враждой против Бога, ведь кладбище воспринималось как часть церковной жизни. Правда, в конце XIX века в Петербурге было устроено два крупных места захоронения светского типа: Преображенское и Парголово‑Успенское кладбища. Средства на них дала городская Дума. Но понимание того, что кладбище — религиозный объект, не было утрачено. Человек уходит из жизни, над ним совершаются определенные обряды, по определенной схеме его хоронят, провожают в последний путь с молитвой, с крестом. Большевики уничтожали кладбища по той же причине, по которой жгли иконостасы, оскверняли святые мощи, сбивали кресты с церквей. В Александро-Невской лавре кладбища сразу же были отобраны у Церкви. Но для советской власти они не представляли интереса. Есть документы и фотографии, доказывающие, что первые годы они пребывали в безобразном состоянии. За 20 лет Тихвинское кладбище превратилось в руины. В советские годы были уничтожены: крупнейший городской некрополь — Митрофаниевское кладбище, занимавшее 30 гектаров, Фарфоровское кладбище (рядом с мостом Володарского), кладбище села Смоленского, входившего в городскую черту, села Михаила Архангела. Все они стерты с лица земли.

— Да, это так. Город расширял свои границы, и кладбища передвигались еще дальше. Например, все предприятия и дома, которые стоят на Большом Сампсониевском проспекте, располагаются на территории православного кладбища, о котором уже давным-давно забыли: оно было упразднено еще при Екатерине II. Было Вознесенское кладбище на том месте, где сейчас Вознесенский проспект (при Петре I там располагались Переведенские слободы). Мимо этого кладбища шла дорога в Петергоф, поэтому императ-рица Елизавета Петровна велела его упразднить. Теперь на этом месте городская застройка, сформировавшаяся в течение двух веков. Правда, было правило: после упразднения кладбища его территория не должна быть ничем застроена. Но когда проходит 50 лет, потом 250 лет с момента упразднения, все забывается и город продолжает разрастаться. Это был естественный процесс, но в советское время он искусственно интенсифицировался. Большевистские гонения против захоронений можно назвать преступлением, потому что земля для погребения всегда законодательно ограждалась.

— Да, вырубили Митрополичий сад в Александро-Невской лавре, чтобы на его месте сделать грандиозный крематорий. Даже был архитектурный конкурс на лучший проект. Сад вырубили, но крематорий не построили, как известно, он появился у нас только в 70‑е годы прошлого века.

— Для того чтобы сохранить замечательные произведения искусства, сберечь наследие старины. Первые наши скульптуры — это ведь как раз надгробные памятники, работы великих мастеров: Козловского, Мартоса. Что такое кладбище-музей? Это значит, что на нем не появляется новых захоронений, а старые могилы не уничтожаются, а консервируются. Некоторые редкие и ценные надгробия принадлежат уже не только тем, кто под ними похоронен, это всенародное достояние. И наш святой долг сохранять памятники Чайковскому или Глинке. Идея переноса могилы в какое-то охраняемое место заимствована из Европы. Перед Великой французской революцией в Париже были уничтожены все старые кладбища. И появилась идея создать Пантеон, в котором были бы захоронены знаменитые люди. Туда первоначально были перенесены останки Вольтера, Руссо. Последним, в 2002 году (!), был перезахоронен Александр Дюма. Советская власть подражала французскому опыту. Это видно и по комплексу на Марсовом поле, и по лаврскому некрополю.

Но не сохрани мы памятники в начале прошлого века, сейчас бы они были распилены и разворованы. На Смоленском кладбище мы знаем много исторических могил, но состояние их ужасное. Через какое-то время про эти могилы, возможно, вообще никто не вспомнит. А в лаврском некрополе памятники сохраняются. В этом году проходит реставрация: обновили памятник Васильеву, первому министру финансов, памятник Адодурову, учителю Ломоносова. Санкт-Петербург может гордиться тем, что он — единственный город в России, где удалось спасти кладбище с трехвековой историей — Лазаревское, называемое теперь «Некрополь XVIII века».

— Его взяло под свою защиту общество «Старый Петербург», которое было организовано в первые годы советской власти. Среди учредителей — немногие уцелевшие деятели Серебряного века. Некоторые, как Александр Бенуа, потом уехали, некоторые остались, например, советский композитор Борис Асафьев (он писал под псевдонимом Игорь Глебов), краевед Петр Столпянский, искусствовед Владимир Курбатов. Они пытались хоть что-то спасти с тонущего корабля. Они организовывали Музей дворянского быта, Музей купеческого быта, Музей церковного быта. К сожалению, Общество просуществовало недолго, в конце 1920‑х годов их объявили банкротами, и многие инициативы рухнули. Но главное их дело — Лазаревское кладбище-музей — уцелело, потому что за него вступились М. Горький, С. Я. Маршак, М. М. Зощенко, К. А. Федин. Теперь благодаря архивным материалам мы точно знаем, кто был похоронен на этом кладбище.

— Только в 1935 году вспомнили, что Тихвинское кладбище — это то место, где похоронены Достоевский, Чайковский, Глинка. По приказу первого секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) товарища Жданова был составлен план, который разрабатывали под руководством Льва Александровича Ильина (это один из основателей общества «Старый Петербург», архитектор, много полезного сделавший для нашего города). В середине 1930‑х годов никто не стремился соблюдать дореволюционные традиции. Наоборот, в разгаре была очередная «безбожная пятилетка». (А Тихвинское кладбище — это море крестов. Во второй половине XIX века надгробные памятники на нем были подчеркнуто православными, здесь хоронили только лиц, относящихся к православному вероисповеданию.) И кресты уничтожались. Например, могила замечательного русского композитора Александра Даргомыжского была с крестом, и ее снесли. Значительно позднее был поставлен новый скульп-турный памятник.

— Организаторы решили, что не нужно сохранять памятники всяких статских советников, адмиралов и генералов, нужно — только деятелей искусства. На Тихвинском до перепланировки было 1 300 памятников, после — 180. То есть и под фонтанами, и под дорожками находятся захоронения. В тех условиях никому в голову не приходило, что если здесь похоронены люди, по их могилам не стоит ходить. Десятки могил просто стерты, никаких следов не осталось.

— Да, были перезахоронены останки художников, артистов, музыкантов, покоившихся на Смоленском, Митрофаниевском, Волковском кладбищах (на последнем, правда, тоже был создан музейный некрополь). Если бы не были перезахоронены Асенкова, Стрепетова, Комиссаржевская, Каратыгин — все наши корифеи театра, сейчас об их могилах мы бы говорили в прошедшем времени, они были бы затоптаны. Прах Римского-Корсакова был похоронен на Новодевичьем кладбище (на Московском, 100). Но так как это кладбище перед войной хотели уничтожить, в знак уважения перенесли его могилу на место рядом с Глинкой.

— По-разному. Могилы Крылова, Сперанского и Карамзина никуда не переносились (это подтверждается старыми планами). Но, например, памятник Балакиреву, главе «Могучей кучки», перенесли поближе к композиторской дорожке. Могилы Мусоргского и Бородина были по христианской традиции ориентированы с запада на восток, и памятник был установлен в ногах покойного. Сейчас они ориентированы иначе, потому что их передвигали люди, которые в Бога не верили. Но это, на мой взгляд, не так страшно, ведь могилы находятся рядом с памятниками, а значит, их, по крайней мере, не вскрывали.

— Мы молимся о бессмертной душе. Для верующего человека бренные останки не настолько важны, чтобы и камень, и православный крест водружать ровно над ними. Памятник ведь — не поклонение праху или какому-то Ивану Ивановичу, который занимал высокую должность. Это призыв к молитве о душе этого раба Божия. Перед Богом все равны, министры они или дворники.

В Благовещенской усыпальнице, например, под полом устроены склепы, в которых лежат известные люди. На месте их погребения никаких памятников не было, потому что в XVIII веке полы изготавливались из дерева. Ставилась памятная дощечка на стене, чтобы люди знали: здесь похоронен, допустим, граф Ягужинский. И при этом в храме совершались богослужения, люди ходили по этому полу и не задумывались, в каком именно месте лежит граф. Кстати, памятники двигали и до революции. Например, в архиве лавры сохранились документы о том, что когда понадобилось передвинуть памятник Голицыну, это сделали, «не потревожив косточек». Кроме того, только с конца XVIII века начали делать надгробия в собственном смысле этого слова.

— До революции считалось неприличным перекладывать на чужие плечи то, что человек, любящий предков, должен делать сам. В конце XIX века городская Дума решила, что эту функцию город должен брать на себя. Речь, конечно, шла не обо всех захоронениях, а о могилах выдающихся людей. Среди них оказался и Михаил Глинка. Тогда еще была жива его родная сестра, Людмила Ивановна Шестакова. Она написала официальное письмо: зачем, мол, вы суетесь в семейные дела, это мой родной брат, и я до смерти буду ухаживать за его могилой. В начале XX века монастырские кладбища выглядели ужасно: поломанные скульптуры, разбитые решетки и провалившиеся склепы. Великая княгиня Мария Павловна, президент Академии художеств, прислала рескрипт владыке митрополиту с просьбой привести все это в порядок. Монастырь вполне резонно ответил, что ухаживать за могилами — святая обязанность и долг родственников тех, кто там похоронен, а у монастыря нет средств на реставрацию.

— До революции там стояла знаменитая церковь святого Митрофания Воронежского, построенная Константином Андреевичем Тоном в русско-византийском стиле. Около нее были почетные и дорогие захоронения, но в целом на 30 гектарах (незачем скрывать это, идеализируя прошлое) располагалась настоящая свалка. Были платные участки, но были и братские могилы, где хоронили бездомных и нищих. Их просто прикрывали землей, ни о каких санитарных нормах речь не шла. Накануне революции Дума обсуждала вопрос, что же с этим Митрофаниевским кладбищем делать, потому что там чуть ли не торчали гробы из могил. Предполагалось его закрыть, но процесс затянулся, и людей продолжали хоронить — и после революции тоже, в том числе в годы блокады. После войны оно было заброшено, потом эту территорию отдали под гаражи и сараи. И сейчас там нет ни одного целого надгробия. Территория полностью утратила свой исторический вид. Так что восстановить Митрофаниевское кладбище — это утопия. Но и строить на его месте бензоколонку — тоже не дело. Сейчас там освящена часовня, разработан проект храма, под строительство которого город выделил гектар. Мне кажется, стоит построить оссуарий, где были бы захоронены найденные останки.

— Вопрос мучительный. Ремонтируют, допустим, дорогу, выворачивают поребрик, а на нем надпись — «Под сим камнем похоронена…» На площади Ленина строили фонтан и нашли почти целое надгробие, хотя кладбища даже поблизости нет. Надгробные камни утилизовались, разрезались и перелицовывались для самых разных нужд. Когда ремонтировали мост Володарского, находили много осколков могильных плит, да там же их и закапывали, потому что негде было больше. Другой пример. Напротив лавры, на том берегу, было огромное Малоохтинское кладбище. Нашелся благочес-тивый человек Валентин Леонович Ковалевский, который на свои деньги построил храм Успения Пресвятой Богородицы в память обо всех, кто был там похоронен. Мне кажется, все кладбища, включая уничтоженные еще в XVIII веке, должны быть отмечены, там нужно устроить зеленую зону, поставить поминальный крест. Но для этого нужно собрать все необходимые исторические материалы. Памятники часто предлагают свозить к нам, в Музей городской скульптуры, но они ведь к лаврским могилам не имеют никакого отношения, да и у нас не такая уж большая территория. Учитывая трагическое прошлое нашего города, можно было бы подумать о том, чтобы организовать хранилище остатков старых кладбищ, потому что восстанавливать кладбища, некоторые из которых утрачены 200 лет назад, нереально.