Клирос, чтение и богословие
Господь всегда рядом
— Пришел я к Богу в начале 1990‑х, — начал рассказ Михаил. — Крестился пораньше, в 1987‑м, за компанию, не очень понимая, что я делаю. В 1980‑е многие увлекались оккультизмом, и я относился к крещению как к получению «мощного источника энергии». У нас была такая группа, мы интересовались целительством, она называлась «группа здоровья». Где-то в середине 1980‑х я шел с одной коллегой из этой группы по тихой улочке Петроградской стороны. Вдруг она остановилась и помахала кому-то через дорогу. После этого она не сразу смогла продолжить разговор, а на вопрос, что случилось, ответила: «Старая знакомая… она поет в церковном хоре… у нее лицо такое светлое…» Хорошо помню возникшее тогда острое щемящее чувство: ах, если бы только было возможно мне тоже петь в церковном хоре — бросил бы всё остальное, все поиски смыслов, ведь выше этого и быть ничего не может… Но, подумал я, к сожалению, этого никогда не будет: я тогда уже был слепой, да к тому же не имел никакого музыкального образования и не владел в достаточной мере шрифтом Брайля. Через много лет, когда мы с моей женой Светой уже пели на клиросе, я вспомнил это яркое щемящее чувство в груди, которое, уверен, можно считать молитвой, и был поражен, насколько Господь чуток и слышит наши молитвы, даже такие краткие, даже, казалось бы, о невозможном, даже человека некрещеного — а я тогда еще не был крещен, — если они исходят из сердца и не противоречат Его Промыслу.
Как часто бывало в те времена, между Крещением и воцерковлением прошло немало времени.
— Преподаватель Духовной академии приснопамятный Игорь Цезаревич Миронович предлагал слушателям богословских курсов, где я впоследствии учился, одну и ту же тему для сочинения, — продолжает Михаил. — Он просил рассказать о первой встрече с Богом, с Евангелием: при каких обстоятельствах, в какой жизненной ситуации это произошло. Говорил, что прочитал множество таких сочинений и не встретил ни разу одинаковых историй — все истории уникальны. Я впервые встретился с Евангелием в непростой момент своей жизни: меня только что перевели из реанимации в палату после тяжелой травмы. С одной стороны, было понимание, что всё теперь пойдет по-другому и прошлого уже не вернуть, а с другой — ожидание чего-то нового. Это, как ни странно, не вызывало тревоги. И вот в этот-то момент первые же посетившие меня друзья принесли двенадцать кассет с записью Нового Завета — это был подарок Американской Православной Церкви христианам бывшего Советского Союза. Оформлены они были в виде толстой книги, по объему напоминавшей Библию. Я сразу же начал их слушать, и ко мне пришло ощущение, что это давно знакомый, просто безнадежно забытый текст, который мне был так нужен и который я так долго искал. Надо сказать, что Священного Писания я к этому времени еще не открывал. Прекрасное подтверждение того, что в жизни ничего не происходит случайно и что Господь всегда рядом и всегда готов прийти на помощь. Это своего рода «приглашение в спасительный ковчег» — нужно только откликнуться.
В советское время Общество слепых, вспоминает Михаил, было государством в государстве: при нем действовали спортивные кружки, кружки художественной самодеятельности — чего только не было.
— В молодости я много занимался спортом, был чемпионом Советского Союза по плаванию среди слепых, — говорит он. — В 1984 году, помню, проработал на работе всего полтора месяца, остальное время было отдано различным сборам и соревнованиям. У нас в Ленинграде была лучшая в Союзе школа плавания и очень хороший тренер — Владислав Васильевич Кустов. Он более пятидесяти лет посвятил работе с инвалидами и до сих пор в строю. Сейчас для слепых мало работы, а та, которая есть, скучная, однообразная, к тому же малооплачиваемая — например, фасовать мелкие детали по пакетикам, шурупы к шурупам, дюбели к дюбелям. В свое время мы сложные вещи делали и зарабатывали неплохо. Ослеп я после школы в результате несчастного случая, шрифт Брайля не очень хорошо знаю, а жена Света владеет Брайлем, стихиры записывала.
— Пришлось целый шкафчик соорудить для моих тетрадок, — включается в беседу Светлана.
Не испортить хор
С будущей супругой Михаил познакомился в 1991 году в Обществе слепых, они вместе почти 35 лет. Женился на Светлане, она жила в Гатчине, и переехал туда.
— Мы вместе пели в русском народном хоре при Обществе слепых, там мужская группа состояла из двенадцати человек, а хор пел восемь партий — были двойные тенора, баритоны и басы. Руководитель нашего хора Владимир Алексеевич Павлов пел басом в Павловском соборе, он нас и привел в храм. Навсегда осталось чувство благодарности к нашим учителям, у которых хватило терпения и таланта научить нас петь на клиросе и читать по-церковнославянски. Это в первую очередь отец Михаил Подолей, который тогда еще не был священником, и матушка Виктория — наш первый регент. Через пение мы и воцерковились.
Виктория Подолей в то время только закончила регентский класс Санкт-Петербургской семинарии. Сначала Михаил и Светлана выучили песнопения венчания, поскольку они неизменяемые, а когда супруг Виктории Михаил стал диаконом, он участвовал в венчании Михаила и Светланы в Покровском соборе.
— Вика проявляла завидное терпение: нам же всё надо было напеть. Бывало, приходила к нам домой и пела, мы записывали и учили свои партии, — рассказывает Михаил. — Мы ведь ноты не читали, на память всё заучивали. Ходили с кассетными магнитофонами, микрофонами, потом появился кассетный диктофон, его гораздо легче было носить с собой. У меня на работе был фартук с большим карманом на груди, я в нем носил этот диктофон. Пели в основном по субботам и воскресеньям: в субботу напоют, я целую неделю хожу в наушниках и учу.
Поначалу Михаил и Светлана плохо понимали богослужение, и была одна задача — «отстоять».
— Но когда мы начинали всё больше принимать участие в богослужении и молитве, необходимость «терпеть» долгие службы стала исчезать и совсем сошла на нет: возникло ощущение, что Литургия длится не более десяти минут. Это подтверждали почти все, с кем мы делились этим ощущением, — говорит Михаил. — Вика целый год занималась с нами в Павловском соборе, потом перешла в Покровский собор, и мы туда с нею перешли. Потом мы двадцать лет пели, нам полученных знаний для этого хватало. В принципе, могли уже в любой хор встать и, по крайней мере, не испортить.
В 1998 году Михаил поступил на епархиальные богословские курсы. Он рассказывает, что их выпуску исключительно повезло: раньше курсы ютились по разным местам, а потом на них обратил внимание митрополит Владимир, и они были переведены в здание Духовной семинарии на Обводном. Владыка привлек всех семинарских преподавателей, программ для курсов еще не было, и они учили слушателей курсов по тем же программам, что и семинаристов.
Во время обучения на курсах Михаил даже бросил курить:
— Меня не покидало осознание незаслуженной милости Божией, — вспоминает он. — Первое время я очень стеснялся своей слепоты, оказавшись в такой дышащей древностью и ученостью обстановке, даже подумывал больше не приходить… Но в самый тот день, когда я «окончательно» утвердился в своем решении, преподаватель библейской истории Игорь Цезаревич Миронович начал свою лекцию такими словами: «Никто из вас не смейте думать, что вы оказались здесь случайно! Всех вас привел сюда Господь!» Я был поражен тем, что первые же слова, которые я услышал, стали ответом на мои сомнения, и остался, решив оплатить этот дар каким-то трудом — вот и бросил курить. Игорь Цезаревич часто повторял: «В Церкви нет и не может быть бесталанных людей, каждому нужно определиться со своими талантами, чтобы полноценно участвовать в церковной жизни». Это напутствие помогает мне до сих пор.
В 2000 году Михаил закончил курсы, а в 2010‑м поступил в институт:
— В Гатчине есть православная гимназия имени императора Александра Третьего, я там проводил беседы с родителями. Несколько преподавателей из этой гимназии собрались поступать в Институт богословия и философии (ИБИФ), и я за компанию. Так получилось, что все отсеялись, один я остался. Раньше-то у меня не было задачи получить высшее образование: в те времена, когда я ослеп, поступить никуда не мог, потому что для этого пришлось бы осваивать шрифт Брайля. Потом, когда появились разные компьютерные программы для людей с потерей зрения, препятствий для учебы не стало.
Магистерскую диссертацию Михаил защищал уже в РХГА. Тема — «Декалог как текст договора между Богом и человеком».
— Тема десяти заповедей на удивление актуальна: более двадцати лет я предлагаю в различных аудиториях их просто перечислить, но до сих пор это никому не удалось. Самые подготовленные слушатели совместными усилиями с трудом назвали девять вразнобой, тогда как двенадцать знаков зодиака называют в правильной последовательности все и всегда.
Михаил охотно рассказывает, в чем суть его магистерской работы:
— Мы говорим: Ветхий Завет, Новый Завет... А что такое, собственно, завет? Завет — это договор, союз Бога с человеком. Ветхий Завет был заключен у горы Синай. К этому времени уже существовала многовековая традиция заключения различных договоров, чему мы находим документальные подтверждения. Если Бог заключил с человеком договор, то должен быть текст этого договора. Тогда где он? Ответ очевиден: его следует искать в Библии, и это, конечно же, Декалог, и не только потому, что его появление соответствует времени и месту заключения Завета, но прежде всего потому, что написан он Самим Богом (Исх. 34, 1). И вот тут возникает главный вопрос: если Декалог является текстом договора, то где же взаимные обязательства? Мы видим девять строжайших повелений Владыки, и напоминает это скорее не договор, а условия соблюдения договора. Вот это недоумение я и попытался разрешить в своей диссертации. Поначалу мне страшновато было писать о Декалоге. Я поделился некоторыми мыслями с приснопамятным архимандритом Ианнуарием (Ивлиевым), и он сказал: «А мне это понравилось, я это запомню!»
Лучше без ударений
В годы учебы Михаил жил в Гатчине, но часто оставался в Петербурге, где жили его родители. Светлана долго не соглашалась переехать, привыкла жить в Гатчине. «Но в конце концов согласилась, потому что нужно быть вместе с супругом», — говорит она.
Михаил и Светлана стали ходить в храм Иоанна Кронштадского, где настоятелем служит отец Михаил Подолей — это недалеко от дома, к тому же с батюшкой они знакомы уже тридцать лет.
Но связей с Гатчиной Михаил не теряет — ведет занятия в воскресной школе для взрослых при Покровском соборе.
— В хоре мы уже давно не поем — лет десять, — рассказывает Михаил. — Ситуация изменилась: в 1990‑е певчих было найти трудно, вот мы и пригодились. Матушке Вике спасибо и многим другим, кто помогал. А сейчас и запал не тот: даже не представляю, что бы делали, если бы пришлось всё заново учить… Свете уже трудно ходить чаще одного раза в неделю, а мне посчастливилось принимать участие в богослужении как чтецу. Когда впервые стал читать, уже и не помню, было это еще в другом храме, а у нас я даже боялся и заговорить об этом: отец Михаил очень строго относится к пению, чтению и к уставу в целом — не случайно он еще во время учебы был уставщиком у отца Софрония (Смука) в академическом храме. Как-то мы со Светой на буднях пели вдвоем Литургию, и я вызвался читать часы. Сразу ощутил, насколько в храме сложнее, чем дома, стал заниматься. А тут пришла пандемия, и всех посадили под замок. Возникла необходимость чем-то себя занять, чтобы не впасть в уныние. Желание научиться читать в этой ситуации очень пригодилось: мне ведь нужно подготовить тексты для чтения, просто так их читать не получится. До сих пор благодарен Богу, что не дал скучать.
Читать Михаилу помогает специальная программа, которая озвучивает текст, а Михаил прослушивает его через наушники. Он объяснил, что есть программы, которые читают «с выражением», такие для работы не годятся — они хороши, к примеру, для чтения книг. А подходящая для чтеца программа озвучивает без понижения или повышения тона. Неподготовленному человеку, если он услышит, как она звучит, ни одного слова не разобрать. А Михаил понимает и читает свободно.
— Эта программа редкая, с непривычки её трудно понимать, главное её достоинство — она не ставит ударений. В церковнославянском языке бывает, что ударения отличаются от привычных, тогда я добавляю в это место дополнительную гласную букву, чтобы понимать, где нужно поставить ударение. В техническом смысле мое чтение напоминает работу синхронного переводчика. Конечно, случаются и ошибки, и тогда чувствуешь себя не очень хорошо. Когда службы сложные, много читаешь, потом идешь домой — такое ощущение, что причастился, даже если это была вечерняя служба.
Программа может читать тексты бесконечно, и чтобы закончить отрывок, надо перенести текст на следующую строчку — тогда она остановится. Повторяющиеся тексты Михаил расчертил давно, но для каждого богослужения надо создавать свой корпус текстов:
— Прочитал тропарь из Октоиха, дальше нужно читать из Миней, а перескочить из книги в книгу во время службы не получится. Поэтому нужно всё составить дома. Я занимаюсь этим, и совершенно не жалею: время проходит не зря. Я же, когда это делаю, изучаю тексты. Незнакомый текст прочитать можно, в принципе, но легко ошибиться.
Как определить успех?
— Помню, в старших классах школы нам говорили: «Как вам хорошо, перед вами тысячи дорог!», а сейчас я думаю — как хорошо, что у меня в жизни осталась только одна дорога! — смеется Михаил. — Больше мне идти некуда, только в Церковь. Какие-то физические недостатки, ограничения даже способствуют нахождению единственно правильного пути. Слепоту или глухоту, например, можно воспринимать как затвор: ведь нередко подвижники, храня себя от соблазнов, скрывались от зрительных или слуховых образов, в этом и есть первоначальный мотив монашества. В юности много путешествовал, петь любил всякое разное, типа «Нинка, как картинка» — ну, то, что тогда все пели. А когда стал инвалидом — слепым, да еще попал под поезд и остался без ноги, — всё обнулилось. Впервые в жизни в храм пришел на костылях, держусь за что-то, ничего не понимаю, что там происходит, что поют, а понимаю только одно — отсюда я никуда не уйду. Вот с этого нуля и началась моя новая жизнь. Путешествия из моей жизни не исчезли — пол-России прошел пешком с крестными ходами. Лет десять ходил из монастыря Тихона Лухского в Ивановской области в Ипатьевский монастырь Костромы, откуда пошла династия Романовых. Приходили к 17 июля — дню памяти царственных мучеников, и служили там ночную Литургию, которую возглавлял архиепископ Костромской и Галичский Александр. Когда начинали ходить, монастырь еще не был отдан Церкви, там было бюро путешествий. Три раза в Дивеево ходили пешком из Нижнего. Господь ничего не хочет от нас отобрать, всё возвращает, причем совершенно на другом уровне, в несравнимо драгоценном качестве. Без малейшего кокетства скажу: я рад, что в жизни сложилось всё именно так. Неизвестно, что бы со мной стало, если бы случились другие обстоятельства. Не проходит благодарность к Творцу, дающему возможность служить и раскрываться в Церкви всем, кто этого взыскует.
Хотя супруги давно не поют в хоре, пение как таковое они не забросили — продолжают для себя петь дуэтом, при этом Михаил аккомпанирует на гитаре.
— Сейчас все говорят: успех, успех, — рассуждает Михаил. — Определить, успешно ребенок провел время в детском саду или нет, можно только в школе. Понять, насколько успешно человек провел время в школе, можно только в институте. Насколько успешно учился в институте, видно на работе. Да и успех работы лучше виден за пределами работы. Скажем, я пою на сцене: если люди после моего концерта пришли домой и вдруг помирились, значит, концерт был успешным, а если поругались — тогда вряд ли. Соответственно и успех жизни можно определить лишь за пределами жизни, ведь именно там наша цель. Какая разница с этой точки зрения, слепой я или не слепой? Хорошо то, что хорошо кончается.
