Камера в режиме ожидания. Проблемы реабилитации заключенных
Специализированных православных реабилитационных центров для мужчин, освободившихся из тюрем, в Петербурге нет. Сейчас нет. До последнего времени при домовом храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» (наб. реки Фонтанки, 193) Валентина Осипова, которую еще митрополит Иоанн (Снычев) благословил заниматься заключенными, предоставляла бывшим заключенным крышу над головой, обеспечивала работой и даже помогала вернуться в семью.
Раздел: Острый угол
Журнал: № 4 (апрель) 2016Страницы: 12-13 Автор: Евгений ПереваловФотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 27 апреля 2016
Не знать, что они натворили
— Когда у меня на экране телефона появляется надпись «камера в режиме ожидания», первая мысль вовсе не о фотоаппарате. А о моих ребятах из колонии в Форносово: и о тех, кто там сидит, и о тех, кто уже освободился. Никто не может гарантировать, что ты, бывший заключенный, не попадешь туда снова. Камера ждет новых обитателей.Валентина Осипова знает, о чем говорит, не понаслышке. 20 лет работы с заключенными даром не проходят. Долгое время она помогала влиться в мир этим людям, вместе с немногими помощниками поддерживая работу реабилитационного центра для освободившихся из колонии в Форносово заключенных. Сейчас центра уже нет — на его содержание не хватает средств в условиях постоянного роста арендной платы. Валентина Павловна сосредоточила силы на тех, кто еще отбывает наказание. Но связь с бывшими сидельцами старается поддерживать. Без этого не обойтись: однажды побывав на зоне, человек уже не станет прежним, и шанс вновь оказаться за решеткой — очень велик. Прибавьте к этому, что режим в колонии Форносово строгий, сидят здесь за очень серьезные преступления: в том числе насильники, убийцы, грабители. Много рецидивистов.
— Я стараюсь не вникать в историю их жизни, — говорит Валентина Павловна, — да и зачем мне это? Был в колонии человек, спокойный такой на вид. «Он-то что мог натворить?» — спросила я. А там такое… У всех сидельцев очень сильно расшатана психика, и не только потому, что в тюрьме их личность подавляется всеми возможными способами, но и в силу совершенных ими злодеяний. Человеку трудно оставаться прежним, осознавая, что он наделал.
Валентина Осипова
Свобода — бремя, нужен тыл
Реабилитационный центр, которым руководила Валентина Павловна, располагался при храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на набережной Фонтанки, 193. Сам храм находится в полуподвальном помещении, реабилитация проходила там же. Самое главное, для чего создавался центр, — это приютить на время освободившихся из заключения ребят, дать возможность приспособиться к новым условиям жизни и оградить от пагубной среды, из которой они попали в места лишения свободы.
— По благословению протоиерея Николая Гурьянова ребята изготавливали иконы — частично в мастерской колонии, частично в центре. А в первые годы занимались резьбой по дереву, мастерили запрестольные и служебные кресты, кресты-Голгофы.
Здесь же, в реабилитационном центре, мужчины жили, питались. В центр попадали только «проверенные» люди: те, кто еще в колонии зарекомендовал себя православным, посещал тюремный храм. Во-первых, потому что именно с этими людьми Валентина Осипова общалась в колонии, знала каждого, и понимала, как им можно помочь, а во‑вторых, центр не вместил бы многих.
— Свобода для них — это бремя. Они отвыкли от нее за время заключения. Каждого надо было буквально водить за ручку. Они требовали очень много внимания к себе. Самостоятельно не могли даже выстоять в очереди за документами: не выдерживали. Приходилось стоять вместе с ними. Я бегала по кабинетам, высматривала, у кого крестик на шее — хотя бы номинально, но христианин, должен помочь… И, знаете, обычно срабатывало.
Конечно, не все прихожане тюремного храма шли в реабилитационный центр. Да и сама Валентина Осипова старалась, чтобы хоть кто-то вернулся к родным. Часто это было очень трудно, порой невыполнимо: не каждый захочет, чтобы в доме жил человек, вернувшийся из заключения, пусть это даже родной муж (отец, брат).
— Примириться с семьей — наверное, самое необходимое, что должно произойти в жизни заключенного. Еще до его выхода из тюрьмы я наведывалась к родственникам, показывала фотографии с наших служб, рассказывала о нем, говорила, как он старается менять свою жизнь… Одних умело женское сердце простить, других — не могло. У нас был парень, стелил линолеум в храме, говорил, что будет на этом самом линолеуме со своей невестой венчаться. С ней он по переписке познакомился. Но в итоге она его не приняла. И сестры не хотели принимать, хотя мать завещала дом не только им, но и сыну… Еле-еле мне удалось их уговорить. Не было в них сострадания совсем. Ведь и брат у них был не плохой — не злодей, бывший спортсмен, сел за то, что на соревнованиях заступился за девушку, к которой немец приставал, да так его побил, что тот умер.
Больше внимания
Очень важно, чтобы человек не сошелся с прежней компанией. В профессиональных реабилитационных центрах, особенно зарубежных, над этим работают квалифицированные психологи. Валентине Осиповой приходилось выступать в качестве психолога самой.— Невозможно человека полностью оградить от этого, нельзя запереть. Можно подействовать только убеждением. Я им говорила, что только сейчас они могут избавиться от своего прошлого. Что они — очистившиеся люди, что в тюрьме была хорошая возможность порвать с наркотиками. Что можно создать семью. Только так можно было с ними говорить.
Храм в колонии не только научает заключенных вере, но еще и дает им возможность, как это ни странно, получить трудовые навыки, которыми можно воспользоваться в будущем. И речь не о работе в мастерской по изготовлению икон, а об обычных послушаниях пономаря, алтарника.
— Многие на свободе так и остаются служить при церкви: звонарями, алтарниками, чтецами. Приобретенные в колонии навыки приносят свои плоды. В Форносово заключенные почти ничем не заняты, они не работают. И это ужасно. Мне кажется, нужно реформировать всю систему.
Среди моих ребят даже монахи есть. Один — келейник иеросхимонаха Рафаила (Берестова), Давид. Выходя на волю, он очень боялся возвращаться в родную Москву, понимал, что может опять сбиться с пути. И первое время отец Николай Гурьянов с острова Залит благословил его поселиться в Оптиной пустыни. И вы представьте, каково ему сначала там было: не так давно произошло страшное убийство трех монахов. И на человека из колонии, конечно, глядели с опаской, мягко говоря. Еще был заключенный, который стал насельником Муромского Успенского монастыря в Карелии — иеродиакон Симеон. Писал нам письма, говорил, что не может себе представить как он, такой грешный, удостоился принять постриг. Все пальцы были в наколках. К сожалению, он погиб — с другим монахом отправился снимать рыболовецкие сети в бурю и утонул.
Важно, чтобы у человека в жизни был тыл. В первую очередь это родные. Но для православных важна и церковная поддержка. И как раз вот этого, говорит Валентина Осипова, не достает. Надо стараться, чтобы вышедшие из тюрьмы люди не покидали лоно Церкви, как бы тяжело это ни было и для них самих, и для священников. Нужно уделять им внимание, интересоваться судьбой, привлекать к работе и служению в храме.
— Я очень благодарна иеромонахам Кириллу и Мефодию (Зинковским) из Казанского храма в Вырице. Они одно время окормляли Форносово — и не забывали и тех, кто вышел на волю. Одного приняли к себе, теперь в трапезной с радостью готовит для паломников, поступил в кулинарный техникум. Но обычно после освобождения люди просто предоставлены сами себе. А это провоцирует новые рецидивы. Замкнутый круг получается. Как я расстраиваюсь, когда вижу, что мои ребята по второму разу оказываются в Форносово! «Что же ты опять наделал?» — спрашиваю одного такого. А он в пьяном угаре убил человека…
Тревожный взгляд в будущее
Сейчас при храме иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Фонтанке остался только склад. Даже богослужения в церкви проходят редко: иерей Антоний Адмакин, настоятель Казанского храма в Войскорово, не может часто служить в далекой от своего прихода церкви. Да и прихожан здесь совсем мало. Так что вся деятельность Валентины Осиповой теперь сосредоточена непосредственно на колонии. Но и тут последнее время нелегко: нужно и платить администрации за аренду, и давать средства на зарплату заключенным, изготавливающим иконы. А ведь еще нужно содержать храм. Единственный же доход прихода — это реализация продукции по храмам и монастырям, но — даже закупая для лавки сделанные руками осужденных образа, заказчики не всегда торопятся оплачивать закупки. Это касается даже очень крупных монастырей.— Приходится влезать в долги, отдавать, снова влезать. Вы даже не представляете, как это порой тяжело. Одна надежда на Божию помощь и молитвы пред Господом нашего батюшки Серафима Саровского, хранящего храм в стенах колонии уже 22 года.