К отеческим гробам
ЧУВСТВО НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ
Сергей Загацкий основал свой отряд более пяти лет назад. Выросший близ Карельского перешейка, он до поры и не знал о масштабе тех событий, что развернулись здесь когда-то. Дети играли «в войнушку» там, где кровавую жатву собрали две настоящие войны — Советско-финляндская и Великая Отечественная. При советской власти здесь не было ни мемориалов, ни школьных экскурсий, ни поисковиков-добровольцев. Изменения начались после перестройки, когда о боях с финнами «вспомнили» историки и когда сами представители Финляндии пожелали увековечить те события. Теперь близ деревни Лебяжье, когда-то Куутерселькя, стоит памятник с надписью на двух языках о памяти, что не должна померкнуть. Здесь в июне 1944 года состоялось крупнейшее для финской истории танковое сражение. Для нашей истории оно означало окончательное снятие блокады на северном направлении и близящуюся победу в войне.
В девяностые годы в этих краях прошли массовые раскопки, после них — массовые захоронения. Наших хоронили в братских могилах, останки финнов отправляли на родину. С тех пор ежегодно финской стороне передаются вновь обнаруженные именные медальоны солдат. В те годы постарались и «черные копатели», многое было разграблено. Но неупокоенных и ненайденных солдат осталось лежать по лесам у Лебяжьего много. Поэтому, когда Сергея охватило, как он говорит, чувство несправедливости произошедшего, ему нашлась работа.
— Первой находкой был финский патрон, — рассказывает Сергей. — Я был удивлен сперва, а потом узнал, что патронами усеян весь перешеек. Теперь, когда копаю, отбрасываю патроны в сторону, чтоб не мешали. Из первых значимых находок — ППШ, которым сейчас дети на экскурсии щелкают… Неделю мы искали, чей он мог быть, потом товарищ взял в руки металлоискатель первый раз и, как часто первый раз бывает, сразу за дорогой повезло: он «вызвонил» ложки двух бойцов. У одного были патроны на винтовку Мосина, у другого на ППШ, девяносто пять процентов, что автомат был его. На орденской планке медали «За оборону Ленинграда» нашли надпись — фамилию Малишев, она совпала с выбитой на братской могиле в местном садоводстве. То есть по документам он был похоронен там, а на деле остался лежать, где был убит.
Сегодня отряд «Озерный» Сергея Загацкого работает по всему Карельскому перешейку. Их человек двадцать — мужчины и женщины, студенты, врачи, рабочие, журналисты. Трудно составить обобщенный «портрет поисковика». У разных людей изначально и разная мотивация. Кто-то, например, интересуется оружием, кто-то — военной историей. Однако опытные поисковики говорят, что у всех через некоторое время выступает на передний план одна и та же идея: восстановить личную историю и память о найденных людях. Каждый раз, когда из земли показываются останки солдата, это и печальная — поскольку так мы реагируем на встречи со смертью, — и радостная находка. Появляется возможность достойно похоронить бойца и заставить «заговорить» прошлое.
История
Сражение при Куутерселькя (фин. Kuuterselän taistelu) — боевые действия между советскими и финскими войсками, происходившие 14–15 июня 1944 года на Карельском перешейке в районе поселка Лебяжье (фин. Kuuterselkä) в ходе Великой Отечественной войны. Один из эпизодов Выборгской наступательной операции Ленинградского фронта, в результате которой финские войска были отброшены от Ленинграда, а РККА овладела Выборгом.ИСТОРИЯ И РИТУАЛ
Это большая удача, если при советском солдате есть документ с фамилией. Солдатские медальоны, которые давали такую надежду, к концу войны были отменены, их заменили бумажные книжки красноармейца, а их, естественно, не щадит время. Нельзя полагаться даже и на фамилию, выцарапанную на ложке или котелке, — это может быть лишь фамилия одного из владельцев. Мрачные реалии войны: мертвый оставляет свои вещи живым. Тем ценнее, когда зацепка всё же есть, когда погибший воин вдруг вновь обретает имя.
— Был человек «оборванный», и вот он вновь возникает из небытия. Отношение к этому очень трепетное, это всегда бесценно, — рассказывает поисковик Георгий, показывая нам укрепрайон.
Финны гораздо лучше осведомлены о судьбе своих мертвецов. Боевые захоронения с фамилиями погибших наносились на карты, как и примерные места гибели пропавших без вести. Теперь их ищут родные или государство. Конечно, количество погибших в ту войну с советской стороны несколько больше — но разве это повод махнуть рукой на убитых, которых «всё равно не сосчитать».
Вот здесь, показывает наш гид, была артиллерийская позиция. Финны говорят, тут должны быть останки одного лейтенанта. Поисковики не могут найти его три года. Поневоле проникаешься атмосферой: бесшумная чаща, темная стоячая вода в окопе, невидимые человеку кости погибшего офицера лежат где-то здесь. Дальше видны противотанковые надолбы, развороченные страшной силой русского наступления. Еще немножко дальше, в чаще, — ямы, где окопались на ночь наши солдаты. Узкие квадратные дыры в земле, всё, что успели перед молниеносным рывком вперед. До финских позиций буквально пара десятков шагов, политых кровью.
Сегодня поисковики «обновляют» окопы финнов, раскапывают заваленные траншеи, обшивают их деревом — как здесь шутят, «заканчивают работу за противника». Это мемориал, куда, несмотря на отдаленное расположение, приезжают со всего региона и из Финляндии. Сергей мечтает построить маленький дом-музей с постоянной экспозицией из найденных личных вещей солдат и других ценных артефактов. Помимо самих руин укрепрайона, зрители в годовщину битвымогут теперь посмотреть реконструкцию. Встанут из окопов люди в финской форме, их отбросят явившиеся из леса советские солдаты. Этот «ритуал» — единственная уступка реконструкторам, многие из которых, конечно, не налюбуютсяна фактуру места с готовым ландшафтом битвы. Загацкий категорически против того, чтобы здесь постоянно проводились праздники, поединки и тусовки — именно здесь, где в окопах погибали люди.
Не все поисковики — реконструкторы, но они понимают, что визуальные приметы делают более «объемным» представление об исторических событиях. Поэтому во время экскурсий и официальных мероприятий на поисковиках «Озерного» советская военная форма. Также важно и поминовение усопших: заупокойная служба во время массовых захоронений найденных бойцов, служба у памятных табличек героям тех сражений на мемориале в Лебяжьем. Несколько лет с «Озерным» сотрудничает настоятель храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» протоиерей Вячеслав Харинов, который сам участвует в организации патриотических экскурсий и памятных конференций в этих местах.
— В духовных вопросах очень тонка грань между искренностью и формализмом. Бывает, что священники приезжают «поработать», брызнуть святой водой — и скорее домой. А бывает, чувствуешь, что человек делает правильно, что он сам ощущает, как надо и зачем это надо ему самому, — считает Загацкий.
ЗА ЖИВЫХ И МЕРТВЫХ
Среди поисковиков есть люди самых разных религиозных убеждений — как и среди тех, кто воевал в этих местах. Георгий — атеист, но, как он отмечает, «не воинствующий»:
— Я считаю, что службы здесь всё же нужны как дань памяти этим людям. Я не верю, что они сверху это видят и благодарят нас, но у меня возникает чувство, что, наконец, нечто делается правильно.
Веротерпимость и спокойствие в отношении чужих убеждений характерны для тех, кто пристально вглядывается в историю и постоянно имеет дело с напоминаниями о смерти. Многие из поисковиков чувствуют какую-то необъяснимую силу или чье-то присутствие в местах раскопок, что едва ли удобно списывать на суеверия. Бывает, кто-то из поисковиков «что-то видит» на месте, где потом обнаруживаются захоронения. Сергей вспоминает об одном из непогребенных солдат на Карельском перешейке. В день, когда открылись останки почти двух десятков бойцов, у него появилось определенное знание, что кто-то еще не найден на той лесной полянке.
— Я говорил: «В конце концов, приснись мне, что ли, где тебя искать». — рассказывает Сергей. — Мне ничего не снилось, никто не приходил и не говорил, но проснулся я с совершенно четким ощущением, что знаю, куда идти. Сел на машину, приехал, двинулся по прямой и набрел на яму, которую бы мы никогда не нашли — никакого железа у бойца не было.
Еще один случай связан с мемориальной табличкой Герою Советского Союза Николаю Фатееву, первому танкисту, вступившему в решающий бой за укрепрайон. Когда работали над памятником, совершенно случайно кто-то увидел в сети фотографию другого танкиста, Юрия Харитонского, который тоже погиб здесь, о чем все забыли. Оказалось, солдаты были членами одного экипажа. Теперь их имена снова вместе, на возведенном поисковым отрядом памятнике у шоссе.
В следующем году у Лебяжьего-Куутерселькя встанет Бессмертный полк. Портреты воевавших здесь солдат размесят в лесу как знаки памяти, что говорят сами за себя. Когда будут найдены новые останки и откроются новые судьбы людей, чья жизнь оборвалась в боях за прорыв, полк будет прирастать. И взрослые, и дети смогут пристальнее вглядеться в окружившее их прошлое. И оно заговорит громче, в том числе и словами найденного под Лебяжьим, так и не отправленного домой письма погибшего танкиста Фатеева: «…Вера в жизнь всё побеждает… эта вера есть у меня, эта вера должна выдержать последнее испытание 1944 года. Если же этого года будет мало на развязку, тогда в мой разум не укладывается, что творится на нашей планете».
Поисковики не верят, что молодежь сегодня особенно цинична или не интересуется историей, памятью о войне. Наоборот, когда дети и подростки замечают, из каких личных историй — а не сухих цифр — состоит эта большая История, они загораются интересом. В то же время члены «Озерного» осознают, что таких, как они, вечно неспокойных из-за своего призвания, отказавшихся от развлечений и хобби выходного дня, не может быть много. «Нельзя быть всей стране, как мы — это своего рода фанатизм», — говорит Загацкий.
Поисковики порой непривычно серьезны. Ведь и память о войне, которую они восстанавливают по зову сердца, может стать «аттракционом» либо полигоном для политической деятельности. Но она же способствует осознанию всяким отдельным человеком связи своей судьбы с миллионами других судеб и создает живую традицию ответственности друг за друга — за живых и за мертвых.
