Изучение генеалогии — дело богоугодное
Индолог переродился в российского генеалога
— Игорь Васильевич, как случилось, что вы, в свое время известный индолог, делом своей жизни избрали именно генеалогию?
— Мое собственное происхождение было достаточно скромным, чтобы заинтересоваться проблемами родословия. Всё началось, когда я познакомился со своей будущей женой Наталией Юрьевной Татариновой. Дед её по отцу, дворянин и орловский помещик Фёдор Васильевич Татаринов, был членом Первой и Второй Государственных дум от кадетской партии. Мать жены Наталия Николаевна, урожденная княжна Тенишева, имела более знатное происхождение: её прадед был астраханским, а прапрадед — казанским губернатором, это был древний татарский род, и в семье хранились подлинные грамоты XVI (!) столетия, равно как и одна из первых икон святителя Димитрия Ростовского, написанных вскоре после его канонизации, — родовая икона князей Тенишевых, принявших православие (она ныне — на стене в моей квартире). Интерес вскоре вышел за пределы родственного круга и настолько захватил меня, что поставил перед необходимостью сделать выбор — или индология, или генеалогия. Я не только забросил подготовку почти завершенной докторской диссертации об этнолингвистических проблемах Индии, но и вообще «отрекся» от востоковедения и целиком переключился на изучение истории российских семей и родов, в том числе и собственной родословной.
— Как отреагировало на это ваше окружение?
Тем временем пришло время перестройки, генеалогия постепенно обрела «права гражданства», и в 1987 году в нашей библиотеке начал работу постоянный научный семинар «Генеалогия и история семей», действующий и поныне. В 1991 году в нашем городе было основано Русское генеалогическое общество, а в 1992-м в структуре Российской национальной библиотеки было создано новое научное подразделение — Институт генеалогических исследований, который мне было поручено возглавить, о чем лет сорок назад я и подумать не мог. Поистине иногда по Божественному Промыслу и с Божией помощью сбываются самые несбыточные мечты!
Помнят ли Иваны свое родство?
— Многие до сих пор считают, что генеалогия — довольно бесполезное занятие…
— Генеалогия — не только и не просто отрасль исторической науки, но еще и область гуманитарного знания, которая непосредственно касается буквально каждого человека. Ведь у каждого из нас есть не только родители — отец и мать, но и, соответственно, дедушки и бабушки как с отцовской, так и с материнской стороны — и далее, до бесконечности, — прадедушки и прабабушки, прапрадедушки и прапрабабушки, пращуры…
Однако кто помнит имена прадедов и прабабушек, не говоря о более ранних своих предках? Не могу не привести слова поэтессы Беллы Иордан:
Мы своих не помним прадедов,
Мы о них забыли начисто,
И в убогих биографиях
Наши прадеды не значатся.
Как там было имя-отчество?
Расспросить бы, да всё некогда.
А точней: не очень хочется,
Есть дела важнее этого.
В суете сует взращённые
Навсегда расстались с корнями
Наши души развращённые
С пуповиною оборванной.
Не заметили, что голые,
Что убоги и обкрадены,
И с небес взирая горестно
Нас жалеют наши прадеды.
Время мчится быстрой конницей,
Всё старее племя каинов,
И замучает бессонницей
Запоздалое раскаянье.
Но к возмездию неравному заслуженно
Нас уже приговорили:
Мы уйдём, а наши правнуки
Не заметят, что мы были.
Только человек интеллектуально и нравственно обедненный, чтобы не сказать опустошенный, может не интересоваться тем, кем были эти его многочисленные прямые предки, без которых (без каждого из которых!) он сам не появился бы на свет. А прочие наши родственники — дяди и тети, родные и двоюродные братья и сестры, да и более отдаленная родня?! Стоит только начать выяснять, кем они были, и приложить к этому минимальное старание, как нередко этот поиск превращается в увлекательное путешествие в прошлое своей семьи, своего рода, в разгадывание своеобразного детектива… Как не вспомнить тут строчки еще одного поэта — Вадима Шефнера:
Я не просто живу, я, подобно реке,
Начинаюсь в таинственном далеке…
Но всему вопреки
Бьется ниточка кровная,
Где ж мои родники?
Отвечай, родословная!
Этот вопрос в наше время задает себе всё большее число россиян. Мы и в Центре генеалогии, и в Русском генеалогическом обществе временами не успеваем отвечать на письма со всего света и на телефонные звонки тех, кто просит нас помочь разобраться в их родословной, а многие и сами приходят к нам на консультации.
Никого не забыть!
— Существует ли связь между генеалогией и религией, генеалогией и Церковью?
— Начнем с того, что, каждая личность значима в глазах Божиих. Каждый человек создан по образу и подобию Божию, при этом каждый не только самоценен, но и неповторим, уникален — даже близнецы, кажущиеся на первый взгляд одинаковыми. При этом не важно, к какому народу или расе человек принадлежал, когда и где жил, жил ли долго или скончался в детстве, а то и в младенчестве, какую религию исповедовал, играл ли заметную роль на том или ином поприще или вел скромную жизнь рядового обывателя и не оставил в истории сколько-нибудь заметного следа. Для Бога каждый на счету, и не случайно каждый из нас, обращаясь к Нему с молитвой, ощущает Его как личного собеседника, неравнодушного к нашей судьбе.
Между тем, большинство профессиональных ученых в своей деятельности оперируют в основном безличными цифрами, а если и извлекают из человеческого «поголовья» то или иное лицо, то это или выдающаяся персона, или «типичный пример» того или иного изучаемого явления. Генеалог, напротив, рассматривает историю не как историю общества в целом или историю той или иной группы людей в её совокупности, а как историю конкретных людей в качестве полноправных участников исторического процесса, и стремится «заселить» прошлое людьми, придать ему конкретное человеческое измерение. Разумеется, по самому характеру нашего интереса к людям, мы, генеалоги, каждый раз ограничиваем себя пределами того или иного родственного круга, который мы в данный момент изучаем, но зато в пределах этого родственного круга мы стараемся не забыть никого, кто в него входит. Допустим, необходимо узнать, было ли у того или иного лица, у той или иной супружеской пары потомство, выяснить имена каждого из их детей, внуков, правнуков. Имя — неотъемлемый опознавательный знак человека, который позволяет идентифицировать каждого. Вспоминаются слова украинского поэта Зиновия Вальшонка:
Бог творил без обезлички
в сполохах зарниц
первопрозвища и клички
трав, людей и птиц.
Далеко не случайно в тексте Библии (как в Ветхом, так и в Новом Заветах), равно как и в предшествовавших ей древнейших религиозных памятниках и эпосах среди персонажей почти не встречаются тезки. Создается впечатление, что в те далекие времена бытовало представление о том, что уникальность и неповторимость каждого человека должны были быть подтверждены именем, которое принадлежало только ему одному. Характерно, что в русской православной среде именинам человека придавалось не меньшее, а то и большее значение, чем дню рождения. Генеалоги в качестве одного из основных девизов, которые можно начертать на знамени своего сообщества, могут взять известные слова из «Реквиема» Анны Ахматовой «Хотелось бы всех поименно назвать» (причем акцентировать следует в равной степени и слово «всех», и слово «поименно»), хотя эти слова и были ею написаны в специфическом трагическом контексте того времени.
— Но ведь назвать поименно действительно всех — несбыточная задача!
— Да, даже такие основополагающие массовые источники, как церковные метрические книги и исповедные ведомости, не всегда могут помочь — хотя бы потому, что вести метрические книги начали в обязательном порядке, регулярно и повсеместно лишь в петровские времена, с начала XVIII века, да и сохранились они до сего дня далеко не все. Тем не менее, каждый генеалог, сознает он это или нет, призван к высокой миссии по мере своих скромных сил извлекать из сферы полного забвения человека за человеком, семью за семьей, род за родом — имена людей, которых не вспомнит никто, кроме него. Важно и то, что, составляя родословные, мы составляем списки поименованных лиц (только эти лица располагаются не в произвольном порядке, а в зависимости от степени родства между ними), и их имена можно молитвенно возносить к престолу Божию с прошением об упокоении душ усопших. Мне не раз приходилось увенчивать свои генеалогические исследования панихидой, за которой поминались все (я подчеркиваю — все) имена, включенные в родословную. В такие моменты я испытываю чувство глубочайшего удовлетворения — генеалогия как бы демонстрирует свое высшее предначертание и назначение, родословная наполняется духовным содержанием. Мне на память приходит, например, богослужение, проведенное много лет назад в одной из московских церквей в присутствии нескольких членов широко известной семьи Михалковых, представлявших персонально три её поколения. Я снабдил священника именами и всех прямых предков Сергея Владимировича Михалкова, и всего его непосредственного родственного окружения. Были отслужены и панихида по усопшим, и молебен о здравии и его самого, и всей его родни. А по поводу того, что не все имена удается восстановить, — не случайно в некоторых синодиках встречаются такие записи: «… А которые в сем синанике не имены писаны, ино бы тех поминали: Ты, Господи, Сам веси имена их». Поистине генеалогия — богоугодное дело!
Во многих семьях составлялись семейные помянники, предназначенные для многократного поминовения, такие помянники нередко велись и дополнялись на протяжении жизни нескольких поколений. К сожалению, эта благочестивая традиция за советские десятилетия была в значительной степени утеряна — не только потому, что атеистическая пропаганда сделала свое дело, но и из-за того, что подавляющее большинство церквей вместе с кладбищами при них было уничтожено, люди по своей и не по своей воле массами покидали родные места. Всё это привело к нарушению традиционного уклада семейной жизни, разрыву родственных связей, ослаблению чувства корневой принадлежности и к своей изначальной малой родине, и к своему роду.
— Вспоминаются замечательные слова Пушкина о том, что «самостоянье человека» основано, «по воле Бога Самого», на «любви к отеческим гробам».
— Да, как писал поэт в том же стихотворении, в этом чувстве «обретает сердце пищу». Религиозное сознание еще более возвышает это дивное чувство, придает ему высокий духовный смысл, и не случайно Церковь установила так называемые родительские субботы и другие особые дни поминовения усопших, и на заупокойных богослужениях хор поет «и память их в род и род». Кроме того, существовала практика устраивать в той или иной церкви престолы, посвященные небесным покровителям родственников храмоздателя. Писались семейные иконы, на которых изображались святые, соименные членам семьи. Над моим письменным столом находится небольшая икона князя Игоря Черниговского и мученицы Наталии, специально написанная ко дню нашего с женой венчания и подаренная нам известным старцем Псково-Печерского монастыря архимандритом Иоанном (Крестьянкиным), в те годы — нашим духовным отцом. Не все знают, что в подклете Благовещенской церкви, что в Старой Деревне в Санкт-Петербурге, погребены потомки дочерей известного деятеля XVIII века Саввы Яковлева. Об этом и других семейных некрополях я написал специальные статьи.
Можно ли жениться на двоюродной сестре?
— Хотелось бы спросить у вас как у генеалога о важной для семьи проблеме — браках между родственниками.
— На эту тему я также опубликовал ряд работ. В каноническом брачном праве, которым издревле руководствуется Православная Церковь (оно основано изначально на древнем византийском праве), обстоятельно разработана система степеней родства между людьми и определены виды близкого кровного родства, которые служат препятствием к заключению брака. Например, запрещались браки между двоюродными братом и сестрой (а в XVIII веке и ранее возбранялись браки и между троюродными), между дядей и племянницей. Ограничения распространялись и на отношения свойства, то есть на квазиродственные отношения, возникшие между породнившимися семьями. Например, вдовец не имел права жениться на сестре своей первой жены, а вдова — выходить замуж за брата своего покойного мужа, два брата не должны были быть женаты на двух сестрах. Особые ограничения накладывались и на духовное родство: так, крестные родители не могли вступать в брак со своими крестниками. Священники перед венчанием новобрачных были обязаны провести так называемый «брачный обыск» с целью установить, не находятся ли жених и невеста в непозволительном родстве друг с другом.
— Но ведь такие «неправильные» браки всё равно случались, да и случаются поныне…
— Да, можно привести немало примеров, относящихся к достаточно известным лицам. В конце XVIII века нашумела история с бывшим фаворитом Екатерины II князем Григорием Орловым, женившимся на своей кузине Екатерине Зиновьевой: им даже пришлось покинуть Россию и жить за границей. В брак со своей двоюродной сестрой Натальей Захарьиной вступил и знаменитый Александр Герцен (впрочем, оба они были внебрачными детьми, и их родство не было явным). В столь же непозволительно близком, но к тому же явном родстве состояли композитор Игорь Стравинский и его первая жена Екатерина, урожденная Носенко. Поэт Вячеслав Иванов после смерти своей жены, от которой имел дочь, женился (вопреки строжайшему запрету со стороны Церкви) на своей падчерице, от которой имел сына, и в результате его дети приходились друг другу по линии отца сестрой и братом, а по линии своих матерей — тетей и племянником. Нередко священники просто ленились произвести тщательный брачный обыск, а брачующиеся в ответ на вопрос, нет ли препятствий к заключению брака, не давали правдивого ответа. В обществе относились к этому снисходительно, но стоило кому-нибудь донести о случившемся церковным властям, как делу давался официальный ход подчас с самыми грустными последствиями и для тех, кого не по правилам обвенчали, и их детей, и для того, кто венчал. В 1863 году помещик Псковской губернии Виктор Голубцов после смерти своей жены Веры, урожденной Набоковой (между прочим, двоюродной бабушки знаменитого писателя), обвенчался с вдовой баронессой Еленой Корф. Однако вскоре в Псковское духовное правление поступил донос: баронесса Корф приходилась родной сестрой первой жене Голубцова, и скандал удалось замять лишь благодаря личному вмешательству императора Александра II. Гораздо более драматические последствия имело в 1898 году дело графа Николая Симонича и его жены Елизаветы, урожденной графини Маврос: поскольку факт их близкого родства (они приходились друг другу двоюродными братом и сестрой) стал известен церковным властям, их брак был объявлен недействительным, а десятилетняя дочь — незаконнорожденной.
— Но в наше время, насколько мне известно, священники, приступая к венчанию, как правило, вообще не интересуются вопросом о том, нет ли у новобрачных препятствий к совершению брака…
— Увы, это так. Между тем, Церковь эти правила не отменяла, и никто не освобождал священнослужителей от необходимости их соблюдать. Я уж не говорю о том, что и чиновники в загсах не выясняют, нет ли близкого родства между женихом и невестой, даже если фамилии у них одинаковые.
— Церковь, запрещая близкородственные браки, тем самым предотвращала возможное появление нездорового потомства?
— Нет, дело совсем не в этом. Неблагоприятные генетические сочетания в подавляющем большинстве случаются у детей, родители которых не состоят друг с другом ни в каком родстве, а у близких родственников обычно рождается вполне здоровое потомство. Проблема эта — социальная, касается вопросов семейной социологии и вопросов наследования имущества. Браки, заключаемые не только в близком родстве, но также и в близком свойстве, приводят к тому, что и сами вступившие в такой брак, и происходящие от них потомки даже в тесном родственном кругу перестают четко ориентироваться в том, кто кому кем приходится. Если бы такие браки стали обычным делом, весь семейно-бытовой уклад, на котором зиждется всякий социум, через несколько поколений оказался бы нарушен и даже разрушен, что имело бы самые прискорбные и непредсказуемые последствия.
Родословие в Священном Писании
— Наверное, связи между генеалогией и религией этим не исчерпываются?— Разумеется. Хотелось бы обратить внимание на то, с чего, может быть, следовало бы начать нашу беседу, — генеалогия присутствует на страницах Священного Писания. Так, ею буквально насыщены некоторые книги Ветхого Завета. Достаточно упомянуть первую книгу Моисея — Бытие. В начале нее видное место отведено родословию Адама — перечислены, один за другим, колено за коленом, его сыновья, внуки, правнуки… — вплоть до Ноя (Быт. 5, 1–32). Затем речь идет о сыновьях Ноя — Симе, Хаме и Иафете, которым Бог заповедал плодиться и размножаться, — и далее подробнейшим образом излагается родословие каждого из них, завершающееся потомками Фарры, среди которых — один из его сыновей, Аврам, будущий Авраам (Быт. 10, 1–32; 11, 10–32). Если перелистать последующие страницы Ветхого Завета, то мы то и дело будем встречать целые разделы, посвященные родословию потомков Авраама — Исава, сына Исаака, с поименным перечислением его многочисленного потомства (Быт. 36, 1–43 и далее); Иакова и сыновей его (Быт. 46, 8–27) … Генеалогические сведения обильно представлены и в других ветхозаветных книгах. Так, особое значение придается генеалогии в Числах, где речь идет об исполнении повеления Господа исчислить всё общество сынов Израилевых, весь израильский народ поголовно и поименно по основным его коленам. В мою память врезались, в частности, такие слова: «И объявили они родословия свои, по родам их, по семействам их, по числу имен» (Числ. 1, 18). В Третьей и Четвертой книгах Царств прослежена генеалогия потомков царя Давида. Первая книга Паралипоменон вообще представляет собой своего рода генеалогический справочник потомства Адама, включая потомков Давида и Соломона. Примеры можно было бы легко продолжить. Характерно, что при упоминании того или иного библейского персонажа обычно упоминается также имя его отца, а иногда и деда.
— А что можно сказать в этом плане о Новом Завете?
— Новый Завет «смыкается» с Ветхим. Достаточно напомнить, что Евангелие от Матфея начинается с родословия Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. При этом евангелист придает значении тому обстоятельству, что «всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф. 1, 17). Родословие Спасителя содержится и в Евангелии от Луки. Однако, в отличие от апостола Матфея, который излагает генеалогию Спасителя начиная от Авраама, в нисходящем порядке, апостол Лука представляет её в порядке обратном, восходящем, завершая Адамом и самим Господом. Заметим, что между этими двумя родословными имеется некоторое расхождение, которое, однако, находит принципиальное, хотя и в предположительном ключе, объяснение, связанное со специфической практикой заключения браков у древних израильтян (я имею в виду так называемое правило левирата, согласно которому, если человек умер, не оставив потомства от своей жены, его старший брат должен был взять в жены вдову своего брата, и потомство от этой связи считалось потомством покойного).
Генеалогия Спасителя неоднократно служила объектом основательного научного исследования и богословской интерпретации. Большой интерес представляет, например, брошюра А. С. Мерзлюкина «Родословие Пресвятой Девы Марии и происхождение „братьев Господних“». Автор, опираясь не только на тексты Священного Писания, но и на Священное Предание, подробно трактует спорные вопросы генеалогии Иисуса Христа и его родственного окружения. Нельзя не упомянуть обстоятельную монографию британского ученого Маршалла Д. Джонсона «The purpose of the Biblical genealogies» («Назначение библейских родословных»), в которой глубоко исследован смысл содержащихся в Библии родословных, при особом внимании к генеалогии Иисуса Христа. Уверен, что эту книгу следовало бы перевести на русский язык и опубликовать.
Оригинальная теория развития рода в теологическом её измерении была разработана выдающимся отечественным мыслителем священником Павлом Флоренским, погибшем в ГУЛАГе. Он, между прочим, писал: «Не забывайте рода своего, прошлого своего, изучайте дедов и прадедов, работайте над закреплением их памяти… Старайтесь записывать всё, что можете, о прошлом рода, семьи, дома… Старайтесь собирать портреты, автографы, письма, сочинения печатные и рукописные всех тех, кто имел отношение к семье, к роду… Пусть вся история рода будет закреплена в вашем доме и пусть всё около вас будет напитано воспоминаниями…».
В заключение же нашей беседы позвольте процитировать столь дорогие для меня последние строки стихотворения «Genealogia», написанного в 1930-е годы Леонидом Лихачёвым и посвященного его дядюшке академику Николаю Лихачёву, выдающемуся историку и генеалогу:
В семье Наук,
своих сестер державных,
Генеалогия
не знает равных!
