Из Сибири с любовью к Петербургу
Пять километров до храма
Я родился в многодетной семье в Новосибирске. Мой отец был неверующим человеком. А вот мама, в будущем монахиня, была глубоко верующей. Её духовными наставниками были приснопамятный митрополит Варфоломей (Городцов) и монахиня Феодосия (Рябова), впоследствии насельница Горненского монастыря в Иерусалиме, моя крестная.
Мама водила нас в храм, который находился в пяти километрах от дома. Папа стыдился того, что мама ходит в церковь и водит детей, пытался переубедить её, но все попытки были тщетны. И как бы странно это сейчас ни прозвучало, но впервые папу привело в храм любопытство: куда ходит жена и почему? Так он пришел в храм, а беседы с духовенством привели к пониманию необходимости духовной жизни. Он стал молиться дома вместе с мамой и ходить с нами в храм. Потом его пригласили пономарить и читать на клиросе, мама учила его читать по-церковнославянски. Около двадцати лет он был старшим пономарем в Вознесенском кафедральном соборе Новосибирска. А как начали понемногу открывать храмы, а духовенства не хватало, папу рукоположили во диакона, а потом и в священники. Мама в начале его священнического служения даже помогала ему готовить проповеди.
Больничный в «день октябрят»
Моя школьная пора была своеобразной. И, как несложно догадаться, — из-за Церкви и веры в Бога. Я уже знал, что в школе мне будет нелегко, потому что у меня был пример моих старших братьев. Мы были изгоями среди октябрят, пионеров и учителей-атеистов. Нас обзывали попятами, боговерующими, невежественными, мракобесами… Раз в месяц со мной проводил атеистическую беседу учитель географии. Говорил, что я могу написать заявление на родителей, если меня заставляют молиться и ходить в церковь. И их могут лишить родительских прав. Говорил, как хорошо мне будет в детском доме. Но мы, дети, хотя многое и не понимали, а чувствовали своим детским сердцем искренность веры своих родителей и доверяли им. Когда в первом классе настал день принятия в октябрята, мама сказала моим товарищам, зашедшим за мной, что я болею и в школу сегодня не приду. Но после учебы ребята занесли детскую книжку с приколотой к ней октябрятской звездочкой и радостно сообщили: «Мишу тоже приняли в октябрята!» Путь этой книги и значка был коротким — от двери к печке. Мама была у нас в этих вопросах решительной. Так я «пропустил» первую ступень атеистического посвящения. Но, честно сказать, мне тогда очень хотелось, как всем, носить этот значок с таким красивым кудрявым Ильичом, я не понимал, почему его мама называла бесом, ведь у него не было рогов. Да и на богослужениях нам, детям, стоять было трудно, оттого что непонятно. А ведь тогда службы были намного продолжительнее, устав соблюдался строго. «Все стоят, и вы должны», — говорила мама, и мы стояли от начала и до конца.
Желание не огорчить маму и что было дальше
В какой-то момент я понял, куда можно уйти от стояния в церкви рядом с мамой, не огорчив её, и этим местом был алтарь. Я знал, что мама такой поступок одобрит и даже порадуется. Как она радовалась, когда папу пригласили пономарить! В 1970‑е годы детям заходить в алтарь было запрещено. Настоятеля могли лишить прихода. Когда я понял, что в алтарь на воскресное богослужение так просто не попасть, то решил держаться ближе к клиросу, наблюдал, что читают и поют. Стало интересно следить за ходом богослужения, но очень хотелось в нем участвовать, хотя бы где-то с краю. Я попросился у папы помогать ему в алтаре в будние дни после школы, когда наблюдателя нет. Он взял благословение у настоятеля, и так я начал помогать в алтаре, между службами пылесосил ковры, чистил подсвечники и даже разжигал кадило на тополиных углях, они лучшие для кадила, тогда химического угля не было. В 11 лет я читал за вечерним богослужением Трисвятое, в 12 — Шестопсалмие, а в 13 лет уже Апостола за Литургией.
Однажды перед архиерейской службой заболел один из иподиаконов. Епископ Гедеон (Докукин), правящий архиерей Новосибирской и Барнаульской епархии, зашел в алтарь, и ему сообщили, что иподиакона не хватает. Владыка увидел меня и говорит: так вот же иподиакон! Мне было тогда 13 лет. С этого времени я стал иподиаконом, сопровождал владыку в поездках по епархии и даже в Сергиев Посад. Епархия тогда у нас была очень большая, от Северного Ледовитого океана до границы с Китаем, включала в себя пять краев и областей. Сейчас на её территории располагается около двадцати епархий.
Я сомневаюсь, что Бог есть
Иподиаконство у владыки Гедеона дало мне очень много, определило мое будущее. Я увидел Церковь изнутри, её сакраментальную сторону, которая перевешивает Божественной благодатью все человеческие немощи. Посещая с владыкой приходы епархии, я видел духовенство, прошедшее лагеря, искореженное безбожной властью, но не сломленное. Я видел, как эти богатыри Духа Божия молятся с горючими слезами, совершая Евхаристию на коленях. Их назидания проникали глубоко в душу. Одному из них, отцу Александру Сычугову, я на исповеди поведал, что сомневаюсь в том, что Бог есть. Он мне сказал: «Я тоже сомневаюсь, когда мало молюсь и мало делаю добрых дел. Рассуждения о Боге дают веру поверхностную, умозрительную, колеблющуюся, скоро проходящую. Веру твердую, реальное присутствие Бога в душе дают только усердная молитва и добрые дела. В сокрушенной молитве мы открываем Богу душу, и Бог приходит в нее и становится для нас реальностью. Продолжение молитвы — добрые дела, дела любви, через которые мы соединяемся с Богом, Который есть Любовь. И Он снова для нас становится реальностью. Настоящая вера — это не слепое доверие, а опытное познание Бога через органическое единство с Ним, посредством молитвы и дел любви, милосердия. Давай будем с тобой усерднее молиться и больше делать добрых дел, чтобы вера у нас была крепкая, как у святых угодников Божиих». Те примеры и наставления запечатлелись в моем сердце навсегда, помогали и помогают в жизни.
Вы видели Бога?
С шестого класса мои отношения с одноклассниками стали меняться. Я гордился тем, что участвую в богослужениях. Делился своей радостью с друзьями, а они, как это водится, передавали дальше. Однажды всем классом пришли в храм, чтобы посмотреть, как я иподиаконствую. Атеистические беседы со стороны преподавателей продолжались, но их давление на меня становилось всё меньше. Однажды тот самый учитель географии в порыве эмоций вскрикнул: «Миша! Но ведь Бога никто не видел! Его даже в космосе не нашли, а ты веришь… Почему?» Я уже знал, что сказать, благодаря занятиям в воскресной школе, которые проводились тайно на квартирах у верующих, под видом посещения больных старушек. Тогда религиозные занятия вообще, и с детьми тем более, были запрещены. «Учитель, вы видели когда-нибудь правду? Совесть? Может быть, вы видели любовь? Это и есть Бог». В ответ последовала лишь тишина, он не знал, что ответить. Иногда учителя по секрету просили узнать у мамы, когда в этом году будет Пасха, якобы для своих стареньких и тоже невежественных родителей. В эти моменты у меня ликовала душа и крепла вера.
Вскоре настало время, когда нас стали готовить к принятию в пионеры. Я понял, что больничным здесь не отделаюсь, нужны решительные действия. Утром, перед занятиями, когда в учительской было много преподавателей, я бросил камень в окно учительской. Маму вызвали в школу, нас обоих отчитали, пришлось оплатить покупку стекла, но цель была достигнута: меня, как хулигана, в пионеры не приняли. А мама всё поняла и приняла.
Армия, всё сначала и Питер
Тогда поступить в семинарию можно было только с 18 лет. Я очень хотел учиться именно в Московской духовной семинарии, ведь я бывал там, и не раз. Но после окончания 10 класса решил пойти сначала в армию, потому что меня всё равно бы призвали, даже в случае поступления. Меня определили в войска ПВО и направили во Владивосток, на остров Русский. В армии я служил водителем, что позволяло мне бывать в городе и посещать храм.
В 1982 году моя служба в армии закончилась, и я пришел к владыке Гедеону за благословением на поступление в духовную семинарию. На что он порекомендовал перед поступлением пройти алтарно-клиросное послушание на приходе, так как закладывается дело всей жизни, которое, чтобы достойно совершать, нужно знать до мельчайших подробностей, и начинать надо с него. И меня направили в Новокузнецк, в храм Архистратига Божия Михаила. Там я познакомился со своей будущей супругой, потомком древнего священнического рода Бекаревичей (более 400 лет непрерывного служения Церкви Христовой), моей верной спутницей и соработницей в деле церковного служения.
Год пролетел быстро, и настало время поступать в семинарию. Необходимые документы нужно было отвезти в заветную Московскую семинарию, так как в основном духовенство епархии были её выпускниками. В это время настоятель храма Архангела Михаила, где я нес послушание, протоиерей Василий Буглаков (мой будущий тесть) направлялся в Москву по церковным делам и любезно согласился завезти мои документы в семинарию.
По стечению обстоятельств в самолете он летел вместе с игуменом Феофаном (Галинским), помощником инспектора Ленинградской духовной академии (впоследствии архиепископ Берлинский и Германский). Отец Феофан предложил поступать к ним, так как уже давно никто не поступал из Сибири в Ленинградскую академию, и предложил отвезти документы. Так, волей судеб, в 1983 году я поступал в ЛДА. Конкурс был большой, шесть человек на место, так как семинарий было всего три на весь Советский Союз, а потребность в образованных священниках стала большой, ведь в связи с тоталитарным атеизмом много лет не было пополнения епархий священническими кадрами. Но я готовился основательно и поступил.
Жизнь в городе на Неве и сорокоуст длиною в год
Началась студенческая жизнь, мы с Леной писали друг другу письма. Она тоже тогда училась, получала медицинское образование. После второго курса семинарии нам благословили пожениться. Сразу после бракосочетания владыка Гедеон благословил мою хиротонию. И 30 июня 1985 года в Вознесенском кафедральном соборе города Новосибирска он меня рукоположил во диакона.
После хиротонии мы с супругой отправились в Петербург, где меня ждала учеба. С каникул я вернулся в семинарию уже диаконом. Когда принес в канцелярию свидетельство от архиерея о моем рукоположении, мне сказали, что необходимо было прежде получить благословение ректора. В качестве урока за это мне благословили служить чередные богослужения почти на протяжении всего учебного года. Литургия начиналась в полшестого утра, а вставать нужно было около пяти. Так мой сорокоуст превратился в годовой круг чередных богослужений. И это была хорошая школа, духовно-практическая.
Через год меня направили на приход в Лугу, в храм Казанской иконы Божией Матери, где я служил по воскресным и праздничным дням, и параллельно я учился. Участие в Евхаристии в качестве диакона давало понимание значимости священнослужения и ответственности перед ним. Там я, впервые как священнослужитель, ощутил любовь и заботу прихожан и духовенства. Стал участником реальной приходской жизни. И это продлилось два года. А 21 мая 1988 года, на престольный праздник Академии, за Божественной литургией, которая совершается перед выпускным актом, митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер) (впоследствии патриарх Московский и всея Руси) рукоположил меня во пресвитера.
Это было еще одно значимое событие в моей жизни. Этот май был богат милостями Божиими. Буквально за две недели до рукоположения, а точнее, 9 мая, у нас родился долгожданный ребенок, сын, которого назвали в честь святителя Кирилла Туровского.
После этого меня направили служить сорокоуст в Таллин, в храм Усекновения главы Иоанна Предтечи, а затем, для постоянного служения, — в храм Смоленской иконы Божией Матери на Васильевском острове.
Это был год Тысячелетия Крещения Руси. Это было время больших надежд, отношение к Церкви государства и общества менялось в лучшую сторону, мы были молоды и полны дерзновения, желания активно участвовать в возрождении Церкви и общества. И Господь предоставил мне такую возможность.
23 года и 17 храмов
Через год служения в Смоленском храме, у блаженной Ксении, находясь в отпуске на родине, я посетил митрополита Гедеона, который принял большое участие в моей судьбе. Я пришел к нему поделиться своими радостями: что у меня родился сын, я теперь священник и служу в храме у святой Ксении Блаженной. Но это владыку не порадовало, он выразил недоумение тем, что я, направленный на обучение для нужд вверенной ему епархии, не возвращаюсь в нее: «Из Петербурга к нам никто не приедет, а священники нам здесь очень нужны. Жатвы много, а делателей мало. Мы тебя ждем и надеемся, что ты вернешься». Я понял, что по совести я должен вернуться. «Владыка, простите. Куда благословите — туда и поеду», — был мой ответ. Владыка благословил ехать на Алтай, в Новоалтайск, и строить храм: там была зарегистрирована община и не было священника.
Когда я сообщил настоятелю Смоленского храма протоиерею Виктору Московскому, что поеду на родину, он меня убеждал не делать этого. «Тебе посчастливилось стать клириком уникального прихода, где мечтают служить священники, а ты…», — говорил он. Но для меня благословение владыки Гедеона было определяющим, как благословение Божие.
Собрал семью, матушке сказал, что ненадолго, года на три, но вышло «чуть дольше». После Ленинграда вид Новоалтайска не вселял оптимизма. Служить пришлось в молитвенном доме на окраине города, где стояли обветшавшие бараки, построенные пленными японцами еще в сороковые годы, и были до такой степени разбиты дороги, что по ним приходилось ехать, как после бомбежки, объезжая ямы. А в качестве жилья нас ждала избушка, по-другому её и не назвать. Но всё это скрашивали искренняя любовь прихожан и их забота о нас. А мы с матушкой были с головой погружены в заботы по организации приходской жизни. И взаимно полюбили и этих простых и искренних людей, и этот ставший для нас дорогим город. С Божией помощью организовалась дружная община, которая взрастила за 23 года около двадцати священнослужителей, и мы начали строительство настоящего типового храма, который в 2000 году освятили в честь святого Георгия Победоносца, с приделом праведного Иоанна Кронштадтского. Построили церковный дом милосердия, в котором разместили организованное по инициативе матушки Елены сестричество святой блаженной Ксении Петербургской. Для нас с матушкой были дороги питерские святыни, и мы хотели, может, подсознательно, приблизить город нашей молодости через посвящение его святым придела храма и сестричества.
В итоге служение на Алтае растянулось на 23 года, за это время создали 17 приходов: в Новоалтайске, в Барнауле в управлении ФСИН и в Заринске, в ближайших селах, в войсковых частях и учреждениях исполнения наказаний.
В окопах атеистов нет!
В это время приходилось заниматься не только организацией приходов и постройкой храмов. Я был классным наставником и преподавал логику и риторику в Барнаульской духовной семинарии.
Нес послушания благочинного, председателя социального, пенитенциарного и военного отделов епархии, организовывал служение Церкви в силовых структурах и подведомственных им учебных заведениях. Неоднократно был в командировках на Северном Кавказе в подразделениях Вооруженных сил, Минюста, УВД и Внутренних войск, участвовавших в антитеррористической операции в Чеченской республике. Совершал там Таинства, исповедовал и причащал Святых Христовых Таин, служил молебны и панихиды. Освящал казармы, вооружение и технику, а также обустраивал молитвенные комнаты — часовни, куда военнослужащие приходили перед боевыми операциями и после. Организовывал в подразделениях небольшие библиотеки духовной литературы, проводил беседы и просто общался, нередко всю ночь напролет. Военнослужащие задавали бесконечные вопросы о Боге, о вере, личного характера… Там я увидел такую простую, но удивительно живую веру! Там я убедился: в окопах атеистов нет!
Возвращение в Петербург и планы на будущее
Последним построенным храмом на Алтае был храм в Новоалтайске в честь Архистратига Божия Михаила, моего небесного покровителя. После того как были освящены и водружены на него купола и кресты, появилось чувство завершенности очередного этапа жизни.
И Господь, несмотря на такой долгий промежуток времени и устоявшуюся жизнь на Алтае, непостижимым Своим Промыслом управил возвращение наше с матушкой в Санкт-Петербург, откуда начиналось наше служение.
По приезде в Петербург меня назначили штатным священником храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала. А чуть позже я заинтересовался уничтоженным собором Введения во храм Пресвятой Богородицы лейб-гвардии Семеновского полка. Митрополит Владимир (Котляров) благословил мне заниматься возрождением собора, назначив меня настоятелем Введенского прихода. Нашлось немало единомышленников, понимающих важность возрождения собора как духовного центра Семеновского полка, носителя и хранителя лучших традиций российского воинства, мемориала воинской славы, взрастившего целую плеяду выдающихся полководцев и государственных деятелей во главе с генералиссимусом А. В. Суворовым. Мы создали крепкую общину и зарегистрировали приход. Погрузились в рутинную, но очень интересную работу в архивах, занялись оформлением необходимых для воссоздания собора документов и согласований. Нашли чертежи Введенского собора, утвержденные личной подписью императора Николая I.
Сейчас проводим археологические исследования, необходимые для придания сохранившемуся фундаменту статуса объекта культурного наследия.
В этом году планируется воссоздание приписной к собору часовни святого князя Александра Невского, чтобы постоянной молитвой содействовать возрождению собора. Много предстоит впереди трудов, но это нас не пугает: мы знаем, что на искреннюю молитву и ревностные труды Господь откликается Своею милостивой помощью, которую мы чувствуем в наших сегодняшних трудах.