История невольного каменщика
МУЗЫКА КАК ВЫХОД ИЗ САНСАРЫ
Я рос в небольшом провинциальном пролетарском городке Калужской области. Большинство жителей — горожане в первом, в лучшем случае во втором поколении, простые люди, переехавшие из окрестных деревень, чтобы работать на местных заводах, Плюс — две спецкомендатуры, в которых содержались условно-осужденные. Всё вместе это формировало, скажем так, специфический менталитет. Я всё это впитал, увы, куда денешься… Но подспудно мне уже с раннего детства очень хотелось другой жизни. Какой? Наверное, такой как в книжках. Вот у Владислава Крапивина хорошо выписаны персонажи — но где же они в реальной жизни? Я смотрел вокруг и видел другой мир, совсем непохожий на тот, что у Крапивина. Негативные его герои мне были близки и понятны, я среди них рос, а вот положительные — почему их нет рядом? Сейчас понимаю, что мне ужасно не хватало круга общения, соответствующего моим интересам. А какой может быть круг общения, если я после восьмого класса пошел работать учеником слесаря по ремонту строительной техники? В общем, всё было не очень весело.
А вырвался я из этого экзистенциального тупика с помощью музыки. Еще подростком начал играть на гитаре. И как-то раз с удивлением узнал, что наш земляк, из соседнего двора, оказывается, играет в знаменитом на весь СССР ансамбле «Синяя птица». Для меня это было подобно откровению: я понял, что из моего «кармического круга» есть выход, что из него можно выскочить через музыку. И я решил поступить в Калужское музыкальное училище. Вот там-то у меня впервые и появились друзья, с которыми можно было разговаривать на близкие мне темы. Проще говоря, я зажил жизнью, о которой всегда мечтал: общение с творческими людьми, музыка, стихи, рок-группа.
Биография
Родился в 1967 году в городе Переяслав-Хмельницкий, Киевской области. Закончил оркестровое отделение Калужского колледжа культуры. Более десяти лет работал каменщиком на различных стройках. С 2006 года сотрудничает с журналом «Фома», где пять лет был редактором раздела «Вера». Автор пяти сборников апологетических статей. Литературный редактор серии детской литературы «Настя и Никита». Закончил Московский институт психологии и педагогики. В 2010 году стал лауреатом IV международного фестиваля православных СМИ «Вера и слово». Отец четверых детей.ГРАНИ НАПЛЫВА
Группа наша называлась концептуально — «Грани наплыва». И хотя мы не успели записать ни одного альбома, подход к творчеству у нас был серьезный. Среди ориентиров — британский арт-рок, King Crimson, Peter Gabriel, The Police, Genesis, канадская Rush.
Правда, вскоре из музучилища меня выгнали за «хвосты». Нужно было куда-то устраиваться. Все, кто не смог учиться в музучилище, как правило, уходили в культпросветучилище и тут же становились местной «музыкальной элитой». Потому что уровень подготовки и требований там разительно отличался от музучилищного. Я записался на домру. Там аппликатура такая же, как на нижних струнах гитары, переучиваться не нужно было, поэтому я в легкую играл любые программные произведения. А всё свободное время посвящал рок-группе.
КРЕЩЕНИЕ
Музыка дала возможность окунуться в новую интересную и насыщенную жизнь, а друзья-музыканты привели к вере. Вернее даже — заставили креститься. Почти насильно. Сами они к тому времени были воцерковленными уже, даже на клиросе пели. «Крестись, и всё тут», — настаивали. «Да отстаньте, — говорю, — я такой же верующий, как и вы, всё понимаю, читал „Мастера и Маргариту“. Но не надо тащить меня в это свое церковное чудачество». Но они всё равно неотставали. И я в конце концов согласился, но при одном условии — если будет на мне настоящий, старинный крестик, а не те — софринской штамповки однотипные, что в ту пору только и можно было купить в церковных лавках. Я же был музыкант, творческая личность, весь из себя оригинальный, и креститься тоже хотел оригинально, и чтобы крест — аутентичный, настоящий, из глубины веков. А у моего друга, того самого, что меня уговаривал креститься, такой крест как раз и оказался — древний, серебряный, старообрядческий, бабушкина память. Он тут же снял его с шеи и дал мне. Ну, слово надо держать, и я крестился. Через три недели после этого мы с друзьями поехали отдыхать на море. В первый же день нахлебались молодого вина и пошли на пляж загорать, и нас, конечно, разморило на солнышке. Проснулись все обгоревшие с ног до головы. Я вскочил и — скорее в воду. Доплыл до буйка. А крестик мой нательный был на кожаной тесемке — ну а на чем же еще носят старинные серебряные кресты? Я ж хотел, чтоб аутентично все было. И вот, эта тесемка размокла, зацепилась за буек, до которого я доплыл, оборвалась, и мой крестик утонул. Выпросил его у Господа вот так, по-глупому. Он и подарил мне его, как ребенку игрушку. А потом забрал обратно…
БОГ В ЭЛЕКТРИЧКЕ
Но по-настоящему я уверовал лишь через полгода после Крещения. Была зима. Я тогда еще учился, на выходные ездил к жене домой. И вот однажды читаем мы с ней какую-то книжку. Она говорит: «Смотри, какой язык красивый». Это была цитата из Евангелия. Я говорю: «Подожди, я тебе сейчас такой красоты целую охапку принесу». А у меня мама тогда тоже недавно крестилась, из Киево-Печерской лавры привезла много разных книжечек церковных. Я пришел к ней в комнату и попросил что-нибудь из них. Она так обрадовалась, дала мне несколько штук, и Евангелие в том числе. Мы с женой почитали немного — ну да, красивый язык, действительно. Но какого-то особого впечатления тогда не осталось. А утром нужно было уезжать обратно в Калугу на учебу. Я жену спрашиваю: «Что мне взять в дорогу почитать, как думаешь?» Она и говорит: «Возьми мамины книжечки. Вдруг что интересное там. Потом мне расскажешь». Я ее послушал, взял их все с собой в дорогу.
Открыл в поезде Евангелие. И пропал для мира. Вернее, мир вокруг перестал существовать на какое-то время. Я читал, читал и никак не мог оторваться, словно страдающий от жажды, добравшийся наконец до воды. Все накопленные мною к тому времени представления о жизни вдруг пришли в движение, стали перестраиваться в какие-то новые понятийные ряды, а я лишь с удивлением наблюдал за этими изменениями в собственной душе. И когда этот странный, небывалый процесс закончился, я вдруг понял, что — да, Бог есть. И что если люди до сих пор не перегрызли друг другу глотки, то лишь благодаря тому, что хоть немного, но следуют написанному в этой Книге.
«РОК-Н-РОЛЛ — СЛАВНОЕ ЯЗЫЧЕСТВО»
Вот так я сел в электричку неверующим, а вышел — верующим. Поземка метет, на автобус нужно бежать. А я стою на перроне и понимаю, что мне страшно сделать даже первый шаг в этот новый мир, где, оказывается, есть Бог. Ведь как-то же теперь нужно совсем по-другому жить. А я не знал, как. Приехал в общежитие к друзьям по рок-группе, говорю: «Тут со мной такая странная вещь случилась. Хочу с вами поделиться. Послушайте, потом скажете — как оно вам». И начал им читать Евангелие. Прочел пару глав. Говорят: «Давай еще». И я читал, пока не устал. Потом они меня подменили, стали сами читать по очереди. Так продолжалось несколько часов. Потом наш клавишник Сережа спросил меня: «Как, ты говоришь, зовут того монаха, который в Оптиной пустыни волосатых крестит?» «Отец Сергий Рыбко», — отвечаю. И Сережа утром на первом же автобусе поехал в Козельск креститься. Сейчас он священник в Калуге.
А история нашей рок-группы на этом внезапно закончилась. Мы ни о чем не договаривались, не принимали решений, не обсуждали даже. Просто сразу поняли, что больше не будем этим заниматься. Потому что мы относились к року не как к музыке, к творчеству или к зарабатыванию денег. Мы были такими «русскими мальчиками» Достоевского, рок-группа для нас была служением, мы верили, что каждый человек на земле рождается не просто так, что у него есть миссия, высокая цель. И нам казалось, что наша цель — вот это музицирование. Ради него мы пришли в этот мир. Башлачев ведь недаром пел про «рок-н-ролл, славное язычество». Некоторые понимают эти строки лишь как намек на карнавальную культуру с песнями и плясками. Но, думаю, Башлачев говорил совсем не об этом. Язычество — это очень серьезно, это одна из древнейших религиозных традиций человечества, когда люди чувствуют сердцем, что Бог есть, но еще не знают Его и в результате начинают обожествлять различные вещи, делать себе идолов, служить им. Вот мы как раз и были такими язычниками от рок-н-ролла.
МАСТЕРОК В СУМКУ, И К СМЕНЕ ГОТОВ
Учебу в «Кульке» я закончил в 1992 году. Это было очень тяжелое время, год крушения и политической, и экономической систем СССР. Инфляция две тысячи процентов в месяц. Деньги таяли, как обмылок в горячей воде. Закрывались заводы и фабрики, останавливался транспорт из-за отсутствия горючего. Жизнь медленно и верно сползала к хаосу и гражданской войне. Но, слава Богу, я к тому времени уже был в Церкви. Поехал за советом к отцу Сергию Рыбко, весь испуганный, в панике: «Караул, батюшка, как дальше жить? Гипс снимают, клиент уезжает, в кармане никому не нужный диплом дирижера оркестра русских народных инструментов, жена беременная». Он меня успокоил и посоветовал приобрести какую-нибудь прикладную рабочую специальность. Я задумался. В моем городе закрылось несколько предприятий, и все станочники — фрезеровщики, токари, годами оттачивающие свое ювелирное мастерство, были выкинуты на улицу, оказались никому не нужны с их узкой специализацией. Что им оставалось? Только шмотками китайскими на рынке торговать. И я решил, что нужно идти в каменщики — там никакие станки не нужны, кинул мастерок в сумку, отвес, молоток — вот и весь твой инструментарий. Но стройки-то все тоже встали, лишь в соседнем районе оставалась организация, не прекратившая работу. К ним я и нанялся, проработал девять месяцев, приобрел минимальную квалификацию. А затем так получилось, что я отправился на строительство храма в город Жиздра. Это тоже было чудо Божие: вокруг всё рушится, разваливается, а тут в провинциальном городке церковь строят, Свято-Покровский храм. Так что свою самостоятельную карьеру каменщика я начал с того, что возводил с нуля колокольню. Позже я перевез в этот городок семью. После того как храм был построен, я еще лет десять работал каменщиком. Строил дома, клал печи, камины. Даже памятники на кладбище одно время делал. Но всё это было не по зову сердца, а вынужденная мера.
ОТ АПАЧЕЙ ДО «ФОМЫ»
Постепенно я понял, что нельзя заниматься тем, что тебе не нравится, к чему не лежит душа: это разрушает человека. А что я еще могу? Музыка? Нет, туда возвращаться не хотелось. Я решил попробовать писать, благо, у меня к тому времени уже были опубликованы несколько статей в православной вкладке местной газеты. А куда писать? Ведь издания разные, разные тематики. И мне посоветовали в «Фому». Я поступил хитро: тогда только-только вышла книга диакона Андрея Кураева «„Мастер и Маргарита“: за Христа или против?». И я решил въехать в мир православной публицистики на чужом авторитете. Написал текст, в котором мягко прошелся по нестыковкам, имеющимся, на мой взгляд, в этой книге, и отправил его в редакцию журнала. Думал, пошлют статью отцу Андрею, он ее прочтет, раздраконит меня в пух и прах в ответном тексте, но зато публикация мне будет обеспечена. Глупый был совсем, чего уж… Неделю прождал, ответа не последовало. Что делать? Взял телефон и с трясущимися поджилками набрал номер редакции. Но виду, что страшно, не показал, наоборот, старался говорить так, будто я маститый автор: «Вы статью-то мою получали? Публиковать будете? Если нет, так и скажите, я в другие издания отправлю». А разговаривал со мной тогда Владимир Гурболиков, первый зам главного редактора, один из создателей журнала. «Подождите, а о какой статье идет речь? А, про „Мастера и Маргариту“. Да, получили. Мне понравилось. Только в журнал я ее ставить не буду. Если хотите, можем ее у нас на сайте разместить». Так я начал публиковаться в «Фоме».
Вообще, мне всегда нравилось сочинять, с детства. Помню, однажды, было мне лет десять и мама дала мне денег на кино про индейцев, «Апачи» называлось, а я их потратил на что-то другое. Вечером пришел домой. Мама спросила, понравился ли мне фильм. Нужно было как-то выкручиваться. И я сходу придумал несуществующее кино. Весь сценарий — с сюжетом, с диалогами, с драматической развязкой. Я тогда не знал, что апачи это племя такое. И рассказал маме захватывающую дух приключенческую историю про… индейскую девушку, которую звали Апачи! Моей бедной наивной маме эта история так понравилась, что на следующий день она поделилась ею с коллегами. В результате к вечеру бедным был уже я.
ПРО КНИГИ
Со временем я стал штатным автором журнала «Фома». Пять лет был редактором раздела «Вера». Писал для журнала много, постепенно накопился материал для целой книги. Первой была «Бабочка в ладони». Как и все последующие, это сборник публикаций в «Фоме», объединенных одной общей темой. Еще я занимаюсь адаптацией житий святых для детей. У детей свой, отличный от взрослого, способ восприятия информации. У них еще нет, или почти нет, культурного багажа. Поэтому писать детские книги нужно так, чтобы они могли читать, опираясь на свой, пускай небольшой, но уже реальный жизненный опыт. И жития святых для детей, на мой взгляд, правильнее всего писать в традициях детской литературы. Например, акценты я стараюсь делать не на тех моментах, которые подчеркиваются во «взрослых» житиях, а на эпизодах, где есть элементы приключения или хотя бы просто драматургическое напряжение. Возьмем историю Ксении Петербургской. Всем известен эпизод, когда начальник полиции распорядился тайно проследить за ней. Вот я и решил эту историю написать как бы от лица кравшихся за Ксенией полицейских сыщиков. Конечно, тут есть свои трудности. Например, ни в коем случае нельзя писать от лица святого, наделяя его своими мыслями и вкладывая в его уста свои слова. Но зато можно рассказывать о святом устами его современников, от лица людей, живших с ним рядом. Детям это куда более понятно, чем отвлеченное повествование.
Справка
В издательстве «НИКЕЯ» вышло несколько книг Александра Ткаченко со статьями, ранее публиковавшимися в журнале «Фома». Первая книга, «Бабочка в ладони», в основном была посвящена ответу на вопрос «А что же такое православие применительно к жизни, в чем оно может помочь человеку и от чего защитить?». Следующие книги: «Чего просить у Бога?», «Исправитель зла», «Слезы, летящие к небу», «Спасение безнадежных» — также освящают практические стороны христианской жизни и отвечают на распространенные среди людей вопросы о Боге, вере и Церкви. Вторая категория книг, вышедших из-под пера автора — переложение для детей житий чтимых святых: Ксении Блаженной, Серафима Саровского, Сергия Радонежского, Филиппа Московского, Иоанна Шанхайского, Николая Чудотворца, Александра Невского, Феодора Ушакова, Иоанна Крестителя.
Пишу я много, а вот на чтение времени не остается, да и желания тоже. Я ведь еще и редактором работаю. Просто взять книжку с полки и почитать уже не хочется: слишком много читаю по работе. Хотя и теперь случается иногда настоящий «роман» с творчеством полюбившегося автора. Так, несколько лет назад я был пленен Сергеем Довлатовым, его удивительной прозой, языком, его отношением к своим героям. У него ведь нет отрицательных персонажей: даже тех, к кому он не испытывал никакой симпатии, невозможно назвать отрицательными. Все образы выписаны так, что их или любишь, или жалеешь. Очень люблю Честертона. А когда только пришел в Церковь, влюбился в прозу Лескова, в его красоту русского просторечья. Много было открытий. Надеюсь, и дальше их будет немало.