Инвалиды в Церкви: интеграция, а не резервация (часть I)
Люди, потерявшие зрение, имеющие синдром Дауна или Аспергера, страдающие церебральным параличом или прикованные к коляске... равны перед Чашей и с физкультурником, и с дипломатом так же, как равны перед Ней переводчик, крестьянин и металлург. Но многим из «людей с ограниченными возможностями» приходится за это, в отличие от «неограниченных», побороться. А где же община, где неравнодушные прихожане, которые способны помочь «особенным» людям? И чьи возможности, получается, при этом «ограничены» на самом деле?
Раздел: Острый угол
Юлия Белова, инвалид-колясочник, спортсмен, педагог
Журнал: № 10 (октябрь) 2014Страницы: 8-15 Автор: Тимур ЩукинФотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 15 октября 2014
Колясочник, помоги себе сам?
Юлия Белова, инвалид-колясочник, спортсмен, педагог, гражданский активистЕе жизнь перевернулась несколько лет назад вместе с улетевшей в кювет машиной.
— Несколько лет назад я попала в аварию, — рассказывает Юля. — После автокатастрофы отнялись ноги, была нарушена речь, первое время я вообще была «лежачей». Представляете: меня нужно мыть, одевать, менять памперсы, даже кормить. А у меня двое детей: дочки семи и девяти лет. Жить не хотелось. Я решила выдернуть капельницу и вскрыть себе вены…
Сегодня это ловкий, сильный и мобильный человек. По квартире передвигается на коленях; если кто-нибудь поможет сесть в коляску, спуститься во двор, забраться в автобус, — хорошо, если никто не поможет, — справится сама. Юля — спортсменка: легкая атлетика, настольный теннис, танцы на колясках. Вся ее комната заставлена кубками, кубки наполнены медалями. Пик карьеры — церемония открытия сочинской Паралимпиады. Двух дочек воспитала, кандидатскую диссертацию по педагогике защитила, учится на епархиальных катехизаторских курсах, хочет стать преподавателем воскресной школы. Откуда силы?
«Если ты осталась жива, — сказала она, — значит, нужна Богу».
…Юлю спасла женщина, которая лежала с ней в одной палате. «Если ты осталась жива, — сказала она, — значит, нужна Богу». Соседка по палате предложила Юле поехать вместе с ней в деревню Надкопанье Волховского района, на подворье местного храма Рождества Христова. Там находят пристанище многие нуждающиеся в духовной поддержке: инвалиды, «выпускники» мест лишений свободы, просто «потерянные люди». Настоятель храма игумен Антоний (Кузнецов) дал жилье Юле на лето. Постепенно — по мере восстановления — Юля стала помогать на кухне и по дому, даже возилась с детьми из Петродворцового психоневрологического интерната, которые тоже гостили у отца Антония: отдыхали, купались, загорали, а Юля занималась с ними оригами и бисероплетением. Это была первая поездка. С тех пор Юля частенько бывала в Надкопанье, и именно эти паломничества позволили ей выбраться из психологической ямы.
Со временем Юлия Белова — вместе с другими активистами — основала движение «Колясочники Питера». Зачем? С любой бедой легче справиться сообща, с ограничением собственных возможностей — то же самое. Казалось бы, элементарная вещь — информация. Есть интернет, газеты, журналы… Но до киоска нужно еще добраться, и интернет есть далеко не у всех. Юля берется выписывать на сайте Avito.ru или «Из рук в руки» координаты людей, которые бесплатно отдают вещи, договаривается, встречается, что-то оставляет себе, что-то — раздает другим нуждающимся. Совместными усилиями «Колясочники Питера» ищут работу, деньги, организацию, где можно починить коляску, или место, где может остановиться приехавший на реабилитацию из другого города.
Юля стала и настоящим правозащитником инвалидов. Допустим, приходит информация о том, что в таком-то доме, в таком-то подъезде живет «колясочник». По закону, этот подъезд должен быть оборудован пандусом. Если этого нет, что дальше? Юля составляет прошение от инициативной группы (то есть «Колясочников Питера») и отправляет в администрацию муниципального округа. Или дальше… однажды дело дошло даже до Конституционного Суда. Вся эта волокита рано или поздно заканчивается установкой пандуса.
В рамках деятельности «Колясочников Питера» Юля также организует бесплатные экскурсионные поездки, с ее помощью малоподвижные люди посещают театры, концерты, музеи и, конечно, храмы.
— Весь город мне не охватить, — говорит Юля. — Я начала с храмов своего Приморского района. Пришла в один, другой — никакого содействия. Помог мне отец Евгений Шогенов из храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник», он стал организовывать встречи для инвалидов: приезжаем на службу, причащаемся, потом чай пьем. Инвалиды изготавливают сувениры, я вот, посмотрите, вышиваю иконы бисером, другие расписывают доски, кто-то вяжет. Потом эти поделки продаются в храмовой лавке — это маленькая, но поддержка. Но самое главное — организация доставки колясочников в храм: отец Евгений помогает найти машину с подъемником, волонтеров, которые помогают выбраться из дома. Без этого многим никак. Это здорово, конечно, но когда задумаешься, что помощь инвалидам оказывают только в одном храме только одного района…
Юлия Белова считает, что необходимо создать церковную организацию, что-то вроде православного «Красного креста», которая координировала бы их разрозненные усилия, могла бы снарядить автобус, чтобы раз в неделю развозить людей с ограниченными возможностями по храмам, а потом отвозить их домой. Но пока этого нет, и не очень понятно, к кому обратиться с идеей.
Я увидел выход
Александр Меркушев, инвалид с ДЦП, поэт, миссионер
Этот человек занимается тем, чем, по идее, должна заниматься сама Церковь — проповедью среди инвалидов. И встречает двойное непонимание: верующие (как ни странно это слышать!) не очень готовы впустить в общину человека с ограниченными возможностями, а сами инвалиды, видя, что они в Церкви не нужны, туда не особо и рвутся.
— В пятнадцать лет я потерял мать, она умерла от рака крови, — рассказывает Александр Меркушев. — Любой ребенок, оставшись без родителей, испытывает потрясение. Что говорить о человеке с не самой легкой формой ДЦП, как у меня: ничего толком не могу сделать сам, даже хожу с трудом. Без мамы жизнь казалась невыносимой. Я стал задумываться о самоубийстве. Оставалась последняя надежда — Церковь. Я всегда был верующим, но на уровне «вот иконка, вот Боженька». Но тут мне попался сборник «Собеседник православных христиан», в нем было житие старца Феодосия Иерусалимского. И в этом житии я встретил образ духовного отца, заботящегося о своих чадах. «Вот бы мне найти такого человека!» — подумал я. Я увидел в этом смысл, увидел выход. Стал расспрашивать знакомых — и нашел отца Константина Пархоменко, который за пару лет помог мне изменить восприятие мира…
У Александра есть дар — он пишет стихи и прозу. Его автобиографическая повесть «Сказка о щенке, который не утонул» — это собрание емких зарисовок о семье, болезни, друзьях, духовнике. По этой «Сказке» в 2010 году поставил спектакль Поэтический театр «Окно» (театр создан в 1994 году актером и режиссером Валерием Смирновым на базе юношеской студии, специализируется на музыкально-поэтических интерпретациях русской и зарубежной классики). Почти десять лет Александр работает над фундаментальной («по объему больше „Властелина колец“», — шутит он) философской тетралогией «Вечный странник». И вот этот словесный дар Александру удалось «воцерковить». Не без помощи отца Константина.
— Я как-то батюшке говорю: «Кто у нас миссионерствует среди инвалидов? По-моему, никто», — с тем намеком, что, мол, отец Константин, займитесь. А он мне: «Нет, попробуй сам». — «А если я не в ту сторону поверну?» — «Я тебя поправлю. Ты пиши проповеди и присылай мне». Я так и сделал. Проповеди отцу Константину понравились, и он благословил меня на миссионерскую деятельность. Я опубликовал несколько текстов в интернете и… столкнулся с тем, что это никому не нужно.
Тогда Александр решил: если проповедь сама по себе не работает, может быть, ей поможет искусство? Он давно участвовал в проекте «Отзвуки небес»: современные поэты, пишущие на духовные темы, выпустили сборник своих стихов с таким названием, а затем — при поддержке музыкантов и актеров — стали устраивать презентации этого сборника. Александр предложил сделать акцент на социальных учреждениях и немного изменить формат презентации. На выступлении в Профессиональном реабилитационном лицее — это была первая презентация такого рода — он решил не петь и не читать стихов, а сказать проповедь. Ему удалось «зацепить» слушателей, и формат «концерт плюс проповедь» закрепился. Сначала выступления были адресованы только инвалидам, потом аудитория немного расширилась. Самый успешный концерт прошел в Колпинской воспитательной колонии. Но были и трудности.
«я — инвалид» и «я — проповедник» — это разные люди, потому что там, где есть Бог, нет и не может быть никакой немощи — Однажды, когда меня выводили на сцену, — рассказывает Александр, — инвалиды смеялись, улюлюкали и кричали: «Уберите этого урода!» Казалось бы, свои же! Ребята спросили меня после выступления: «Ну, как ты?», — я ответил: «Что ж, всё по Евангелию: „Пришел к своим, и свои Его не приняли“ (Ин. 1, 11)». Главная моя проблема как проповедника — то, что аудитория не может отделить меня, мою проповедь, от моего состояния. Хотя «я — инвалид» и «я — проповедник» — это разные люди, потому что там, где есть Бог, нет и не может быть никакой немощи.
Александр считает важной целью своей деятельности (пусть скромной и малозаметной) — смену отношения общества к людям с ограниченными возможностями:
— Тридцать лет назад в инвалида могли и камнем бросить на улице. Сейчас эпоха толерантности. Тебе могут улыбаться, говорить приятные слова… Но в душе доброго отношения к нам нет. А я хочу, чтобы меня признали таким же человеком, как и все остальные люди, признали, что я могу заниматься творчеством, быть социально активным, трудиться, что я тоже имею право на счастье. Мне тяжело ходить, но дома я сидеть не собираюсь. Я хочу, чтобы мои слова и дела ценились выше моего состояния.
«За нами будущее» — мрачно шутит Александр Меркушев. Действительно, по статистике, с каждым годом рождается всё больше детей с теми или иными физическими отклонениями. И снова встает вопрос: нужно ли Церкви выделять особое внимание на людей с ограниченными возможностями?
— Среди инвалидов много тех, кто в Бога верит, но церковной жизнью не интересуется, — рассуждает Александр. — «Зачем в Церковь ходить, молиться и дома можно!» И их можно понять. Рано встать, доволочь коляску или дойти такому человеку, как я, до храма, отстоять службу — не так-то просто. Да и в храме как усидишь или устоишь? Нужно что-то, позволяющее человеку с ограниченными возможностями передвигаться, хотя бы перила. Да, моя проповедь может заинтересовать инвалида. Но что дальше? Он столкнется с тем, что социальное такси до храма его не довезет, потому что храм — это не социальный объект, с тем, что храм не обустроен, и самое главное — что его в храме никто не ждет. И весь душевный порыв сойдет на нет...
Что же получается? Александр проповедничает, чтобы инвалиды пришли в храм, но проповедь, как ни прозаично это звучит, не заменит всё того же пандуса.
Незрячий — такой же, как и ты!
Наталья Волкова, незрячая, педагог, поэтНаталья окончила факультет коррекционной педагогики РГПУ имени А. И. Герцена, работала преподавателем в школе для детей с нарушениями интеллекта, вышла замуж и родила двух прекрасных детей — Катю и Мишу. Теперь дети — в центре ее жизни, немного дальше от центра — работа, поэзия (почитайте стихи Наташи на сайте stihi.ru) и мечта защитить уже наполовину написанную кандидатскую диссертацию. Сквозь всё это — Церковь, приход Троице-Измайловского собора. Казалось бы, обычный портрет петербургского интеллигента. Если вынести за скобки тот факт, что Наташа к 13 годам полностью потеряла зрение. Впрочем, сама она не любит, чтобы это «педалировалось» и о ней судили «с учетом» ее физического недостатка.
— Очень распространенная реакция на незрячего человека: «О, убогий! Давайте его пожалеем!» — сетует Наталья. — Особенно болезненно «жалость» переживают поздно ослепшие люди. Для них сама потеря зрения — трагедия, которую лишь усугубляет то, что общество воспринимает их через призму дефекта. Я понимаю, что у человека есть потребность кого-то пожалеть. Только незрячему не это нужно.
— Эта снисходительная, покровительственная манера, — поддерживает Наташу Дмитрий, ее супруг, — не от того, что люди плохие. Как раз наоборот: намерения у них добрые. Они сталкиваются с чем-то необычным и просто не знают, как реагировать. А ведь человек незрячий — такой же, как и ты, у него примерно те же самые интересы и приоритеты в жизни.
Весь быт этой семьи (Дмитрий — слабовидящий) служит доказательством его слов. Глядя на то, как Наташа управляется с детьми, на чисто убранную квартиру, на лимонный пирог, испеченный к нашему приходу, с удивлением, вопреки сложившемуся штампу, убеждаешь себя: да, «человек незрячий — такой же, как и ты». Наталья с улыбкой рассказывает о том, как на Крестопоклонной неделе ей очень захотелось в храм, и она посадила Катю в рюкзак-переноску, взяла люльку с Мишей в руку — и поехала в родной Троице-Измайловский собор. Только и слышала, как бабушки в лифте охали, а прохожие в транспорте расступались. Это, конечно, подвиг. Но честно ли будет нам, зрячим, надеяться, что такой подвиг люди начнут совершать каждое воскресенье?!
— Зрячий способен действовать, следуя образцу, подражая, — считает Наталья. — Он может пойти в библиотеку, спросить знакомых. Незрячий всего этого лишен: ему приходится в буквальном смысле пробивать дорогу своим лбом, набивая шишки. Но всё равно Господь ведет человека к своему храму. Да, на этом пути он натыкается на непонимание и сам совершает ошибки, но в итоге находит место, где ему спокойно, где ему удобно молиться, жить церковной жизнью. Вот мне повезло. В Троице-Измайловском соборе протоиерей Константин Пархоменко и диакон Сергий Шалберов помогли мне «увидеть» устройство храма, провели для меня экскурсию, дали потрогать вещи, которые используются в богослужении — даже те, что, казалось бы, трогать нельзя: лжицу, копие, Чашу, дискос. Но так везет не всем…
Cвященник на любом, самом обыкновенном приходе должен быть готов к общению с прихожанином-инвалидом.
Наталья считает, что в Церкви не нужно создавать каких-то особенных зон для незрячих: приходов, которые бы специализировались на окормлении слепых, особенным образом оборудованных храмов. А вот священник на любом, самом обыкновенном приходе должен быть готов к общению с прихожанином с ограниченными возможностями. Поэтому хотя бы кратко, в общих чертах, будущие священники в духовной академии должны получать информацию об инвалидах, об особенностях их жизни и психологии — и учиться правильно с ними себя вести.
— Я считаю, что нужна модель интеграции, — говорит Наталья Волкова. — Именно интеграции, а не резервации. Построена она должна быть на простом императиве: не надо бояться незрячих. Не нужно бояться педагогам воскресных школ: пусть незрячие приходят на занятия, знакомятся со зрячими, а способ взаимодействия отыщется сам собой. Не нужно бояться сотрудникам паломнических служб, которые часто опасаются брать незрячих в поездки без сопровождающих. Готовы даже 50-процентную скидку сделать поводырю, только бы не брать на себя ответственность. На самом же деле, если незрячий собрался куда-то ехать, он точно хорошо ходит и вряд ли будет создавать дискомфорт окружающим. Не надо бояться прихожанам. Не надо бояться священникам. Не надо бояться.
Читайте продолжение статьи.