Имя из ковчега. Беседа с историком Сергеем Фирсовым
КОЛЛЕКТИВНЫЙ ПАТРИАРХ
— Как повлияло отсутствие патриарха на Русскую Церковь?
— После кончины в 1700 году патриарха Адриана Пётр Великий решил не избирать первосвятителя и отложил этот вопрос на неизвестный даже ему самому срок. Время шло, события развивались стремительно, и император нашел человека, который смог оформить его представления о церковном устройстве в основополагающий документ — «Духовный регламент». Этим человеком стал епископ Псковский и Нарвский Феофан (Прокопович). При его непосредственном участии в 1721 году был создан Синод, с 1726 года именуемый Святейшим Правительствующим Синодом. Таким образом, духовное учреждение имело в своем названии два титула: один, условно говоря, патриарший, другой — государственный. Титул «Святейший» указывал на то, что Синод становился, если так можно выразиться, «коллективным патриархом». Последний обер-прокурор Синода Антон Карташёв, уже постфактум, отмечал, что само слово «Синодальный» звучало для русских ушей как нечто далекое. Едва ли простой православный человек относился к Синоду иначе, чем, скажем, к Сенату.
— Стоит ли представлять Синодальный период как время однозначного церковного упадка?
— Это совсем не так. Синодальная эпоха делится на разные по наполненности и исторической насыщенности этапы. Одно дело XVIII век, совсем другое дело — век XIX, и особенно вторая его половина, когда «ведомство православного исповедания» оказалось, по существу, своеобразным церковным министерством. И обер-прокуроры были разными. В XVIII столетии среди них встречались агностики, а иногда даже люди неверующие. В XIX веке ими становились, в целом, люди Церкви, хоть и с бюрократическим стилем управления. Особенно это касается учителя двух последних царей Константина Победоносцева. Более 25 лет он возглавлял ведомство православного исповедания в качестве обер-прокурора Синода. И, кстати, именно Победоносцев окончательно оформил эту должность как должность министерскую в 1904 году, то есть совсем незадолго до крушения монархической государственности и синодальной системы в России. Из этого видно, что ситуация в Церкви претерпевала изменения в течение всего Синодального периода. Эту эпоху в истории мы не можем сегодня безоглядно критиковать только за то, что во главе Церкви в то время не было одного предстоятеля с патриаршеским титулом.
— Когда начали звучать голоса о восстановлении патриаршества?
— О патриаршестве говорили в течение XIX века многие. Но по-настоящему актуальным этот вопрос стал лишь к концу столетия, ко времени царствования Николая II. Как человек Николай Александрович положительно относился к идее восстановления патриаршества. Но как государственный деятель он не мог решить эту проблему быстро и по собственному желанию. И самодержавие имеет свои ограничители. Николай II понимал, что одним словом «учредить» ничего не решишь. Дело было не только в учреждении должности. Первенствующий член Синода и так ведь был митрополит Санкт-Петербургский. Проблема заключалась не в том, чтобы переименовать должность этого архиерея.
— Необходимо было переформатировать всю церковную структуру?
— Конечно. И, в частности, к этому моменту остро встал вопрос реформирования православного прихода — этой основной церковной ячейки. Были даже мнения о том, чтобы сделать приход своего рода мелкой земской единицей. Это бы связало церковных людей на приходах определенными государственными правами и обязанностями. Эту идею отстаивал, между прочим, и министр внутренних дел Российской империи Вячеслав Плеве, убитый в июле 1904-го бомбой террориста. К тому времени в церковной прессе стали появляться, и чем дальше — тем больше, статьи о необходимости восстановлении канонического строя Церкви. Писали их прежде всего профессора Петербургской и Московской духовных академий, писали православные публицисты. Тогда впервые громко заговорили о восстановлении патриаршества. Но только на фоне грандиозных потрясений первой российской революции эти обсуждения услышали власти.
СУДЬБОНОСНОЕ РЕШЕНИЕ
— Как шла подготовка данного решения?
— Когда крупнейшие города России кипели, Победоносцев вынужден был пойти на уступки церковным иерархам, ставившим острейшие вопросы. Он разослал соответствующий вопросник епархиальным архиереям с предложением ответить, какие реформы они хотели бы провести, что они считают важным. Вопросов действительно было много. Это и вопросы, касающиеся жизни православного прихода, и вопросы о реформе духовных академий, и вопросы разделения Церкви на церковные округа во главе с митрополитами, вопрос единоверия и старообрядчества, вопрос разделения компетенций Синода и местных церковных властей. И, конечно, там был вопрос о корректировке церковно-государственных отношений и об избрании патриарха.
— Но для решения столь серьезных вопросов требовалось созвать Собор?
— Естественно, сразу же встал вопрос о его созыве. В 1905 году Церковь должна была решать вопрос о своем будущем устройстве. И вместе с тем этот год принес с собой потрясения первой русской революции, которая обнажила все проблемы общества и все проблемы Церкви. Проводить церковные преобразования на фоне настоящего социального землетрясения было невероятно сложно. Николай II понимал, что невозможно проводить реформы в Церкви и не пересмотреть полностью сложившийся порядок церковно-государственных отношений. Возникли опасения, что такой пересмотр приведет к масштабной дестабилизации ситуации в стране. Открытие Собора отложили на неопределенный срок.
— Стал ли вопрос о восстановлении патриаршества центральной темой на этапе подготовки Поместного Собора?
— Для церковной общественности это был один из центральных вопросов. Но нельзя забывать, что разрыв между церковной жизнью и повесткой дня всего остального общества в России был огромным. Важное для Церкви совершенно не занимало светскую прессу, не присутствовало в речах политических вождей. Первая мировая война и революционные события 1917 года заслонили вопрос о патриаршестве. Для образованного церковного общества тема восстановления патриаршества была важна, но для российского общества в целом она не представляла глобального интереса. Даже и верующие, но малообразованные люди в своей огромной массе не были склонны вникать в происходящие судьбоносные решения в Церкви. Отчасти это объясняется формальными отношениями, царившими между верующими и духовенством. Эту настоящую духовную болезнь замечали многие мыслящие люди, небезразличные к церковной жизни. Так, Василий Розанов писал: «Храм мне не тёпел, храм от меня отвернулся. Почему я должен тогда к нему поворачиваться?». Преодолеть этот формализм можно было, лишь сократив элемент бюрократизма в структуре церковного управления. Поэтому большинство архиереев хотели освободиться из-под опеки государственно-бюрократических органов, а это означало на практике увеличение роли Синода и снижение роли обер-прокурора. Они хотели больше свободы внутри Церкви.
— Что случилось после свержения монархии?
— Обер-прокурор Владимир Николаевич Львов стимулировал скорейший созыв Собора и процесс освобождения Церкви от власти государства. Парадокс, однако, состоял в том, что действовал обер-прокурор властно, бесцеремонно. Часто это было откровенным насилием и авторитаризмом, без всякого учета мнения Синода и архиереев. Даже если по содержанию Львов во многих вопросах оказывался прав, то форма решения этих вопросов не могла удовлетворять епископат. Получалось, что светская власть всё равно остается ментором. Теперь церковные иерархи на практике ощутили, что авторитаризм, присущий монархии, никуда не исчез, зато исчезла божественная санкция на эту авторитарность. Если царь в глазах православных церковных людей являлся помазанником Божиим, то новая светская власть Временного правительства уже не имела серьезных оснований вмешиваться в сферу церковных дел. Постепенно возобновление патриаршества всё больше воспринималось как инструмент защиты от давления государственной бюрократии. Чем дальше от февраля развивались события, тем слабее были позиции противников восстановления патриаршества. В 1917 году всё менялось необычайно быстро.
СЕРГЕЙ ФИРСОВ
родился в Ленинграде в 1967 году. В 1991 году окончил исторический факультет Ленинградского государственного университета. В 1997 году в СПбФИРИ РАН защитил докторскую диссертацию на тему «Православная Церковь и Российское государство в 1907–1917 годах: социальные и политические проблемы». С 2000 года профессор кафедры философии религии и религиоведения философского факультета СПбГУ. Один из ведущих специалистов по истории русского православия. Предметом научных исследований С. Л. Фирсова является история Русской Православной Церкви Синодальной эпохи и период советских гонений на Церковь. Автор нескольких книг и множества статей.
«ЗА» И «ПРОТИВ»
— И всё же, каковы были основные возражения противников идеи возродить патриаршее управление в Русской Церкви?
— До 1917 года этот вопрос надеялись решить в контексте монархической государственности. Это важный момент. Православный император мог одобрить решения Собора о церковном управлении. Однако в практическое русло вопрос о Соборе перешел после февраля 1917 года, когда ситуация коренным образом изменилась. Появилось множество критиков, преимущественно из белого духовенства обеих столиц и из мирян. Эти критики писали, что возрождение патриаршества будет восстановлением монархических принципов в церковной жизни. И поэтому, как полагали они, лучше реформировать Синод, реформировать систему управления Церковью, но патриаршество не вводить. После отставки обер-прокурора Львова летом 1917 года эту должность занял знаменитый Антон Карташёв. Он был сторонником полной ликвидации института обер-прокуратуры. И действительно, буквально через несколько дней после его назначения эта должность ушла в прошлое. Вместо нее создали министерство по делам исповеданий, что более соответствовало духу времени.
— Что стало основной линией министерства?
— Не отделение, а отдаление Церкви от государства. Эта не вполне ясная и четкая формула предполагала создание такого формата отношений Церкви и государства, при котором министр исповеданий, глава государства, руководитель правительства, министр народного просвещения в обязательном порядке оставались православными. Должны были быть государственными праздниками основные церковные праздники. Однако, например, вопрос о церковно-приходских школах Временное правительство решало, явно не считаясь с интересами Церкви. Они присоединялись к школам низшей ступени министерства народного просвещения. Правительство упростило переход из православия в иную конфессию, появилось — впервые официально — вневероисповедное состояние. Временное правительство стремилось провести в жизнь либеральные церковные реформы, но готова ли была сама Церковь к тому, чтобы эти реформы принять?
ЖРЕБИЙ БРОШЕН
— В церковных канонах нет единого и четкого механизма избрания патриарха. Какую процедуру использовали на Соборе?
— К самому вопросу об избрании патриарха Поместный Собор подошел достаточно поздно. 28 октября 1917 года, когда в Петрограде Временное правительство было уже низложено, а Керенский бежал, член Поместного Собора протоиерей Павел Лахостский от имени 60 членов Собора предложил приступить к голосованию по восстановлению патриаршества. Ситуация тяжелейшая: голосование проходит на фоне утверждения большевистской власти. Предложение было поддержано, и 30 октября Собор выслушал доклад о способах избрания патриарха. В качестве примера взяли правило, существовавшее в Константинопольской Церкви, и первоначально проголосовали за кандидатов в патриархи. 25 человек были выдвинуты в качестве кандидатов. Больше всего голосов получил архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), он набрал 101 голос. Затем, 31 октября, прошло новое голосование — после того как была разъяснена невозможность избрания бывшего обер-прокурора мирянина Самарина в патриархи. Тогда члены Собора в своих записках указали не одно имя кандидата, как было раньше, а три имени. В итоге большинство, 159 голосов, вновь получил архиепископ Антоний, признанный первым кандидатом в патриархи. При повторном голосовании вторым кандидатом избрали архиепископа Новгородского и Старорусского Арсения (Стадницкого), который получил 199 голосов. А в третьем туре голосования кандидатом избрали митрополита Тихона (Беллавина), он получил 162 голоса. Таким образом, в итоге кандидатами стали архиепископы Антоний и Арсений и митрополит Тихон.
— Но наибольшие шансы были у владыки Антония?
— Да, если бы епископы воспользовались своим правом избирать патриарха, то, несомненно, первоиерархом стал бы архиепископ Антоний (Храповицкий). Но архиереи отказались от этого права, постановив избрать патриарха посредством жребия. Постановление огласили 2 ноября, отложив процедуру до прекращения уличных боев, шедших тогда в Москве. Спустя два дня в храме Христа Спасителя была произведена жеребьевка. Позволю себе процитировать невероятно выразительный отрывок из воспоминаний бывшего члена Государственной думы князя Б. А. Васильчикова, свидетеля избрания:
Вход был свободный. Литургию совершал митрополит Владимир в сослужении многих архиереев. Пел, и пел замечательно, полный хор синодальных певчих. В конце Литургии митрополит вынес из алтаря и поставил на небольшой столикперед иконой Владимирской Божией Матери, слева от Царских врат, небольшой ковчег с именами выбранных на церковном Соборе кандидатов в патриархи. Затем он встал, окруженный архиереями, в Царских вратах, лицом к народу. Впереди лицом к алтарю стоял протодиакон Успенского собора Розов. Тогда из алтаря вышел старец отец Алексий в черной монашеской мантии, подошел к иконе Богоматери и начал молиться, кладя земные поклоны. В храме стояла полная тишина, и в то же время чувствовалось, как нарастало общее нервное напряжение. Молился старец долго. Затем встал с колен, вынул из ковчега записку и передал ее митрополиту. Тот прочел и передал протодиакону. И вот протодиакон своим знаменитым на всю Москву, могучим и в то же время бархатным басом медленно начал провозглашать многолетие. Напряжение в храме достигло высшей точки. Кого назовет? «…Патриарху Московскому и всея РусиТихону!» — раздалось на весь храм, и хор грянул многолетие!
Вот такой изумительный рассказ. Интронизация патриарха была назначена на 21 ноября, когда Церковь отмечает праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы. Именно в этот день в Московском Успенском соборе и состоялось наречение митрополита Московского и Коломенского Тихона в патриархи Московские и всея России, — не Руси, а России, такой титул у него был. Православная Церковь получила своего канонического главу. Избрание патриарха стало высшей точкой, которой духовно достиг Поместный Собор.
СКРОМНЫЙ, СПОКОЙНЫЙ И НЕСГИБАЕМЫЙ
— Занял ли патриарх Тихон в глазах церковного народа пустующее место царя или, скажем осторожнее, народного отца?
— То, что Церковь получила такого главу, как святитель Тихон (Беллавин), — едва ли случайность. Патриарх стал символом Церкви и, если угодно, символом сопротивления воинствующим безбожникам. На его долю выпало пережить много трагических событий: включая и предательство некогда близких сотрудников; включая убийства многих представителей духовенства, мирян, епископата; включая церковный раскол, арест, вынужденное раскаяние и многое другое. Но, несмотря на это, патриарх Тихон на многие годы стал знаменем русского православия, символом несгибаемости православных людей даже в условиях диких гонений на Церковь. Конечно, никто не мог представить в то время, как будут развиваться события. Но патриарх Тихон, скромный, деликатный, спокойный, не имевший славы великого богослова, как Антоний (Храповицкий), или славы крупного церковного администратора, как Сергий (Страгородский), тем не менее оказался тем, кто сумел объединить Церковь в «центробежных» условиях разъединения Гражданской войны. Сумел найти нужные слова, чтобы ответить новым властям на их вызовы, чтобы честно сказать, что думает Церковь по поводу Брестского мира или первых декретов новой власти, что Церковь думает по поводу творившихся беззаконий. На все основные вопросы, которые ставила жизнь, патриарх Тихон и Собор до осени 1918 года давали взвешенные, четкие и ясные ответы, стремясь вывести Церковь из политики, но не из общественной жизни. В то время это оказалось почти невозможной задачей. Каждое общественное заявление Церкви большевики трактовали как политическое и действовали, исходя из этого. Взгляд на патриарха Тихона как на пристрастного политика надолго закрепился в советской историографии, во многом исказив его образ и тот курс, которому он следовал в управлении Церковью.
— Как именно Поместный Собор предполагал уравновесить единоначалие патриарха принципами соборного управления Церковью?
— 4 ноября 1917 года Поместный Собор принял определение по общим положениям «О высшем управлении в Православной Российской Церкви». Высшей властью законодательной, судебной, административной, контролирующей, согласно этому определению, обладал Поместный Собор. Его предполагалось созывать периодически, в определенные сроки, в составе епископов, клириков и мирян. Провозглашалось, что патриарх является первым среди равных ему епископов. Он был подотчетен Собору, равно как и органы церковного управления. Таким образом, предполагалось не то чтобы уравновесить власть патриарха авторитетом Собора, но создать такую систему, которая позволяла бы нормально взаимодействовать епископам, избранным для управления мирянам и представителям белого духовенства. Конечно, всё это реализовать не удалось, ибо Гражданская война и последовавшая активизация антирелигиозной деятельности большевистского руководства свели эти решения Собора на нет. Но сама идея весьма интересна и важна. Это то, к чему Церковь стремилась, несмотря ни на что. Можно сказать, что в экстремальных условиях Собор всеми силами пытался создать такую систему, которая могла бы максимально приблизиться к идеалу соборности, о котором много размышляли и русские богословы, и церковные историки, и публицисты в XIX веке.
