Игумен Викторин (Алёшин). Начальник Свято-Андреевского скита Александро-Невской лавры
К Лавре у меня очень личное отношение. Так сложилось, что вся моя жизнь оказалась связанной с ней.
Раздел: Взгляд
Журнал: № 4A (Специальный выпуск №2, апрель) 2013Фотограф: Станислав Марченко Опубликовано: 7 мая 2013
К Лавре у меня очень личное отношение. Так сложилось, что вся моя жизнь оказалась связанной с ней. В детстве мы с родителями постоянно ездили в центр мимо Лавры, и ее облик с самых ранних лет стал для меня родным и привычным. Став старше и самостоятельней, вместе с друзьями я после школьных занятий искал «клад» на лаврском кладбище, которое в те времена было гораздо больше, а надгробия и склепы — намного целее. Кладбище было роскошное, конечно, обветшавшее, но красивое. Днем собор был закрыт по распоряжению властей, поэтому туда мы зайти не могли. Моя бабушка ходила в храм, но меня водить не разрешали, и даже не удалось меня крестить. Поэтому первое знакомство с Лаврой было только визуальным. После армии я долгое время проработал на заводе рядом с Лаврой и ходил на работу мимо нее. Когда в 1982 году я крестился, то самым первым храмом, куда я ходил молиться и причащаться, был Троицкий собор Лавры. Я стал его прихожанином. Жил я неподалеку, и все было родным и знакомым.
Поступив в семинарию, я продолжал часто ходить в Лавру, как это было тогда принято у семинаристов. Первые архиерейские службы, в которых я участвовал, тоже были здесь. Сначала был владыка Никодим, потом владыка Антоний. Это было впечатляюще: пространство храма огромное, а людей так много, что однажды на Пасху я не смог войти в храм.
Господь судил так, что в Лавре меня рукополагали во диакона и во священника, здесь я проходил богослужебную практику. Отец Виктор Грозовский помогал мне «опериться», а наместником был тогда отец Игорь Мазур, прекрасный человек. В храме была очень доброжелательная атмосфера. Был замечательный хор, которым руководил Павел Герасимов. Мне довелось служить с теми, у кого я долгие годы был прихожанином. Помню, еще задолго до своего рукоположения я говорил своему духовнику о том, что хочется в алтарь. Так и вышло. Я хорошо помню свою первую самостоятельную Литургию в Покровском приделе. В Лавре же я совершал свои первые Крещения.
После практики меня послали на приход на Север. Тогда это была наша епархия. Я восстанавливал храмы на Белом море, в Кеми. Когда Лавра открылась, я попросился сюда, но поначалу меня из Карелии не отпустили, а потом я служил в Ленинградской области. Когда в пятьдесят лет я решил принять монашеский постриг, постригали меня тоже в Лавре. Где я когда-то стоял новоначальным христианином, там спустя двадцать лет «проползал» во время пострига. В 2006 году меня взяли в число братии. Можно было пойти в любой монастырь епархии, но мне хотелось вернуться в Лавру…
Даже сам архитектурный образ Лавры для меня многое значит. Это каре, огромные окна, бывшие лоджии, сам собор… Разные ведь причины могут привязать человека к месту. Прежде всего, это, конечно, люди. Но если нет людей (а в Лавре не было братии), то остается память места. Лавра — место особенное, со сложнейшей судьбой. Все в ней необычно и уникально. Непростое рождение — по мановению императора, хотя такое и бывало в мировой истории. В царское время — это парадный монастырь: рукоположение архиереев, прекрасная архитектура, типография, Академия… Затем — расстрелы и поругание святынь; в советское время все было занято неизвестно кем, перекорежено и перестроено. Сегодня милостью Божией все возрождается — с трудом, постепенно.
Триста лет для монастыря — это немного. Значит, еще есть будущее. Хочется, чтобы оно было.