Главная миссия Церкви
Владимир во Владимире и главная бабушка
Родился я 8 марта 1945 года во Владимире, куда семья была эвакуирована во время Великой Отечественной войны. А уже через три месяца после моего рождения семья вернулась в Ленинград, где меня и вырастили родители-инженеры, которые были далеки от Церкви. С городом Владимиром у меня, похоже, мистическая связь. Дело в том, что с момента рождения я не был там до своего поступления в семинарию. Помню, как во время подготовки к экзаменам приятели-художники направили меня к их знакомому священнику в сельский храм Владимирской епархии: съезди, попрактикуйся кадило разжигать. В первый же день этот священник взял меня с собой в город и привел в Успенский собор, поставил на клирос, а служащий священник выглянул из алтаря во время Всенощной и, приняв меня за хориста или чтеца, велел читать первый час. А я не посмел отказаться, хотя ни разу в храме ничего не читал. Но худо-бедно справился, не прогнали! Когда я сам стал священником, вспоминал этот случай как рождение церковнослужительское — в городе, где я родился, который в трехмесячном возрасте покинул и куда вернулся через 29 лет, чтобы родиться в новом качестве.
Мой отец успел до революции закончить церковно-приходскую школу и гордился, что через полвека помнит некоторые молитвы. Но студентом-политехником он совсем потерял связь с храмом. Однако я глубоко убежден, что все его добрые качества сформировались в православном церковном воспитании благочестивой его матерью. Я, однако, родился уже после её кончины. Крещение мое произошло благодаря другой бабушке, с которой мы поехали как-то летом на Псковщину. Мне было пять лет, бабушка пригласила священника, я принял Крещение и даже помню этот день. Но на этом мое религиозное образование закончилось. Опасный подростковый возраст прошел без ярких эксцессов, с минимумом приводов в милицию, поскольку от улицы и подворотни меня уберег спорт. Я серьезно увлекался им вплоть до окончания школы, когда врачи из-за проблем со зрением запретили физические нагрузки.
Что касается церковно-религиозного опыта, то помню, что в 16 лет говорил приятелю: «Почему ученые разных стран, скажем, нобелевские лауреаты, не соберутся вместе и не объяснят популярно, что религия — сплошь мифы?!»
На этот вопрос мне ответила еще одна «бабушка», по-моему, главная в мире, — культура. Вера — не только традиция, сохранившаяся в быту, в языке, в обряде, а духовный нерв во всех сферах творчества. Еще подростком я понял, что какую бы сферу для изучения ты ни выбрал, все тропинки ведут к религии. Идешь в Русский музей — начинается экспозиция с икон; идешь в Эрмитаж, что ни картина — библейский сюжет. Читаю стихи Блока, вижу эпиграф из Владимира Соловьева: «И тяжкий сон житейского сознания…». Стало интересно, что за Соловьев, — иду в библиотеку и узнаю, что он написал «Чтения о богочеловечестве» и еще 10 томов религиозно-философских текстов…
Мои университеты
В 18 лет я стал студентом матмеха ЛГУ, у меня началась новая жизнь. В ту пору можно было ходить не на все лекции, не было строгого контроля. Я посещал лекции разных факультетов, ходил в библиотеки, в Публичной библиотеке читал ЖМП и «Богословские труды». Много читал Достоевского, Толстого, Лескова, русскую поэзию ХIХ-ХХ веков. Одним из самых ярких моментов стала встреча с отцом Павлом Флоренским. Прочитал в материалах Тартуской конференции по семиотике, что был такой ученый, мыслитель, инженер и изобретатель П. А. Флоренский, автор книг «Диэлектрики и полупроводники», «Мнимости в геометрии». Его называют русским Леонардо да Винчи, а главный труд, сказано в статье, «Столп и утверждение Истины». Я заинтересовался и в университетской библиотеке сумел получить книгу на дом. Каково же было мое удивление, когда я раскрыл книгу. Она посвящена «Преблагоуханному имени Девы и Матери». Я читал, восхищался и воспринимал её как катехизацию секуляризированного сознания.
Встреча с Флоренским была чрезвычайно важной в моей жизни. Это настоящий гений. У него была невероятная острота восприятия, цельность мышления, благодаря чему он видел то, что другим не дано. В какой бы ситуации он ни оказывался, он изобретал, мыслил, искал. Оказалось, что он окончил физико-математический факультет Московского университета и поступил в Московскую духовную академию, а закончив её, принял сан священника,
Отец Павел Флоренский был и остается для меня одним из самых важных учителей. В одной из статей о нем сказано: «Философ, а более того — глубочайший психолог; богослов и математик, физико-химик и искусствовед, поэт и технолог, лингвист и электроник, астроном и эстетик, инженер-изобретатель и историк».
Все мои гуманитарные занятия не мешали мне любить математику, которую я считаю самой творческой дисциплиной. Обыватели математику знают по задачкам в школе, а на самом деле это совсем другое. Математика граничит с философией. Взять хотя бы одно из её направлений — теорию множеств, которая связана с осознанием понятия бесконечности и со всякими парадоксами, которые приоткрывают нам тайну бытия. Что такое ученый, который открывает какой-либо закон? Он не придумывает его, а закон ему открывается в результате интенсивной деятельности, поиска. Открытие научно-техническое — это откровение Божественное, которое приоткрывает тайну творения Божия. Что мы раньше знали о невидимых глазу электромагнитных и гравитационных полях, радиоактивности и вирусах?! Сколько открытий ждет человечество впереди?!
Первая духовная беседа со священником
Хотя я всё отчетливей осознавал свою религиозность и всё глубже погружался в церковную жизнь, всё же ощущал острую потребность обстоятельной беседы со священником. Я уже исповедовался и причащался, но многие священники неохотно шли на беседу с молодежью, тогда это был для них высокий риск. Мне повезло. Моя хорошая знакомая, студентка филфака, с которой я часто ходил на лекции на философский факультет, сказала, что московская тетя её подруги может меня познакомить с очень хорошим и открытым священником. Я поехал в Москву и встретился с протоиереем Андреем Александровичем Сергеенко, который стал для меня очень важным духовным авторитетом. А девушка Татьяна потом часто задавала мне церковно-богословские вопросы, которые помогали мне расти и развиваться, а впоследствии стала моей женой, другом, помощником и до сих пор меня терпит и во всём поддерживает.
Отец Андрей Сергеенко родился в Киеве в 1903 году, учился в Петрограде, с Белой армией оказался в Константинополе, закончил университет в Праге, а когда понял, что хочет быть священником, окончил Свято-Сергиевский институт в Париже. Служил в пригороде, в Медоне, где организовал приют для русских детей. Это священник, который исповедовал перед смертью Николая Бердяева.
В 1948 году отца Андрея пригласили в Москву, на празднование 500-летия автокефалии. Он поехал — и решил остаться в России. Преподавал в Ленинградской духовной академии, затем поселился в Александрове (101-й километр от Москвы), преподавал в Московской духовной академии. Это был очень тяжелый период с волной атеистических хрущевских гонений и постоянно подозрительного отношения к нему власти.
Знакомство и беседы с отцом Андреем дали мне мощный импульс. Благодаря ему многие люди в России пришли к христианству, вокруг него тогда сложился кружок московской интеллигенции. Отец Андрей посоветовал мне книги: «Православие» отца Сергия Булгакова, «Размышления о Божественной Литургии» Николая Гоголя и учебник догматики Знаменского. Об отце Андрее нужно было бы многое сказать, чтобы объяснить исключительно важное для меня значение нашей встречи. Утешает, что вышла недавно замечательная книга о нем, написанная Брониславой Поповой.
Поиски себя. Учеба. Работа
Сомнения в правильности выбора факультета всё же были, и на втором курсе я взял академический отпуск на год, чтобы проверить себя. Для этого оформился учителем физики и математики и уехал в область, где не хватало учителей. Через год вернулся, успокоился, но на четвертом курсе я стал искать возможность работы в каком-либо социально-психологическом проекте. Помню, прочитал статью про количественные методы измерения в социологии и психологии (по совету той самой Татьяны), подумал, что я со своей математикой там пригожусь. Устроился на работу лаборантом в лабораторию дифференциальной психологии и антропологии. Возглавлял эту лабораторию академик Борис Герасимович Ананьев, который, по-видимому, и организовал мое распределение на факультет психологии ЛГУ.
Четыре года я проработал по распределению, а когда мой руководитель умер, решил поступать в семинарию.
Семинария и Академия
Поскольку я был знаком с одним из студентов Духовной академии, я прислушался к его совету попасть на прием к правящему архиерею и получить благословение на поступление. С 1963 года правящим был приснопамятный митрополит Никодим (Ротов). Когда я посещал богослужения, которые он возглавлял, я чувствовал исключительное доверие и симпатию к нему и решил, что готов внимать всем его советам. В результате посещения я получил от него рекомендацию и поступил. Когда пришло время писать кандидатское сочинение, выбрал тему по догматике и начал уже писать, но митрополит Никодим сказал, чтобы я сменил тему и кафедру и писал тему по литургике, что я смиренно и сделал.
В ту пору (1970-е годы) Московская Патриархия с благодарностью принимала приглашения католических и протестантских университетов (и православных, например Греции, Румынии) и посылала выпускников академий учиться за рубежом. Мне и иеромонаху Феофану (Галинскому), впоследствии архиепископу Берлинскому, суждено было провести 13 месяцев в Германии, в городе Регенсбурге, Этот опыт не заменить никакими книгами и фильмами. Встреча с людьми глубоко верующими, но еще не так давно бывшими врагами (или детьми врагов), а теперь ставшими друзьями — бесценный опыт. Кроме того, это были научно-богословские центры, с любовью изучавшие православие.
В 1977 году я начал преподавать Устав в семинарии и уехал в Германию. А когда вернулся, меня уже поставили на церковную историю и сравнительное богословие. Позднее были и догматика, и история древней Церкви в Академии, византология, миссиология, последние годы — религиозная конфликтология. Так что в этом году исполняется 45 лет как я преподаю в Духовных школах, правда, в ректорство архиепископа Константина (Горянова) я несколько лет был лишен нагрузки и преподавал только в Русской христианской гуманитарной академии и на факультете психологии СПбГУ, где работал еще после матмеха до 1974 года. Факультет психологии стал для меня принципиально важным опытом, убедившим, что в системе богословского образования совершенно необходим предмет «Религиозная конфликтология». Поскольку мое базовое образование — математика и богословие, мне пришлось закончить аспирантуру в РХГА, и на философском факультете СПбГУ я защитил диссертацию на соискание степени кандидата философских наук. Дополнительным образованием явился опыт преподавания на богословских факультетах университетов Мюнхена и Гамбурга и стажировка в университете Тренто (Италия). И, конечно, сотни международных конференций были необходимой школой.
Моя Ойкумена
Греческое слово οἰκουμένη принято понимать как «обитаемая Вселенная». В Новом Завете оно использовано 14 раз. Но, к сожалению, оно часто сегодня употребляется неправильно в силу ложного понимания экуменического движения, которое возникло как христианская миссионерская инициатива. Мне повезло пять лет быть сотрудником Всемирного совета Церквей в Женеве и семь лет членом правления Экуменического института в Боссэ (Швейцария). Поэтому считаю своим долгом всячески разоблачать несправедливые упреки тех, кто не понимает необходимость христианского межконфессионального миссионерского сотрудничества. Поэтому уже более двадцати лет назад в Санкт-Петербурге появилось Межцерковное партнерство «Апостольский город ― Невская перспектива», а до этого «Православный институт миссиологии, экуменизма и новых религиозных движений». Сегодня он преобразован в «Институт по изучению религиозных ресурсов миротворчества», что, полагаю, нынче весьма актуально.
Назову еще одну встречу, которая стала для меня важной вехой в духовном плане и которая снимает все опасения по поводу вреда общения с инославными. В конце 1980-х годов в немецком городе Шпайере я оказался в крипте собора, где увидел профиль монахини с какой-то цитатой. Там было написано: «Тот, кто ищет истину, тот ищет Бога, независимо от того, сознает он это или нет». Меня пронзило! Как мудро и просто! Да, это вроде бы само собой разумеется, это трюизм. А потом понял, что это глубочайшая мысль, которая стала для меня ключевой. Это мысль, на основе которой возможен диалог с неверующими, с учеными-агностиками. Я уже к этому времени стал чувствовать, что никакого конфликта веры и знания нет. Автор этих слов Эдит Штайн — монахиня-кармелитка, замученная в нацистских лагерях. В 1998 году Папой Иоанном Павлом II причислена к лику святых с именем святая Тереза Бенедикта Креста. Она была в Германии первой женщиной-профессором философии. Она происходила из бедной еврейской семьи, получила хорошее образование. обратилась в христианство, причем выбрала самый строгий устав — кармелитский.
Миссия одна
Последние 30 лет я занимаюсь миссиологией. Что такое миссия? Это не просто проповедь заморским аборигенам, это размышление о задачах Церкви, её служения, это аналитическая деятельность и попытка увидеть, что в будущем необходимо. Сотрудничество в деле христианской миссии во всём мире — вот что для меня важно. Когда в разгаре эпидемия или бушует катастрофа, мы помогаем друг другу и спасаем человека из пожара и воды, не спрашивая паспорта и как его крестили. Надо понять, что мы живем сейчас при пожаре, что вера далеко не у всех является основной ценностью. Надо друг другу помогать, сотрудничать, понимать, что у христиан общее дело — это конфликт между верой и неверием. А значит, те, кто находится на берегу, где вера, должны быть едины, понимать, что у нас одни и те же ценности.
Конфликтология для меня — часть миссиологии. Существуют какие угодно направления конфликтологии: педагогическая, трудовая, юридическая, политическая… Такого предмета, как «религиозная конфликтология», в Духовных школах нет. Я убежден, что он должен быть в богословском образовании, потому что все мы нуждаемся в понимании конфликта. Без конфликта жизни нет. Если у тебя нет конфликта, проверь пульс. Пастырская практика требует помогать разрешать различные конфликты: внутри семьи, внутриличностные, межгрупповые, межконфессиональные.
А началось всё с того, что много лет назад мне позвонили с факультета психологии и спросили, не хочу ли я почитать курс по психологии религиозных конфликтов. Я согласился с удовольствием, потому что я занимался всякими межцерковными и межрелигиозными отношениями. Потом открыл курс и в Академии. Важная половина курса — «Богословие мира и практическое миротворчество».
Миротворчество для меня, пожалуй, центральная тема. Ведь в широком смысле это понятие включает в себя и политические, и семейные, и любые конфликты, которые должны быть разрешены мирным путем с минимальными потерями.
Последние годы я обращаю внимание на то, что пастырская практика требует хорошей психологической подготовки. Конечно, исповедь — не психотерапия, но все-таки люди приходят за советом и опорой, а значит, владеть какими-то психологическими методами было бы хорошо. Чуткость, внимание, забота, мягкость — вот что нужно людям.
