Где соберется русский остаток?
— Патриарх Кирилл недавно сделал любопытное заявление: «У нас нет положительного современного героя. Без положительного героя не существует литературы… На положительном герое сформирована психология нации, ее мироощущение». Нечто подобное — и примерно в это же время — сказал и президент Владимир Путин. Согласны ли вы с этим высказыванием?
— Более чем согласна. Потому что нет лучшего воспитателя для русского человека (кроме, разумеется, Церкви), чем русская классическая литература. По крайней мере, так было до последнего времени. Сейчас литература, театр, искусство утратили былое значение. Перестали быть учителями нравственности, да и не ставят себе этой задачи, а идут во многом в русле мировых апостасийных тенденций, когда границы нравственности подвергаются пересмотру, а греховные страсти объявляются правами человека. При такой нравственной неразборчивости и безответственности искусства, молодые люди не могут найти себе удовлетворяющей духовной пищи и, утрачивая традиционные корни, уходят в «страну далече» — виртуальную реальность, в чем бы она ни выражалась. Такие люди без любви к «родному пепелищу» и «отеческим гробам» становятся легкой добычей для тех, кто желает сделать человека объектом управления. И раз «творцы» не в состоянии выработать в самих себе духовно-нравственного стержня, это должна сделать государственная власть, если хочет сохранить бытие своего народа. Ибо безнравственный народ вымирает, и на его место приходят другие.
— Ваш роман «Русский остаток» — это попытка дать такой пример на основании исторического материала?
— Я писала не столько о прошлом, сколько о настоящем России. Но поскольку цепь времен неразрывна, одно время перетекает в другое, настоящее есть следствие предыдущего и все существует в единстве, то, описывая современность, пишешь и о прошлом. И наоборот. У любого писателя — по крайней мере, так должно быть — всегда присутствует какой-то посильный анализ, какая-то философия истории. И я, по мере своего понимания, попыталась написать о тех трагических коллизиях, которые переживала Россия в ХХ веке и о том, что ей приходится переживать теперь.
— Насколько я понял из ваших интервью, вы считаете 1991 год катастрофой, разрывом с предшествующей культурной традицией. Но разве этот разрыв не произошел гораздо раньше — в 1917 году?
— Ну, конечно, можно сказать, что все началось с грехопадения Адама и Евы, а может быть, еще раньше, когда треть ангелов отпала от Господа. Исторический разговор о наших современных российских бедах можно начинать с XVII столетия, с раскола. Это явное начало русской апостасии, когда большинство русских православных людей оказались изгоями в своей стране, были преследуемы и гонимы. Извержение из истории огромной части наиболее крепко верующих и духовно стойких людей ослабило нацию, ее дух, ее силу веры и сопротивление мировой апостасии. Наши философы и историки отмечают катастрофичность русского исторического пути, при котором развитие и взлет постоянно сопровождаются глубочайшими падениями и срывами. Раскол является как бы перманентным состоянием нашего общества. Раскол церковный, раскол, начиная с Петра I, национальный, культурный, общественный, социальный, духовный, разделивший фактически на два народа наши высшие круги, интеллигенцию и простой народ, раскол на западников и славянофилов, красных и белых, верующих и атеистов... Сейчас мы переживаем уже не просто раскол, но атомизацию общества, где людям даже в рамках одной веры подчас невозможно договориться, когда нет единства даже в семье, среди родных людей... И самый главный раскол, о котором говорил Иисус Христос: «не приидох воврещи мир, но мечь» (Мф. 10, 34), — разделение на тех, кто хочет остаться со Христом и тех, кто с антихристом. Эта атомизация не просто опасна, она смертельна для народа, теряющего свое единство — в вере, культуре, в истории, языке, — такой народ, «разделившийся сам в себе» (Мф. 12, 25), не устоит, но будет сломлен и побежден. Пока мы можем вести речь лишь об остатке русского народа, об остатке верных Христу.
— Где та точка, в которой этот остаток может стать чем-то большим?
— Каждый человек на своем месте должен прикладывать усилия, чтобы в этот остаток вливалось как можно больше людей. Каждый христианин должен быть миссионером. Это сложно, потому что мы сами зачастую не являемся образцами христианской жизни, тем светом, который светит миру, той солью, которая осоляет жизнь. Глядя на нас, люди часто не видят разницу между верующим или неверующим, или инославным. Мы немощны и, по слову отцов, в последние времена будем спасаться только терпением скорбей и болезней...
— Что такое остаток — понятно. А какой смысл вы вкладываете в слово «русский»?
— Русскость — и вообще национальность — это не кровь и плоть, а дух. Это вера, язык, история и культура! Важно, с кем человек сам себя идентифицирует. Мы знаем в нашей истории много примеров русских людей, имевших нерусское происхождение: В.И. Даль, А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, В.Ф. фон дер Лауниц и многие, многие другие.
— Вы говорили об атомизации. Не кажется ли вам, что она была заложена еще в советском обществе?
— В советское время было гораздо больше единства. Другое дело — что людей объединяло. До какого-то времени — мессианская задача построить Царство Божие на земле — коммунизм. Потом вера в «светлое будущее» постепенно угасла и люди, не найдя истинной цели и задачи, оказались у разбитого корыта. Потому что «без Мене не можете творити ничесоже» (Ин. 15, 5). Несмотря на все достижения (вторая страна в мире по военно-экономическому могуществу), ржа скепсиса и цинизма постепенно разъедала и государственный аппарат, и все общество в целом. В начале 1960-х годов, которые многие вспоминают как долгожданную оттепель, наш народ поразил скепсис и «пофигизм», прошлые идеалы потускнели и умерли, новых не нашлось. Свободу стали ассоциировать исключительно с западным образом жизни. В едином протестном порыве изгнали одного беса, но не найдя Христа, впустили в народную душу семь злейших. В итоге народ потерял всякую нравственную почву под ногами, соблазнившись мамоной. Недавно мальчик расстрелял своего учителя. Все предлагают свои объяснения: охраны недостаточно, отец не имел права давать сыну оружие, учитель не ту оценку поставил — все что угодно обсуждается, кроме духовно-нравственного падения всего общества, при котором становятся возможны подобные ужасы.
— В вашем романе наблюдается столкновение двух правд: правды тех, кто во время Великой Отечественной войны защищал Родину под красными знаменами, и русских коллаборационистов, которые сражались против «богоборческого режима». И мне кажется, что ваши симпатии все же на стороне первых…
— Мы не можем со всей определенностью сказать, что двигало А.В. Власовым, возглавившим Русскую освободительную армию. Если бы он не попал в плен, скорее всего, он честно бы продолжал сражаться за Родину, за Сталина. Но огромное количество коллаборационистов были искренними противниками советской власти. И их можно понять, потому что творимые большевиками злодеяния не могли не вызывать и вызывали ответный народный протест. Многие не смирились с гибелью Русского мира, тысячелетней русской православной монархии, с уничтожением Церкви, казачества, крестьянства.... Но в данных обстоятельствах мировой войны речь шла не о спасении большевизма, а о спасении России и русского народа. Это требовало от самого народа встать выше жесточайших обид, нанесенных властью, и принести жертву не ради тех, кто временно оказался в Московском Кремле, но ради самой Русской земли, ради нашего земного Отечества. И народ, как всегда, смиренно и мужественно принес эту жертву и, что бы ни говорили современные радетели о народном «счастье», за ценой не постоял.
— Какую роль сыграла Церковь в трагедии XX века?
— С петровских времен Церковь пребывала в униженном положении. Это и вмешательство государственных чиновников во внутренние дела Церкви, и нищета сельских батюшек, и полупрезрительное отношение к священству теряющей веру интеллигенции, все эти передвижники, фельетонисты, изображавшие брюхатых попов...
Поэтому Церковь в катастрофических событиях февральского переворота не защитила государя, посчитав, что новая власть несет ей освобождение от государственной опеки. Это была, конечно, трагическая ошибка, но Господь ее попустил, ибо апостасия шла уже широкой волной... С утратой веры народ утратил и монархическое сознание, в результате и Церковь, и монархия оказались разгромлены.
— Апофеозом унижения стала Декларация митрополита Сергия…
— После 1917 года речь шла уже не об унижении Церкви, но о ее Голгофе. К сожалению, Декларация митрополита Сергия не спасла Церковь от гонений. Известно, что к началу войны в России оставались в живых только четыре митрополита и около сотни приходов. Но Господь попустил войну, и Сталин, как выдающийся политик, понял, что Церковь нужна. Сейчас нам легко рассуждать о чужих грехах и ошибках, мы не знаем, как бы мы поступили сами, находясь в тех, поистине сатанинских обстоятельствах. Одна духовная дочь отца Иоанна Крестьянкина рассказывала мне, что когда-то в молодости батюшка был противником митрополита Сергия. А потом патриарх явился ему в тонком сне и сказал: «Я знаю, что ты меня осуждаешь, а ведь я каюсь». Всем нам судия один Господь. Я часто вспоминаю слова от Господа, сказанные Антонию Великому, как-то рассуждавшему, почему в мире и с человеком происходит то, да почему се: «Антоний, себе внимай!» Так что наше дело, рассуждая по-человечески о том и сем, прежде всего, смотреть внутрь себя, на свое сердце.
Беседовал Тимур Щукин
Фото: "Академия православной музыки"
Людмила Разумовская — автор множества пьес, среди которых самая известная — «Дорогая Елена Сергеевна». Это произведение переведено на десятки языков, его ставили во многих отечественных и зарубежных театрах. В одной только Германии спектакль по этой пьесе шел на более чем ста площадках. В 1987 году вышел фильм Эльдара Рязанова по ее мотивам. Другие драматические произведения Разумовской: «Бесприданник», «Биография», «Владимирская площадь», «Домой!», «Житие Юры Курочкина и его ближних», «Конец восьмидесятых», «Любовники из Вернона», «Майя», «Медея», «Под одной крышей», «Счастье», «Французские страсти на подмосковной даче», «Хэллоуин». В 2010 году Людмила Николаевна выпустила роман «Русский остаток».