Философ и бесконечность

Опыт пустоты
С детства Паскаль был погружен в атмосферу научного спора. Его отец, Этьен Паскаль, известный математик, сам занимался воспитанием мальчика и очень рано стал брать его на заседания кружка Мерсенна. Того самого Марена Мерсенна, который вел переписку со всей научной Европой, в доме которого бывали самые блестящие умы того времени: Декарт, Гоббс, Роберваль, Дезарг, Гассенди… В 12 лет Паскаль написал свое первое научное сочинение, а в 17 опубликовал трактат «Опыт о конических сечениях», в котором содержится и знаменитая «теорема Паскаля» (если забыли, откройте школьный учебник). Блез Паскаль изобрел первый арифмометр, опытным путем доказал существование абсолютной пустоты (вакуума), заложил основу теории вероятности и интегрального исчисления.

Это одна сторона «монетки»-биографии. На второй — религиозный мыслитель и подвижник. В 23 года Паскаль пережил, по его словам, «первое обращение». Он увлекся учением богословов?янсенистов, которые настаивали (и в этом мало отличались от кальвинистов) на предопределении к вечному блаженству и невозможности спасения без участия Божественной благодати. Они полагали, что любое самовозвышение человека, — гордится ли он знатным происхождением, богатством или красивым нарядом — ведет его к погибели. Туда же человека приводит и наука, полагали они.

Так что же, Паскаль отрекся от науки? Да, отрекся. Но это произошло гораздо позже. Долгие годы две стороны его личности не враждовали между собой, жили параллельной жизнью. Один Паскаль берет научные высоты, второй читает Священное Писание и святых отцов, беседует с монахами Пор-Рояля (монастырь в предместье Парижа, главный оплот янсенизма) и задумывается о написании «Апологии христианской веры». На два года мыслитель и вовсе погружается в самую гущу светской жизни, знакомится с самыми отъявленными вольнодумцами, циниками и даже атеистами. Он кокетничает с королевой Христиной, изучает т.?н. «искусство нравиться», с помощью которого герои светских салонов завоевывали собеседников.

Паскаль никогда не отрекался от веры. Нельзя сказать, что аргументация янсенистов не убеждала его. Но он был естествоиспытателем не только по роду занятий, но и по типу личности. Он очень мало верил логическим аргументам. Он доверял лишь опыту. Да, янсенисты говорят, что научный разум ничтожен перед Премудростью Божией. Это еще нужно доказать, достигнув первенства в науке. Пускай последователи Корнелия Янсения рассуждают о душевной пустоте, которую-де оставляет в человеке светская жизнь. Необходимо самому погрузиться в эту жизнь и самому эту пустоту ощутить. Судьба Блеза Паскаля — один большой эксперимент.

В 1654 году Паскаль переживает «второе обращение». В маленьком тексте, который он составил в ночь окончательного прозрения, он пишет: «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова, но не Бог философов и ученых… Забвение мира и всего, кроме Бога… Отречение полное и сладостное». Нет, кратковременные вспышки интереса к науке у мыслителя еще будут. Но его умом уже почти безраздельно овладевает богословие.

Письма в будущее
Если современник и научный собеседник Блеза Паскаля Рене Декарт стал «могильщиком» средневековой рациональности, то Паскаль похоронил средневековую этику с ее опорой на авторитет и на строгую социальную иерархию.

Моральные авторитеты Паскаль ниспровергает в «Письмах к провинциалу». В Париже XVII века родился феномен остроумия — способности смешить, воздействуя на интеллект собеседника. «Провинциалии» — в высшей степени остроумный текст. Поводом к их написанию стал спор между иезуитами (которые в то время пользовались поддержкой короля) и янсенистами о благодати и свободе воли. Но этой теме посвящены только два из 18 писем. Прочие составлены в опровержение целой этической традиции — иезуитской казуистики. Паскаль очень скуп на логические контраргументы. Он просто перечисляет имена ученых-моралистов, цитирует их сочинения. И цитаты эти поражают воображение. «Разве я сказал вам, что можно убить врага изменнически? Сохрани меня Бог от этого! Я сказал вам, что можно убивать тайком, а вы из этого заключаете, что можно убивать изменнически, как будто это одно и то же. Узнайте из Эскобара (богослов?иезуит.?— Т.?Щ.), что значит убивать изменнически, а потом уж можете говорить: „Называется убить изменнически, когда убивают человека, не имеющего никакого повода опасаться этого. Потому и не говорится о том, кто убил своего врага, что он убил его изменнически, хотя бы и напал на него с тылу или из засады“. Подобным образом оправдываются проституция, адюльтер, воровство и вообще любой из возможных грехов.

Публикация «Писем к провинциалу» в конце концов (уже в начале XVIII века) привела к тому, что воззрения казуистов были осуждены католической церковью, а иезуитский орден понес такие «имиджевые потери», что не может оправиться от них до сих пор. Да и возможно ли это, если в самом языке слово «иезуитский» стало синонимом слова «подлый». Казуистика перестала быть этическим «мейнстримом». И этот факт, несомненно, притормозил расцерковление Европы.

Куда менее известен Паскаль как реформатор (впрочем, неудачливый) нравов правящего класса. В поздних нравоучительных беседах, адресованных сыну герцога де Люиня, он настаивал на том, что сословная стратификация не имеет никакого значения в отношениях между людьми: «...обращаясь внешне с людьми согласно вашему положению, вы должны признавать через более сокровенную, но более истинную мысль, что в природном порядке ничто не возвышает вас над ними. Если общественное мнение поднимает вас над большинством людей, то пусть сокровенная мысль снижает вас и держит в совершенном равенстве с другими людьми, которое является вашим естественным состоянием». Подобная логика, столь очевидная для нашего времени, в середине XVII века была новацией. Но восторжествовала она не благодаря Паскалю, а благодаря естественной смене общественных формаций.

Сомнение, но не картезианское
Паскаль — не только теоретик, но и практик богословия. Будучи тяжело больным человеком (рак мозга, кишечный туберкулез, ревматизм), он никогда не жаловался на судьбу (тем более, что как христианин он в нее не верил), сам принимал лекарства и считал своим долгом наставлять окружающих в благочестии. Воспоминания его сестры Жильберты Перье свидетельствует, что ничто так не волновало ученого в последние годы жизни, как забота о нищих и больных. Он тратил огромные деньги на благотворительность, а за несколько месяцев до смерти спонсировал открытие первой омнибусной линии в Париже. Паскаль считается одним из первых устроителей общественного транспорта.

Проблемы, волновавшие ученого в последние годы жизни, изложены в его главной, катастрофически недописанной книге — «Мысли». О свободе воли и предопределении Паскаль рассуждает очень мало. Думаю, потому, что для него, практика, эти реальности были опытно не верифицируемы. Они являются предметом веры. Другое дело — человек в его психофизической данности. Он, по мнению Паскаля, заброшен в созданный Богом и выражающий Его величие мир. Правда, для грехопадшего естества это величие выражается в нескольких сходящихся бесконечностях. Человек ничтожен и перед бесконечностью макромира (вселенной) и перед бесконечностью микромира. К тому же, он вынужден бороться с теми проблемами, которые создают различные части его естества — каждая по-своему. Разум обманывает и обманывается, чувства приходят в расстройство от малейшего воздействия извне, воля увлекается частными интересами и пристрастиями Что же делать? Ответ Паскаля очень прост: в познании действительности и самого себя в ней иметь только один критерий — Иисуса Христа. Действительно, если внешний мир непостижим, а внутренний неустойчив, остается только одно — верить. Нет, не принимать Его как отвлеченный догмат. А жить сообразно Его заповедям, опытно, экспериментально доказывая их истинность. Паскаль был настроен резко полемически по отношению к рационалистической философии Декарта. Однако, как и Картезий, он ищет критерий истины в субъекте. Находит, однако, не cogito ergo sum, не до-опытные математические идеи, а Спасителя, который осуществляет Себя в тех, кто творит дела правды.

Тимур Щукин