Фаворский свет и русский снег

От абстракции к духовности

— Максим, расскажите о себе. Как выбрали путь художника?

— Родился я в Ростове-на-­Дону, но всю сознательную жизнь провел в Москве. У меня верующая, воцерковленная семья. С раннего возраста я посещал воскресную школу, алтарничал в храме. Моя жизнь всегда была ­как-то связана с Церковью, верой. Не только в духовном плане, но и в профессиональном тоже. Было много разных направлений и стремлений, а когда нацелился на нишу творческую, захотел стать именно художником. Мама стала отговаривать: дескать, чем семью ­кормить-то будешь? Этот вопрос тоже, естественно, меня волновал, но и творить хотелось, поэтому мы рассмотрели такой вариант профессии, как художник-­реставратор. Это очень интересная профессия, когда помимо академических предметов — живописи, графики, рисунка — ты получаешь еще и дополнительное искусствоведческое образование, учишься ремеслу реставратора, причем на серьезном уровне. Я поступил в Православный Свято-­Тихоновский университет и получил также богословское образование. После окончания университета сразу пошел работать в Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва. Там я занимался реставрацией икон и параллельно развивался творчески.

— Как рождался ваш необычный, ни на что не похожий стиль?

— Он родился не сразу. Впрочем, поиск продолжается до сих пор. Сначала мой стиль представлял собой некое беспредметное искусство — отстраненное, не связанное с духовным, светское, абстрактное искусство. Со временем это наскучило, и я начал искать новые формы. Из беспредметного я стал плавно перетекать к художественному осмыслению формы и духа, появились духовные образы. Здесь, конечно, наложил отпечаток постоянный контакт и работа с памятниками древнерусского искусства. Оказывает влияние и нынешнее место жительства. С супругой и детьми некоторое время назад переехали в Сергиев Посад, где у меня имеется мастерская прямо напротив Троице-­Сергиевой лавры. Когда отказался от абстракции, стал искать новые формы, появилось ­прямо-таки неистовое желание запечатлеть, передать через визуальные эффекты, фактуру, текстуру ощущение от соприкосновения с древним образом, памятником, иконой. Вот ты держишь в руках древнюю икону… А ведь часто она бывает практически обезличенная — ввиду большого количества поздних наслоений, потемнений, старой олифы… порой виден лишь один золотой венец… Но тем не менее ощущаешь удивительно благоговейное чувство от соприкосновения со святыней, которую с трепетом и верой держали в руках люди в течение нескольких веков, на которую молились, она ­кому-то помогала, спасала, творила чудеса… Вот это ощущение я хочу передать в своих картинах.
Начинал я с того, что пытался передать это ощущение через текстуру, фактуру, через материал, а не через ­какие-то конкретные формы. Поэтому мои ранние работы неподготовленному зрителю, наверное, будут непонятны. В них многое — от реставрационной практики, специальных приемов, методик. Помимо визуального аспекта стал прорабатывать идейно-­концептуальный слой. Поэтому начали появляться уже более узнаваемые формы, появилась конкретика, соотношение с современными материалами. У меня есть серия работ, которая называется «Street Forms», то есть «Уличные формы»: я фотографирую урбанистичные пейзажи, а потом переношу их в художественное пространство и в мастерской дорисовываю ­какие-то духовные образы. Меня вдохновляли красивые, воодушевляющие соотношения цветов, тонов, ­каких-то пятен. И внутри них я нахожу новые формы, в которых пытаюсь передать перекличку современного и древнерусского миров, когда сквозь обыденность проглядывает отблеск духовного, как сейчас говорят, нашего культурного кода. Это то, что мы не можем увидеть в реальной жизни ввиду нашей мирской греховной обыденности, но то, что мы можем постараться увидеть при желании. То есть это ­какая-то метафоричная история.

Дерево, металл, сухоцветы

— На вашей выставке есть несколько необычных работ, представленных в обрамлении старинных деревянных ставней — будто заглядываешь в сказочный мир… Что это за серия?

— У меня есть серии работ, выполненных в ­каком-то одном материале. Есть серия под названием «Lignum», что с латыни переводится как «дерево»: материалом в ней стал переработанный старый деревенский забор. Две работы оттуда представлены на нынешней выставке. Это, наверное, одна из первых больших осознанных серий, которая дала основательный толчок в развитии и выработке собственного стиля. Эта серия была представлена в Санкт-­Петербурге в музее современного искусства «Артмуза» в 2022 году. И думаю, это неслучайно. Мне Петербург духовно близок и очень интересен. Коллеги и друзья не раз говорили мне о том, что мои работы созвучны с атмосферой, ритмом этого города.
У меня есть серия работ под названием «Ferrum» (с латыни «железо»). Основным материалом там стали старые ржавые металлические пластины: сначала они стоят на улице, естественным образом ржавеют под дождем, а потом я выкраиваю фрагменты и переношу их на жесткую основу композиции. Создается впечатление, что это как бы реставрационный процесс: силуэты святых, которые я вытравливаю на металле, будто бы сами проявляются из материала. В такой технике это дает ощущение нетварности. Получается, что светлое духовное начало неистребимо проступает из тленного, материального, греховного… Как говорится, дух дышит, где хочет…

— Какая особенность работ из серии «И паче снега убелюся»? Что вы хотите сказать этой выставкой?

— Сегодня представлена одна из новых серий, которую можно назвать, пожалуй, самой реалистичной из моих циклов. Она называется «И паче снега убелюся», это слова из 50‑го псалма пророка Давида. В этой серии прослеживается метафоричное соотношение образа фаворского нетварного света, Божественного, райского со светом земным. Здесь я использую большое количество белого цвета. Это образы заснеженных, нам привычных российских пейзажей. Для изображения духовного, горнего света использовал новые материалы: при том что основную часть картины создаю маслом, я вшиваю в холст сухоцветы, а символические образы Святого Духа или Десницы Божией делаются аэрозолем. Белый цвет и сам технический способ нанесения позволяет добиться ощущения ­какой-то неземной дымки, нетварности. Покаяние, поиск, истина, свет —этими понятиями пронизаны проникновенные слова 50‑го псалма Давида. Именно о них я рассказываю зрителю в своих работах. Сухоцветы же здесь — это еще и перекличка со словами из 102-го  псалма «Человек, яко трава дние eго, яко цвет сельный, тако оцветет…» ― (в переводе на русский язык:«дни человека — как трава; как цвет полевой, так он цветет». Сухоцветы, таким образом, здесь выступают прообразом души человеческой.
Определенное настроение в этой серии работ привносит гармоничное соотношение материалов как с эстетической, так и с концептуальной точки зрения. Здесь всё натуральное: льняной холст, натуральный грунт, масляная краска, высушенные цветы. Мне хочется, чтобы мои картины пожили ещё ­какое-то время (были долговечными), и поэтому подбираю хороший, качественный материал. Например, очень важно именно вшивать сухоцветы, а не вклеивать их в холст, что рано или поздно дало бы окисление и разрушило структуру холста. Реставрационная база и практика очень много дают.

Свет духовный и …неоновый

— Как бы вы сами назвали свой стиль, есть ли похожие работы у других современных художников?

— Откровенно говоря, стараюсь не следить за современными авторами, чтобы невольно не влиться в общее течение. Это мой личный опыт. Когда мне ­что-то нравится у других, я начинаю невольно это переносить в свои работы, чего, конечно, не хотелось бы. То есть это происходит на уровне подсознания. Я бы назвал свой стиль просто и коротко — актуальное искусство. Ведь мой зритель не ­какая-то особая каста — это совершенно разные люди: верующие, неверующие, просто любители искусства.

— Вы ­как-то следите за судьбой своих работ?

— Конечно, я интересуюсь их судьбой, потому что все мои работы несут определенный духовный посыл, и мне хочется, чтобы они находились в правильном месте. В основном мои работы находятся в частных коллекциях или используются для домашнего интерьера. Недавно приобрели ряд работ для интерьера православного кафе при московском храме. Скажу, очень интересно, гармонично они там смотрятся.

— Раскроете секрет, какие материалы будете использовать в новом проекте?

— Последнее время мне очень интересно работать со светом. Я уже делал несколько арт-объектов, где использовал светодиодную ленту, неон. Я только нащупываю этот материал, эту форму, притираюсь к нему, пробую, но сделал уже несколько интересных проектов. В позапрошлом году был интересный проект «Путь Света». Это был такой первый христоцентричный парк современного искусства, где современные художники придумывали большие арт-объекты на тему христианства. Я делал огромные инсталляции из металла: один с образом Вседержителя и другой с образом Неопалимой Купины. Это были огромные условные фигуры с контурами из металлокаркаса, подвешенные высоко и оснащенные световыми элементами. Это был первый опыт работы с таким материалом, и мне очень понравилось. Сегодня на выставке представлены два херувима из такой серии, но мы не стали их подсвечивать, потому как решили, что они много на себя заберут внимания. Также меня последнее время очень волнует тема детства и юности, образы воспоминаний. Я прорабатываю новый проект, связанный с этим, и думаю, что, возможно, буду использовать ­какие-то артефакты, объекты, связанные, например, с годом моего рождения: обрывки газет, фотографии, кассеты.

Прямая речь

Директор Музея христианского искусства Даниил Недоступ:

— Это наша третья временная выставка и вторая выставка работ современного художника. Когда мы думали о концепции временных выставок, то сформулировали для себя следующий принцип: нам важно, чтобы выставки были не просто интересными, а были продолжением нашей основной экспозиции, чтобы они были созвучны с идеей, миссией нашего музея — раскрывать красоту христианского искусства и христианской культуры. И когда мы увидели работы Максима, поняли, что это то самое, что нам нужно.