Двадцать три из двадцати пяти. Воспоминания протоиерея Николая Конькова об отце Василии Ермакове
ПОВЕСТКА В АРМИЮ
С отцом Василием Ермаковым я познакомился перед уходом в армию. Даже точно помню число — 15 января 1967 года. К тому времени я окончил техникум, но, хотя мне уже исполнилось двадцать лет, всё равно волновался. Семья наша была глубоко верующей, и мама посоветовала съездить в Никольский собор, обратиться к любому батюшке и попросить отслужить молебен.
Мы и тогда жили, и сейчас я живу в Стрельне. В наше время рядом со Стрельной храмов много: восстановлена Сергиева пустынь, действуют храмы в Сергиево, бывшей Володарке, рядом с Балтийским вокзалом — храм Воскресения Христова. А в 60–70-е годы все направлялись в кафедральный Николо-Богоявленский собор.
Приехал я в собор, подошел к иконе святителя Николая, около которого, как всегда, было много народу. Вышел батюшка, имени его я не знал, с каждым поговорил, дошла очередь и до меня. Сказал, что получил повестку, иду в армию и хотел бы отслужить молебен святителю Николаю. Молебен был общий, и Спасителю, и Божией Матери, но батюшка обращался также и к святителю Николаю, и притянул меня к себе за рукав, а когда читал Евангелие, положил его мне на голову. После молебна подошел ко мне и благословил крестом: «Вы, молодой человек, не беспокойтесь, у вас всё будет хорошо, только не забывайте молиться своему небесному покровителю — святителю Николаю». Я спросил батюшку, как его зовут, он сказал: «Отец Василий» и помазал меня маслом от лампады. Потом у свечницы узнал его фамилию — Ермаков. Уходил я от него умиротворенным, всё волнение прошло.
У меня тогда, конечно, и мысли не было, что буду учиться в семинарии, стану священником. На следующий день отец повез меня в Петродворец, в военкомат, потом всех отправили в Ленинград. Почти все ребята собрались такие, как я, тех, кто сразу после школы, было очень мало.
Надо сказать, что помимо святителя Николая я всегда молился святому благоверному князю Александру Невскому, — и попал служить на его родину, под Переславль-Залесский, в войска ПВО. Правда, наша часть находилась в лесу, за двадцать километров от города. Служба в армии действительно обошлась без эксцессов, к тому же срок сократили до двух лет, а я служил еще меньше, так получилось: приказ о демобилизации вышел 5 декабря, в тогдашний день Конституции, и я 7 декабря, на великомученицу Екатерину, пришел домой. Поэтому почитаю эту святую, стараюсь в этот день всегда служить Литургию.
Во время службы в армии я думал о своем будущем. После техникума получил направление в институт имени Крылова по специальности «судовые приборы», но сомневался, надо ли мне учиться и работать дальше в этом направлении.
Биография
ДАТА, МЕСТО РОЖДЕНИЯ: 20 ДЕКАБРЯ 1927 ГОДА, БОЛХОВ, ОРЛОВСКАЯ ГУБЕРНИЯ ДАТА,МЕСТО СМЕРТИ: 3 ФЕВРАЛЯ 2007 ГОДА, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
ОБРАЗОВАНИЕ: ЛЕНИНГРАДСКАЯДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ (1953)
РУКОПОЛОЖЕНИЕ: В ДИАКОНА — 1 НОЯБРЯ 1953 ГОДА; В ИЕРЕЯ — 4 НОЯБРЯ 1953 ГОДА
СЛУЖЕНИЕ: НИКОЛО-БОГОЯВЛЕНСКИЙ КАФЕДЕРАЛЬНЫЙ СОБОР (1953–1976), СВЯТО-ТРОИЦКАЯ ЦЕРКОВЬ«КУЛИЧ И ПАСХА» (1976–1981), АЛЕКСАНДРОНЕВСКАЯ ЦЕРКОВЬ В ШУВАЛОВО (1981), ХРАМ ПРЕПОДОБНОГО СЕРАФИМА САРОВСКОГО НА СЕРАФИМОВСКОМ КЛАДБИЩЕ (1981–2007)
ВНИЗ С ВОРОНЬЕЙ ГОРЫ
Ещё до армии мне довелось познакомиться с митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом. Произошло это в Красном Селе, когда он приезжал туда служить. Он сказал, чтобы я приходил на его службы. Я спросил: «Владыка, а как я узнаю, где вы служите?» Он ответил: «Звони в Духовную академию на коммутатор», и дал номер телефона. В этом же храме я познакомился с Владимиром Гундяевым, будущим Святейшим Патриархом Кириллом. Знакомство это было очень важно для меня. Церковной молодежи в то время было очень мало, нас всех объединяла вера. Надо сказать, что ходили мы в храм не так, как сейчас. Я завидую нынешним мальчикам, которые прислуживают в храме, в том числе и в нашем: они могут надеть стихари, читать. А мы не могли носить стихари, про чтение и пение даже речи не было. Уполномоченный по делам религий, хорошо известный Григорий Жаринов, тщательно следил, чтобы молодежь в храме не помогала, поэтому всё было тайком. Мы могли только записки читать. Настоятелем был протоиерей Михаил Гундяев — отец будущего Святейшего Патриарха Кирилла. В комнате, где переодевались священники, в ящике стола лежали две стопки записок, и будущему Святейшему Патриарху всегда доставались записки о здравии — наверное, потому он и стал Патриархом, а будущему отцу Николаю — об упокоении, вот он и служит на кладбище (смеется).
Володя очень располагал к себе. У него было прекрасное качество, которое сохранилось и поныне, — умение выслушать человека. В четырнадцать-пятнадцать лет очень важно, что тебя слушают внимательно, не перебивают, не посмеиваются.
Ещё одно нас объединило — мы очень любили кататься на лыжах. Недалеко была Воронья гора, она знаменита тем, что во время войны там стояли дальнобойные немецкие орудия, которые прямой наводкой били по Ленинграду. Но с самого верха Вороньей горы мог съезжать только Володя, он бесстрашный был.
Воскресенья наши так и проходили. Мы получали благодать Божию от служения отца Михаила — он ревностно служил, и проповеди говорил очень хорошо.
Я как-то спросил у него: «Как вы готовитесь к проповеди?» Он отвечал: «Специально никогда не готовлюсь, а во время службы, когда поют „Верую“, молю Господа, чтобы Он дал мне какую-то мысль, и потом её развиваю». Это был настоящий дар Божий, который передался и его сыну Владимиру.
После богослужения мы и физически отдыхали — лыжи, морозец, снег. Потом садились на электричку и выходили каждый на своей станции.
ИНЖЕНЕРОВ — МНОГО, СВЯЩЕННИКОВ — МАЛО
После армии я устроился работать в Технологический институт имени Ленсовета и решил обратиться за советом к митрополиту Никодиму: идти мне дальше учиться или посвятить себя служению Богу. Владыка принимал свободно, просто дежурный спрашивал, куда ты идешь, и всех пускали.
До этого я уже разговаривал со своим отцом, он сказал: «Сынок, тебе надо решать самому». Самому решать было боязно — в те времена служитель Церкви ставил себя вне общества. Я решил посоветоваться с владыкой — как он скажет, так и будет. Он выслушал меня: «Вот так, — говорит, — Коля: у нас в Советском Союзе инженеров много, и хороших, и плохих, а вот священников очень мало. Поэтому благословляю тебе поступать в семинарию — иди в канцелярию и пиши прошение. Видел батюшку в коридоре?» — «Ходит там кто-то в подряснике, даже без креста, я внимания не обратил». — «Нет, возьми благословение, это твой будущий начальник протоиерей Владимир Сорокин». Отец Владимир был тогда инспектором семинарии.
Я спросил владыку, какие нужны документы, он сказал — рекомендация священника. Я ответил, что могу взять их у отца Михаила Гундяева или у отца Кирилла — Володя тогда стал уже иеромонахом. Владыка говорит: «Да я сам дам рекомендацию. А когда в поликлинику пойдёшь за 286-й формой, в графе, в какую организацию, — ты ведь в Технологическом институте работаешь? — не пиши, что в семинарию, напиши: Технологический институт имени Ленсовета». Я так и сделал. Правда, митрополит велел сразу уволиться из института, но я боялся, вдруг не поступлю, и не уволился.
Написал я прошение на поступление, и однажды пришла почтальонша и трясущимися руками передала мне письмо, на котором было написано: «Московский Патриархат, Ленинградская и Новгородская митрополия». Она таких писем отродясь не видела. Я расписался, распечатал его и прочитал: «Господь да благословит доброе намерение». И подпись: «Митрополит Никодим».
На вступительных экзаменах никакие оценки не объявлялись, после них проходило собеседование, там их и объявили. У меня только одна четверка оказалась, по пению. Владыка сказал, что я зачислен сразу на второй курс семинарии, недостающие предметы за первый курс должен был сдать. После этого я пошел увольняться. Несмотря на то, что уполномоченный Жаринов позвонил в отдел кадров: «Что это такое — человек после армии, с образованием, идет в семинарию!», им мой поступок показался настолько диким, что меня уволили сразу, даже отрабатывать не велели, лишь бы ушел.
Однажды, на праздник святителя Николая, когда владыка Никодим служил в Никольском соборе, он мне сказал: «С сегодняшнего дня будешь у меня иподиаконом». Я был иподиаконом семь лет: три года в семинарии, четыре — в Академии.
После Академии меня направили в аспирантуру в МДА. А 5 сентября 1978 года на приеме у Папы Римского скончался владыка Никодим.
ТЫ ХОЧЕШЬ СЛУЖИТЬ ЗДЕСЬ?
После аспирантуры я вернулся сюда, а рукоположение в сан диакона всё не происходило. Во-первых, не было мест в Ленинграде, а вторая причина — требовалось защитить уже написанную кандидатскую диссертацию. Год я проработал на двух работах: помощником эконома, отца Николая Тетерятникова, и помощником библиотекаря — ныне покойного протоиерея Стефана Дымши.
Потом место нашлось — в церкви святого благоверного князя Александра Невского в Шувалово, и меня рукоположили во диакона. Кстати, в этом храме до Серафимовского недолго служил отец Василий Ермаков.
Когда скончался протоиерей Михаил Сперанский — он у нас на 4-м курсе преподавал Священное Писание Нового Завета, — я поехал в Академию с ним проститься. И там вдруг кто-то потянул меня за рукав, оборачиваюсь: «Ой, батюшка, отец Василий!» Батюшка мне и говорит: «Иди к секретарю епархии, пиши прошение на рукоположение. У нас отец Борис Тихомиров выходит за штат, ему уже тяжело служить».
Секретарем епархии был тогда архимандрит Мануил (Павлов), ныне покойный митрополит Петрозаводский и Карельский, мы с ним иподиаконствовали вместе. «Вот, отец секретарь, прошение хочу написать на рукоположение…» — «Куда?» — «На Серафимовское кладбище». — «Да ты что! Там же старостой Павел Кузьмич Раина, мы туда только на исправление посылаем!» Я говорю: «Отец Василий Ермаков меня позвал». — «А-а-а, ну тогда ладно…»
В начале лета я написал прошение, меня вызвали к митрополиту, владыке Антонию (Мельникову). Он был последним из рода Нарышкиных. (У меня дедушка тоже дворянин, профессор Горного института Сергий Прошутинский.)
Владыка Антоний говорит: «Всё хорошо, но только кто вас будет рукополагать? Я уезжаю на лечение в Карловы Вары, владыка Кирилл в командировке…» Я предложил — пусть меня рукоположит владыка Мелитон (Соловьев), который рукополагал и в сан диакона. Владыка Мелитон в то время уже оставил пост ректора Духовной академии, но за штат не выходил. Митрополит Антоний согласился.
И вот 1 июля 1984 года, на празднование Боголюбской иконы Божией Матери — с тех пор особо чту этот образ, — меня рукоположили в сан иерея. По идее, мне надлежало проходить 40-дневную практику в Александро-Невской лавре, но прослужил я там всего пару дней, как меня вызвали к отцу секретарю: «Всё, поезжай на приход, служить некому, там и опыта наберешься!»
И 5 июля я сослужил отцу Василию первую Божественную литургию, которую я помню до сих пор, настолько это служение было проникновенным, горячим, молитвенным. Это чувствовал и я, и — не ошибусь, если так скажу, — люди, стоявшие в храме.
После богослужения мы пошли в маленькую комнатку, отец Василий положил мне руки на плечи и спросил: «Отец Николай, ты хочешь служить здесь?» — «Конечно, тем более — под вашим руководством. Мне бы хотелось как можно чаще сослужить вам». — «Тогда запомни, что здесь устав — это я. За всё я отвечаю перед митрополитом, патриархом и перед Господом Богом». Так я и отслужил с ним двадцать три года — сам-то батюшка служил здесь двадцать пять лет.
Протоиерей Николай Коньков, диакон Михаил Преображенский (ныне иерей) и протоиерей Василий Ермаков
ПАВЕЛ КУЗЬМИЧ
Тогда в храме было только трое священников: отец Василий, я и отец Константин Смирнов, он сейчас служит настоятелем в храме Спаса Нерукотворного на Конюшенной площади. Конечно, это очень мало, но староста Павел Кузьмич Раина никого не принимал в штат — зарплату не хотел платить.
Павел Кузьмич происходил из священнической семьи, но к своим обязанностям — вставлять священнослужителям палки в колеса — относился ревностно, уполномоченному исправно всё докладывал. У нас был псаломщик, который записывал за отцом Василием все его проповеди. В то время священники, получая регистрацию, подписывали бумагу: «Я, такой-то, обязуюсь заниматься религиозной пропагандой только в стенах храма». То есть никаких молебнов, никаких панихид вне храма. У Павла Кузьмича отец, протоиерей Косьма Петрович Раина, мать Мария и другие родственники похоронены рядом с алтарной частью храма, так он даже не давал нам служить панихиды на могиле своих родных!
Но после 1000-летия Крещения Руси уполномоченного сразу сняли и отправили на пенсию, стали снимать и старост. Павла Кузьмича нашего «убрали» очень быстро, свою роль сыграло еще и то, что к нам приехал митрополит… и чуть не провалился, поскольку доски в полу были гнилые. Кузьма Петрович не следил за храмом, он только за нами следил. Митрополит сразу же издал указ, старосту отправили на пенсию, и батюшка Василий стал не только настоятелем, но и председателем приходского совета.
ЛИТУРГИЯ ПОСЛЕ ЛИТУРГИИ
После 1988 года резко изменился возрастной состав прихожан: раньше молодежь побаивалась ходить в храм, за это могли исключить из института, уволить с работы… Записи в церковных книгах все проверялись, надо было указывать не только имена тех, кто крестился или венчался, но и домашние адреса, телефоны.
Скажу точно, что «больше» народу в нашем храме после 1988 года не стало, потому что народ здесь был всегда. А народ ходил, потому что отец Василий — особый проповедник, особый наставник, человек не только большой духовности, но и большого жизненного опыта. Но главным было его особое отношение к Литургии, к молитве, переживание событий Литургии, ведь Литургия — это вся жизнь Спасителя, от Рождества до Воскресения. Горячая молитва, любовь к служению — люди это чувствовали.
Отец Василий исполнял заранее те слова, которые впоследствии сказал патриарх Алексий II: «Литургия должна совершаться и после Литургии». Батюшка задолго до этих слов так и делал: отслужив, наскоро выпив чаю, он шел к народу. Люди шли к нему со своей болью, со своей бедой. Он всех выслушивал, со всеми говорил, успокаивал. Кому нужно было, служил молебны, панихиды. Момент общения священника с народом — это очень важно.
Когда гонения на Церковь закончились, священнослужителей на нашем приходе прибавилось. В первую очередь батюшка говорил всем молодым священникам служить с ним Литургию, чтобы его богослужебный и молитвенный опыт им передавался. По своему опыту знаю, как это важно, и я благодарен Богу, что практику проходил именно у него, что начал свое священническое служение с таким опытным в духовном и в жизненном плане священником.
Конечно, батюшки приходили к отцу Василию со своими житейскими проблемами: спрашивали, как наладить отношения в семье, как воспитывать детей. Про воспитание детей отец Василий говорил очень интересную вещь: детей надо приучать к природе, чаще с ними гулять, ходить в лес по грибы, по ягоды. Ходят с детьми в лес многие отцы, но отец-священник должен воспользоваться этим, чтобы рассказывать о Творении Божием, показывать, что на дереве нет даже двух листочков одинаковых — настолько всё сложно устроено. Батюшка и сам водил своих детей в лес, когда они летом снимали дачу в Карташевке.
На нашем приходе батюшку не забывают, мы регулярно служим на его могиле литии и панихиды. Хочется, чтобы у людей была чистая, спокойная, молитвенная память об отце Василии, чтобы не забывали о том, чему он учил. Мне кажется, если кто-то был знаком с батюшкой и беседы с ним отложились в его сердце, в нашем храме такой человек всегда будет чувствовать присутствие отца Василия.
