Древнее новое искусство
Начать с нуля
Руководитель мастерской Вера Казарина заинтересовалась церковным шитьем ещё в 1990‑е, воцерковляясь. Узнала, что секреты этого мастерства утрачены, традиция прервалась. И прежде она уже прерывалась — в петровскую эпоху, когда многие традиционные русские церковные ремесла были забыты, во всём старались следовать западным образцам. В конце XIX века, когда вновь возник интерес к отечественному церковному искусству, она возродилась… чтобы вскоре снова прерваться на семьдесят с лишком лет. Приходилось всё начинать с нуля, методом проб и ошибок.
Поучиться шитью в 1990‑е можно было в Пюхтицком женском монастыре. Но чтобы ехать учиться в другую епархию, нужно взять благословение у правящего архиерея. Владыка — тогда это был митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Ридигер) — обещал дать благословение, но в эти же дни был избран Патриархом. Оказалось, что про свое обещание он не забыл, — и благословение дал.
— В Пюхтицы я приехала по благословению Патриарха, но одна — письмо ещё не дошло до обители, — вспоминает Вера Борисовна. — А я знала только, что надо на всё благословение брать. Пришла к домику игумении Варвары и передала, что приехала в золотошвейную мастерскую учиться. Стою, жду. Несколько часов стояла, и вдруг меня благословили. Потом оказалось, что письмо до них ко времени так и не доехало. Тогда ведь ещё не было электронной почты, телефонная связь тоже не была так доступна. Причем туда никого «с улицы» не пускают, а меня пустили. Уже перед самым моим отъездом наш батюшка приехал с этим письмом. В мастерской я не попала на ручную вышивку, занималась машинной, сборкой плащаниц, но это был большой опыт. Очень яркие воспоминания о том времени остались. То есть я начала в монастыре — и в результате тоже оказалась при монастыре.
На вопрос, сохранялись ли в Пюхтицах какие-то традиции, Вера Борисовна отвечает:
— Теперь-то я понимаю, что нет, что у них были свои придумки. Тогда все тыкались куда могли, смотрели старые работы и что-то пытались сделать подобное. Когда я вернулась, мне так хотелось учиться дальше, а учиться было негде. При Исидоровском храме действовало Общество православного возрождения, это был 1998 год. Алексей Алексеевич Живаев, заслуженный художник РСФСР, он расписывал храм Христа Спасителя, нас тогда учил созданию картонов под вышивку.
Учить и одновременно учиться
Чтобы совершенствовать мастерство, Вера Борисовна решила… сама вести курсы:
— Самые первые курсы — это скорее был кружок, я ведущая. Какие-то азы преподавала — и дальше развивалась вместе с учениками. Но нас пускали в музеи как организованную учебную группу, это было очень важно, поскольку образцы было взять больше неоткуда. У меня всегда была идея, что надо общий курс сделать, чтобы там была и история, и библеистика, и рисунок… Но когда у меня родился пятый ребенок, всё на какое-то время прервалось. И уже в начале 2000‑х в Академии постдипломного педагогического образования мне удалось снова создать курсы. Потом в Герценовском университете я стала активно общаться с Межвузовской ассоциацией «Покров», оттуда и название нашей мастерской появилось, и там нас очень поддержали. Как раз в это время стали проводить конференции в Москве, дело потихоньку стало развиваться. Мы первую конференцию в 2004 году провели, с выставкой, это, конечно, было важное культурное событие, когда со всей Руси Великой привезли современные шедевры традиционного церковного шитья, и на конференции все вместе — ученые, педагоги, мастера, реставраторы — выступили и осветили предмет со всех сторон.
Возрождением древнерусского шитья одновременно стали тогда заниматься во многих городах, люди обменивались опытом. В Москве можно получить высшее образование по этой специальности — в Свято-Тихоновском гуманитарном университете, но в Петербурге дальше курсов дело поначалу не пошло.
— В начале двухтысячных на кафедре изобразительного искусства в Герцена мы писали учебные планы: они были готовы открыть такое отделение, но платное, и это всё зависло, — вспоминает Вера Борисовна. — Несколько лет назад они всё же магистратуру открыли, там выучились несколько наших мастериц, они теперь дипломированные педагоги. А я поступила в аспирантуру в Академию художеств, написала диссертацию по орнаментальному древнерусскому шитью, защитилась в 2011‑м. Потом в Русском музее работала, в издательском отделе.
Вера Казарина организовала Покровские чтения, потом, когда мастерская поступила под молитвенный покров Константино-Еленинского монастыря, стала принимать участие в ежегодных Линтуловских чтениях, проводимых обителью. В этом году конференция пройдет в 19‑й раз. Светскую трудовую деятельность Вера Борисовна закончила в Академии художеств — была директором научного архива.
— Благодаря тому, что я там работала, провела в Академии конференцию и выставку. Это произвело фурор, хотя поначалу было сопротивление со стороны руководства: с какой стати, что это за «поповское» искусство… Но мы придумали прекрасный ход — назвали наше мероприятие «Возвращение к истокам»: когда-то в музее Академии художеств был большой раздел древнерусского шитья, потом эти памятники составили основу коллекции Русского музея. И мы под этим соусом сначала в самой Академии, потом в академическом музее провели конференции. Все наши, кто выступал, получили дипломы Академии художеств и Музея Академии художеств. В свое время мы вступили в Союз художников, за это спасибо Альберту Серафимовичу Чаркину, он ведь был верующим человеком, вот и пустил церковное искусство в Союз — просто продавил своей властью, своим авторитетом, потому что тоже многие возражали. Мы все оптом подготовились и вступили, хотя, конечно, церковное искусство и Союз художников — антагонисты: там «творчество и я», а здесь «творчество и мы». Но статус всё же нужен, мы получаем дипломы, это государственное подтверждение. И надо сказать, что совсем недавно это принесло наконец свои плоды. Я стала преподавать в православном колледже при Николо-Сольбинском женском монастыре: на отделении декоративно-прикладного искусства у них есть предмет «церковная вышивка». И я им там со своими «погонами» для статуса очень нужна. Ну и опыт огромный накоплен, мне есть что передать. Тут и мой супруг постарался, он помог им получить лицензию на мою программу по обучению древнерусскому шитью для Валаамской гимназии. Сначала Патриархия их благословила, а потом прошли государственное лицензирование. А сейчас матушка Илариона и у нас благословила так сделать. Будем пока ученикам выдавать дипломы Валаамской гимназии.
Хорошее слово «сотрудники»
Долгие годы мастерская не имела помещения, мастерицы встречались по домам, часто вышивали изделия по частям, а потом собирали воедино. Всё изменилось в 2007 году, когда мастерскую взял под крыло Константино-Еленинский монастырь.
— Мы так обрадовались, что монастырь появился в наших краях — у нас недалеко была дача, — продолжает Вера Борисовна. — Матушка Илариона с любовью нас приняла, и мы стали сотрудниками — вот это хорошее слово, «сотрудники». И конечно, под покровом монастыря совсем другая жизнь началась. Но это помещение в МФК «Наследие» появилось совсем недавно, а до того нас отсутствие мастерской преследовало. В монастыре особо места-то и нет, на подворье тем более. Мы делили помещение с музеем. А теперь у нас есть эти комнаты, лет пять уже. Матушка Илариона раньше регулярно к нам приходила, беседовали, чай пили… Теперь она занята всё больше и больше. Так-то они за городом, и мы, к сожалению, часто ездить туда не можем.
Сейчас в мастерской пятнадцать мастеров плюс ученики и онлайн-обучение, которым как раз занимается Вера Борисовна.
— Я веду онлайн-курсы, у меня очень много учеников из разных стран. Мы потом на конференции их зовем, на выставки. Много лет я трудилась над проработкой программы курса, потому что нужно показывать не только процесс, но и теорию, историю — для меня всегда было очень важно, чтобы люди прирастали к традиции, к истории Отечества. Занятие церковным шитьем — это возможность воцерковления через руки. Неверующему человеку это вряд ли интересно. Если человек не верует — для чего он приходит? Здесь денег особых не заработаешь. А красивого и так много всего. То есть обязательно у человека должен быть поиск Бога. Бывали такие, кто приходил в надежде на заработок, но они никогда не задерживались. А кто приходил с желанием послужить, те оставались. Здесь долгий, очень долгий путь обучения. Я 35 лет этим занимаюсь, и у меня ощущение, что это только начало. Мало научиться швам, чем дальше, тем больше нужно изучать. Наша работа — отношения со святыней. Вот храмовая святыня — плащаница, ты прикасаешься к святыне, всё время общаешься со святым образом.
Ученики по-прежнему находят «Покров» по «сарафанному радио» — оказалось, что это самый надежный способ. К тому же много учеников принять мастерская просто не в состоянии — сейчас, например, очно обучаются всего восемь человек.
— Все мои онлайн-ученики — русские. Переводить курс на другие языки у нас, к сожалению, пока нет ресурсов.
У мастерской есть заказы из других городов. Сотрудничают мастерицы и с современными художниками — например, с руководителем Студии христианского дизайна Ярославом Стародубцевым, художницей-вышивальщицей Марией Черкашиной.
Дело не в руках, а в желании
Нужен ли для шитья особый талант? Если не получается — это всё, приговор? Вера Борисовна отвечает неожиданно:
— Часто я видела людей очень талантливых, которые всё хватают на лету, — и р-р-раз, они уже улетели куда-то. А кому не давалось, не выходило, таланта не хватало, но они держались, — у них всё получалось в конечном итоге.
Ещё один преподаватель «Покрова» Светлана Александровна Скокова закончила ту самую магистратуру в Университете Герцена, она теперь ведет очные курсы.
— Все наши способности и умения в основном приобретаются опытом, — дополняет она. — Если человек настойчиво к чему-то идет, в конце концов количество переходит в качество. Наверное, дело не в руках, дело в желании. Если человек всё время постигает какие-то нюансы, трудится, то, конечно, у него всё лучше и лучше получается. Есть люди, у которых всё сразу получается, и они тоже остаются и работают, но я не могу так сказать, что одни лучше других.
Обучение на курсах рассчитано на три года. Первый год мы осваиваем орнаментальное шитье, человек в эту тему погружается, тренируется, потому что связь рук с головой очень важна, и она не сразу возникает. На второй год начинаем личное осваивать, потихоньку вышиваем лик, так называемый тренировочный, потом уже заключительная работа — вышивка иконы. Человек должен вышить икону с начала до конца сам, но по прорисям, которые у нас есть. Ученики не делают прориси сами. Конечно, мы изучаем иконописный рисунок, поскольку человек должен видеть и ошибки, и различные важные моменты, должен отслеживать, как слагается икона.
Но если человек невоцерковленный и за первый период обучения ничего в этом отношении у него не изменилось, то, как правило, он просто не вышивает лики. То есть, может быть, и вышьет какой-то лик по учебной программе, но потом не берется: шитье ликов — это ведь практически иконопись. В основном такие люди просто заканчивают свое обучение орнаментальным шитьем. Лики все-таки большая ответственность.
Есть ли в мастерской квалификационные категории?
— Наша мастерская — скорее община сестер, а не предприятие, — объясняет Вера Борисовна. — Просто есть сестры старшие и младшие. Кто мастер уже созревший, занимаются личным шитьем. А так у нас даже после первого курса ученики принимают участие в проектах. Это сообщество, община. Слава Богу, что удалось воплотить древнерусский идеал соборной работы. Люди единодушные собираются, живут общей жизнью, общими интересами. И молитвенная жизнь тоже есть, все церковные. К сожалению, не прихожане одного храма: у нас большой город, — но мы близкие, дорогие друг другу люди.
Сёстры
— Большинство из нас — многодетные матери, у меня самой пятеро, — продолжает Вера Борисовна. — Когда они были маленькие, у меня посреди квартиры пяльцы стояли, пробегу мимо — сяду, немножко что-то сделаю, ну и вечером, когда всех уложу спать. Благодаря этому, думаю, и сохранила себя, и для детей была умиротворенная и радостная. Я считаю, что вообще благословение на семью идет от этой деятельности, это идеальное занятие для женщины: не приходится разрываться между семьей и работой. И эта работа дает правильное устроение. Бывает такая проблема — дети вырастают, а родители не отпускают их. И мне иной раз, конечно, грустно, что дети вышли во взрослую жизнь, они заняты, я не могу их видеть часто, но никакого желания «привязать» к себе, лишить своей воли никогда не было. Три из моих четырех дочерей тоже вышивали, одна даже имеет диплом, закончила ту самую магистратуру. Один мой зять как-то сказал, что надо искать, где платят больше, где карьера лучше. Я говорю: «Это неправильный выбор. Надо заниматься тем, что любишь и что хочешь делать. А потом уже придет и карьера, и заработок». Это роскошь, что я занимаюсь тем, что мне действительно нравится. Господь подал такую роскошь, а до этого я тридцать лет билась в закрытую дверь. Зять говорит: «Ну, вы-то подвижник!» Для детей в современном быстром мире это очень хороший опыт — что можно служить своему делу, не ожидая результата, а он, может быть, и будет.
Среди мастериц есть те, кто сопутствует Вере Борисовне с самого начала.
— Вера открыла первые курсы, и моя подружка пригласила меня на занятия в Спасо-Парголовский храм, — рассказывает Марина Петровна Трекущенко. — Поскольку у меня техническое образование, я хорошо всё запоминала, мне очень нравилось шить. Потом у меня появился ребенок, и был перерыв. Когда ребенок подрос, я позвонила Вере, она меня вспомнила и пригласила домой. Шились тогда хоругви в Серафимовский храм, и она меня сразу посадила работать золотом по картону. Я пошла к приснопамятному отцу Василию Ермакову: «Можно, батюшка, мне хоругви вышивать?» — «Вышивай что хочешь!» Летом Вера мне эти хоругви на дачу дала. Вскоре у меня появились младшие дети, так что речь о какой-то другой работе не возникала. Я два раза на курсах училась: в самом-самом начале, а потом уже здесь. Бывает, работу приходится брать домой, но я предпочитаю в общих работах участвовать, потому что это действительно дело соборное, здесь мы обретаем силы, это так помогает в жизни — все скорби, которые есть у любого человека, мы здесь преодолеваем. Вне мастерской мы тоже общаемся, много путешествуем: в Крым, в Сольбинский монастырь, в Тихвинский… Верочка очень хороший организатор.
Светлана Скокова увлеклась вышивкой благодаря встрече с Верой Борисовной.
— Лет тридцать назад мы с ней волею судеб оказались летом в одной деревне в Псковской области, — вспоминает Светлана Александровна. — И как-то она мне рассказала про свою вышивку и показала, что делает. Я была поражена, захотелось тоже заниматься богоугодным делом. У Веры Борисовны в то время были проблемы со здоровьем, и она меня направила учиться в мастерскую «Убрус», я благополучно отучилась и вернулась в «Покров». Сначала, когда дети были маленькие, я брала работу на дом, вышивала всегда с большой радостью. А когда дети подросли, мы большие работы в мастерской выполняли. В какой-то момент Вера Борисовна решила, что нам надо при монастыре курсы открыть. В 2017 году она мне просто сказала: «Всё, ты будешь вести курсы». Мы стали набирать народ, многие после окончания курсов остались у нас работать.
Елене Неверовой давно нравилась церковная вышивка, но жила она на Камчатке.
— В 2005 году побывала в Москве проездом, увидела магазин церковных тканей и жемчуга. Очаровалась абсолютно и приобрела там ниточку жемчужную, несколько моточков ниточек золотых и кусочек шелковой ткани. Всё я дома сложила красиво в шкатулку — и оно красиво лежало: научиться чему-то не было никакого шанса. Потом пошли дети, выросли… Но ничего не менялось, пока я не переехала в Петербург в 2016 году.
Случайно, прогуливаясь по улицам, Елена Глебовна забрела в храм преподобномученика Андрея Критского — подворье Константино-Еленинского монастыря, и увидела объявление курсов по вышивке, но именно тогда преподаватель заболел и курсы временно приостановили работу. В 2023 году она узнала, что курсы возобновились, но группа уже набрана, мест нет.
— Я попросила дать мне шанс, мне его дали, я стала учиться. Получалось не сразу: требуется много моторики не просто мелкой, а мельчайшей. Здесь нужно и глаз меткий иметь, не только руки. Самое интересное в процессе обучения, что от мастера к ученику передается видение, как стежок положить, как иголочку держать. Мне важно видеть, как педагог сама это делает. Потом меня стали привлекать как подмастерье, знаете, как в старинных мастерских. То шнурок скрутить, то иголочкой пришить что-то. И я совершенно довольна: ты не просто копошишься в своих бытовых заботах и в работе для хлеба насущного, а делаешь сверх обычного бытового смысла, и твоя работа глаз радует. Ты вроде бы и не художник, но что-то сделал красивое.
В мастерской есть люди с художественным образованием, им проще дается материал. Но себя Елена Неверова сравнивает с певцами, которые поют на слух.
— У меня муж — священник, и мне хотелось сделать что-то, что нужно было бы ему на службах. Когда мы начинали с ним 27 лет назад на приходе, у него такое облачение было — как говорится, обнять и плакать: из каких-то занавесочек, бахрома взята с пионерского флага… Ну, ничего было не раздобыть в глухом городке на Камчатке. Для его храма я сделала закладку для Евангелия, сейчас икону вышила…
Елена Ганту успела поработать в храме и уборщицей, и свечницей. Потом обнаружила, что в училище благочестия на подворье Константино-Еленинского монастыря есть курсы орнаментального шитья, вела их тогда ныне покойная Светлана Гладских.
— Она не всех обучала, хотела, чтобы человек был воцерковленный, — вспоминает Елена Владимировна. — Мне сказала: приходите, я вас возьму. Но лет пять я медлила, всё думала — потяну, не потяну: дети были маленькие. Закончила курсы за 4 года, потом началась пандемия, и Светлана Анатольевна, к сожалению, умерла. Я была последней ученицей, которая закончила у неё курсы и получила сертификат. Оказалось, она всё, что накоплено в мастерской, оставила в моем распоряжении. Оставалась еще работа, которую мы начали с ней, — риза на Казанскую икону Божией Матери. С мастерской «Покров» мы сидели в одной галерее, мы на них смотрели, они на нас… В какой-то момент Вера Борисовна, проходя мимо меня, с приветливой улыбкой спросила: «А что дальше-то, когда вы закончите эту работу?» А я не знаю, знаю только, что хочу шить. Она говорит: «Пойдемте к нам». С удовольствием пришла, и теперь не могу без мастерской, если дня четыре пропущу, заболеваю. Я в мастерской совсем недавно, но это уже моя семья, они приняли меня… Это ощущение, когда вокруг тебя близкие люди и тебе ничего не надо объяснять. Мои друзья невоцерковленные смотрели поначалу странно, а сейчас говорят: мы так рады, что ты себя нашла. И дети уже смирились, что мама либо в мастерской, либо дома шьёт. Они, если что-то сделать надо, говорят: «Мама, я сделаю, а ты сиди, шей…» Благодарю Бога бесконечно — в 56 лет, во второй половине жизни, я нашла именно то, что мне надо.
У Натальи Юрьевны Захаренко своя история.
— Я вышиваю с пяти лет, — говорит она. — Мне в свое время родители привезли из Москвы чешский наборчик: платочки крестиком. Я освоила все или почти все светские техники: крестик, гладь, ришелье, мережку. Жила в Подмосковье, поступила в Институт имени Сурикова в Москве, закончила, а рядышком, это был 1991 год, только-только открылся Андроников монастырь, его вернули Церкви, и я стала туда ходить.
Началось с того, что приятельница попросила Наталью вышить маленькие иконки Анастасии Узорешительницы и преподобного Сергия Радонежского. Кроме того, на последнем курсе, в 1996 году, Наталья пошла работать в издательство «Православная энциклопедия». Для работы надо было посещать и музеи, и заповедники, бывать в Ленинской библиотеке. А там имелась возможность заказывать книги с образцами швов и исторических работ. Знакомый священник заказал ей поручи и епитрахиль. Она нашла образцы в книгах и вышила.
В 2005 году Наталья Захаренко вышла замуж и переехала в Петербург, приятельница познакомила её с Верой Борисовной. Мастерская тогда располагалась при храме Воскресения Христова у Варшавского вокзала.
— Я получила первое задание — вышить пасхальную закладку жемчугом, сделала её с большой радостью. А потом выяснилось, что у меня будет пятый ребенок, и дальнейшее сотрудничество отдалилось аж до 2018 года. Тогда в поисках работы я нашла вакансию «сотрудник архива Академии художеств». Ну, я же историк искусства и критик по образованию, пошла. А там Вера Борисовна в то время работала. С Академией художеств у меня не сложилось, а в мастерскую я вернулась. Безмерно благодарна Вере Борисовне, потому что, по сути, я сама что-то насмотрела, что-то попробовала, но систематического образования, как у Светланы Александровны, я не получила. Мне всё показали, что-то сразу доверили. На тот момент в работе были хоругви для Линтульского подворья монастыря. Иногда беру работу домой, потому что живу я в Кронштадте, ездить не очень близко… Думаю, это высшее творчество — когда ты можешь поработать для Церкви. Когда ты делаешь то, что непосредственно участвует в богослужении, — это твое служение, пусть крошечное. Может быть, этим смогу перед Богом оправдаться, когда Господь призовет.
— Это действительно идеальное устроение, когда у человека есть возможность заниматься тем, что он любит, — резюмирует Вера Борисовна. — Мы старались, а результат — от Бога.
