Добрые люди из Череменца. Иоанно-Богословский Череменецкий монастырь

От эстрады до кельи

Монастырь видно издалека. Вдоль берега полуострова кругом проходит дорога, словно окольцовывая холм, на вершине которого возвышается главный собор обители — храм святого Иоанна Богослова, — а по склонам стоят хозяйственные и жилые постройки: воссоздаваемый по старым чертежам настоятельский дом и братский корпус, трапезная и гостиница.


До первозданного облика монастырю пока далеко. Фотографии начала прошлого века показывают картину крепкого, хорошо поставленного хозяйства: с кузницей, мельницей, множеством послушников. Но, как говорят сегодняшние насельники, обитель восстанавливается очень быстро, меняясь прямо на глазах.

— Посмотрите, — говорит эконом и казначей иеромонах Владимир (Рогачевский), — здесь у нас небольшой прудик. Этим летом хотим его расширять и запускать туда карпов и красноперок. В прошлом году наши поймали в озере пять раков, их я тоже отправил в пруд, но прижились или нет, еще не проверял. А по эту сторону будем выкорчевывать пни, но тоже пока не придумали, чем засадим. Картошку мы всегда закупали, но несколько месяцев назад нам завещали гектар земли неподалеку, так что теперь кормиться будем с него.


Отец Владимир — помощник настоятеля Иоанно-Богословского монастыря епископа Гатчинского и Лужского Митрофана (Осяка). В обители он больше 15 лет, начинал с простого послушника. А вырос в интеллигентной петербургской семье. Больше всего на характер и мировоззрение будущего иеромонаха повлиял его дедушка — офицер царской и Красной армии, а потом политзаключенный, отсидевший 10 лет в лагерях по страшной 58-й статье, но не сломленный тюремной жизнью и не растерявший благородства. Он учил внука и правилам этикета, и первым молитвам.

— После армии я учился по классу саксофона в училище Римского-Корсакова, — рассказывает отец Владимир. — Помню, после занятий все шли на Сенную в пивной бар «Старая Застава», и я один — в Никольский собор. Если бы узнали, могли исключить, ведь я был секретарем комсомольской организации всего факультета.


В мирской жизни отец Владимир работал со многими музыкальными коллективами и артистами. Как говорит он сам, не удалось посотрудничать разве что с Аллой Пугачевой, хотя с ее зятем Владимиром Пресняковым активно гастролировал года два. Но эстрадную практику пришлось оставить в последнее десятилетие прошлого века: концерты среди беднеющего населения стали совсем непопулярны — прокормиться бы. И музыкант ушел из шоу-бизнеса. Работал где только можно, в том числе и продавцом в магазине. Но при этом всё так же не оставлял мысль о том, что жизнь надо посвятить Богу. В конце концов так и произошло — он пришел в монастырь.

Теперь отец Владимир один из двух (не считая настоятеля) священников в обители. Второй — иеромонах Иларион (Качур), который отвечает за техническую базу монастыря (например, у монахов есть свой КАМАЗ и автобус). Кроме того, он окормляет расположенную под Лугой военную часть — поэтому часто на воскресной службе можно видеть солдат.

Каждое воскресенье иеромонах Иларион привозит на Литургию солдат из Луги

Особенности народного меценатства

Чтобы восстановить монастырь из руин, требуются деньги. Очень сильно помогает министерство культуры, но немало удается собрать и с помощью благотворителей.

— Что интересно, — говорит отец Владимир, — охотнее на помощь приходят бизнесмены из соседних районов и регионов — Петербурга, Пскова, Новгорода, — а вот лужские коммерсанты на доводы монахов о том, что под боком у них находится самое настоящее чудо, реагировали не так охотно. Раньше здесь была туристическая база. Они и привыкли относиться к нам как к турбазе. Сломать этот стереотип удалось далеко не сразу. Люди приходили и даже удивлялись тому, что теперь здесь живут монахи. Всё никак не могли привыкнуть. Сейчас, впрочем, ситуация поменялась, и лужские предприниматели тоже обратили на нас внимание. Кто материалы строительные подвезет, кто — деньгами поможет, многие на время отпусков приезжают помочь руками.

Самый важный этап реставрации монастыря — восстановление Иоанно-Богословского собора. Работа шла необычайно быстро, завершить ее удалость за считанные месяцы. А завершающий момент — водружение куполов — был ознаменован настоящим чудом. По крайней мере, так говорят монахи:

— Стоял февраль, — рассказывают они. — Перед самым освящением куполов поднялся сильный ветер. Мы еще думали: как же кран будет их поднимать? И вот, на удивление, как только молитва была окончена, ветер неожиданно стих, установился полный штиль: ни дуновения, ни дождинки, ни снежинки. Установка куполов заняла всего-то часов десять, и, как сказали нам приехавшие из Ростова и Ярославля рабочие, это очень мало — обычно на такие работы уходит двое-трое суток минимум. Ветер поднялся вновь, лишь когда наместник монастыря давал интервью телеканалам… Да, а через пару дней над островом засияла радуга. И это в феврале месяце.

Национальная солидарность

Когда взбираешься по склонам монастырского холма к собору, первое, что отмечает глаз, — обилие разбросанных там и сям надгробий. Часть могил сохранилась на своем месте, но основное кладбище, где нашли последний приют проживавшие поблизости дворяне и чиновники, было разрушено при большевиках.

Вот плита с могилы Александра Артамоновича Муравьева, живописца и графика, сына декабриста Артамона Муравьева. Вот — с захоронения Александра Петровича Квашина-Самарина, действительного статского советника. А совсем рядом с собором — усыпальница графов Половцевых, меценатов, много помогавших монастырю до революции. Их усадьба располагалась совсем неподалеку, в деревне Рапти. В царские времена частым гостем особняка Половцевых был великий князь Константин Константинович Романов, в страшные тридцатые сюда приезжали на отдых высшие чины НКВД, в том числе и сам Ежов, в годы Великой Отечественной войны в особняке хозяйничали немцы, которые и взорвали его в 1944 году при отступлении.

Недалеко от вновь возводимого настоятельского дома брошенной лежит плита с могилы Егора Карловича фон Лоде, прокурора Евангелическо-лютеранской консистории, купившего в начале XIX века деревню неподалеку. С этим надгробием связана такая история: однажды монастырю требовалось большое количество цемента. Отец Владимир просил помощи у предпринимателя из Германии, но тот всё отказывался: с какой стати? И тут отец Владимир упомянул, что в монастыре похоронены дворяне немецкого происхождения. Довод оказался веским.

Как я стал монахом

Около 25 лет назад было ликвидировано государственное предприятие «Ленрыбпром», куда после армейской службы трудоустроился выходец из Ульяновской области Александр Кежапов. На предприятии он относился к «элитной» части рыбаков — у него была виза. На рыболовецком судне обошел самые разные уголки планеты: Европу, Северную и Южную Америки, даже Канары. Размеренная, спокойная, сытая жизнь. Как и многие в те годы, стоял в очереди на кооперативную квартиру. Но… перестройка, приватизация. Квартира ускользнула из рук, денег нет, предприятие разорено, безнадега и безденежье. Куда податься?

— Два года я ходил судовым механиком. Всё в моей жизни было ясно и стабильно. А когда наступил «рынок», я растерялся, — рассказывает теперь уже монах Череменецкой обители Алексий (Кежапов). — Как же так: всю жизнь говорили, что спекуляция — это зло и преступление, а стала, наоборот, — доброде­телью, получила, как говорят у нас, благословение. Конечно, я сначала начал попивать, а потом и сильно пить. Стал ссориться с женой, в итоге развелся.

От полного падения Александра спасла хотя бы немного, но всё же теплящаяся в груди вера. Еще работая в «Ленрыбпроме», он заметил:
— Когда на корабль надвигалась большая волна, молились все. Даже атеисты. Но, сойдя на берег, почти все о своей минутной «слабости» забывали. А мы со штурманом — нет. Всегда заходили в церковь, и перед отправкой в рейс, и после.
Пойти в монастырь Алексею посоветовал протоиерей Роман Гуцу из Всеволожска. Он же и отвез его после годового раздумья в обитель.

— Я смог увидеть себя со стороны, — говорит монах. — Каким я был в миру? Таким, что дурь из меня пришлось выбивать очень долго. Но отец Владимир нашел подход. Например, говорит: завтра приезжает ассенизаторская машина, надо бы туалет почистить. Конечно, ребята вокруг смеются. «Почему я?» — возмущаюсь. «Потому, что никто лучше тебя не справится с работой». Вот так, на мой взгляд, мудро он ответил: и меня не обидел, и братьям повода для шуток не оставил.

В монахи брат Алексий был пострижен в 2016 году, на третий день Великого поста.

«Либеральный» монастырь

Считается, что порядки в Иоанно-Богословском монастыре — одни из самых мягких среди всех обителей Санкт-Петербургской митрополии. Такую славу он заслужил во многом благодаря доб­рому характеру своего наместника — епископа Гатчинского и Лужского Митрофана, и человечному его отношению к подчиненным.


— Наверное, многие удивятся, но главное, чем руководствуются у нас при назначении послушания — это чтобы оно нравилось человеку, — говорят в монастыре. — Это и правильно: какой смысл изводить человека работой, которую он терпеть не может?
Часто послушание совпадает с мирской профессией монаха (трудника, послушника). Так, монах Иов (Гуйтер), бывший в «прошлой» жизни электромонтажником, и в монастыре отвечает за  всю проводку.
А если нет для человека соответствующего его специальности дела?


— Тогда мы смотрим, какая работа ему придется больше по душе, — комментирует отец Владимир. — Обычно всегда находится что-то, где человек может хорошо проявить себя. Работы ведь в монастыре невпроворот. В этом мы нехватки не испытываем точно. Бывает, конечно, что человек ни к чему не способен. Но это редкость.

Другой принцип, которого придерживаются в монастыре — это здоровые отношения между братией. Важно, чтобы не было конфликтов, и если новоприбывший не может ужиться с большинством, ему обычно приходится уходить.

Боборя и Ядреня

На своем месте работают и безраздельные «хозяева» монастырской кухни — Боборя и Ядреня, вернее, Борис Татуев и Михаил Анисимов. Боборя и Ядреня — это их монастырские прозвища. Ядреня — потому что Михаил очень уж любит сдабривать речь словами «ядрен батон», а Боборя — потому что как-то раз Михаил позвал напарника по имени и запнулся. С тех пор и приклеилось. Даже над рабочими столами Бориса и Михаила висят бумажки с прозвищами.

Михаил и Борис — послушники. Специфика работы на кухне такова, что встают они раньше всех, а уходят в келью на покой — позже. Готовить приходится вручную: техники вроде кухонных комбайнов в монастыре нет. Особенно жарко приходится в дни, когда на автобусах приезжают организованными группами паломники и туристы — их тоже надо накормить. Борис — профессиональный повар. Закончил кулинарный техникум.


— А в 1990-х годах сменил профессию, занялся бизнесом. Организовали с напарником фирму по сборке мебели. Но напарничек меня кинул. Бросила и вторая жена. В итоге остался я без денег и без жилья. Куда деваться? Друг посоветовал монастырь. Договорился и привез меня сюда.

Борис трудничает в обители почти три года. Недавно решил сделать перерыв в монастырской жизни и уехал жить в Печоры (не в монастырь), работал там в православной трапезной. За то недолгое время, что его не было, на кухне Череменецкой обители сменилось трое поваров…

На столе у него лежит книга американской фантастки Урсулы Ле Гуин. Как говорит повар, на досуге он любит почитать подобную литературу:
— А вы думали, что раз трудник, то всё — только «Добротолюбие» и «Лествица»? Нет, конечно. Я и детективы люблю.

Напарник Бориса, Михаил Анисимов, он же Ядреня, — главный по выпечке хлеба. Говорит много и обо всем: о службе в армии, о своих чувашских корнях, о детстве в Грузии, о детях, котах и международном терроризме…
Чтобы испечь хлеб, нужно сперва замесить тесто — в двух больших зеленых тазах, иначе не хватит на всех. Около девяти вечера Михаил оставляет его в пекарне, а ровно через 7 часов, то есть рано утром, когда остальные еще крепко спят, отправляет тесто в печку.


Бывать на богослужениях у Михаила и Бориса практически никогда не получается: пока идет Литургия, на кухне работа в самом разгаре. Вернувшись со службы, братия должна пообедать. Порции повара стараются накладывать щедро:
 — Братия-то, небось, хорошо поправилась на таких харчах? — шутит наш фотограф.
— Да с чего бы это? Мужики работают, их кормить надо, — говорит Борис. — Разве что с белого хлеба, он как раз полнит. А черный у нас техника не позволяет печь.

Мать Мария

Иоанно-Богословский монастырь — мужская обитель. Тем более удивительно, что самая первая его насельница (имеется в виду наше время) — женщина. Мать Мария (Жукова) живет в обители уже 23 года. Она появилась здесь почти сразу, как монастырь был передан Церкви. Всю жизнь она проработала в общепите — только работников завода «Светлана» она кормила 20 лет, потом устроилась в студенчес­кую столовую. А последнее время работала в Александро-Невской лавре уборщицей.


— Но меня очень просили приехать помочь в Череменец. У меня как раз умер муж, и я решилась. Вот я и отправилась сюда. Дел тут было невпроворот. Я и печку топила, и поварихой была, и экскурсии водила, и лавка была на мне. Ну а через некоторое время бывший насельник монастыря, а тогда игумен Тихвинского монастыря архимандрит Евфимий (Шашорин) мне предложил монашество. Я сначала упиралась, но потом все-таки решилась.

Мать Мария привыкла работать. Сейчас, в силу ее возраста, ей поручено, можно сказать, символическое послушание — собирать масло с лампад. Но сидеть без дела монахиня не может и всё время просит дать ей еще работы.
— Отец Владимир, благословите помыть полы в храме. Смотрите, как там грязно, — просит она священника, — смотреть на это не могу, всё равно уборщицы сегодня не будет. Вы же знаете, что я не могу не работать.
— Мать Мария, а ты действительно этого хочешь?
— Да, хочу. Благословите, отец.
— Благословляю.