Добро для дяди Коли и бабы Нины. Попечение о брошенных стариках в Кингисеппе
А ведь такое случается нередко, если человек помогает другому человеку не разово, не под настроение, а каждый день. Один из таких примеров — в Кингисеппе, где прихожане местного храма взяли под опеку двух больных брошенных стариков.
НЕНУЖНЫЕ СТАРИКИ
Дядя Коля и баба Нина живут в двухкомнатной квартире на первом этаже кирпичной хрущевки в старой части Кингисеппа. Говорят, это самый неблагополучный район города, хотя на первый взгляд так и не скажешь. Биография дяди Коли и бабы Нины обычная — он полжизни проработал на «Фосфорите», местном градообразующем предприятии, она — дояркой в совхозе, а потом, когда хозяйство развалилось, дворником. Особого счастья на их долю не выпало: всё больше бытовые трудности и неурядицы. Пришлось пережить и смерть одного из сыновей. Второй сейчас живет далеко на севере, почти не поддерживая связи с родителями.
Когда к парадной их дома подходят священник, женщина и подросток с пакетами, полными хлеба, попавшаяся на пути соседка недоверчиво окидывает гостей взглядом и, будто хорошенько поразмыслив, стоит ли это делать, наконец-таки здоровается.
— Они нам не доверяют, думают, мы ухаживаем за стариками, чтобы потом переписать на себя квартиру, — говорит Любовь Богословская, руководитель сектора по работе с бездомными социального отдела Гатчинской епархии. — Многие хотят, чтобы нас тут не было.
Сейчас у бабы Нины и дяди Коли большие проблемы со здоровьем. У нее диабет второго типа, отказали ноги, у него недавно случился инсульт, и передвигаться самостоятельно он теперь тоже не может — парализована правая часть тела. Обездвиженные, неспособные сами ни приготовить поесть, ни переодеться, ни дойти до уборной, они пролежали прикованными к кроватям не одну неделю. Их подкармливали местные дворовые пьяницы, заодно устроившие в квартире притон.
НАСТОЯТЕЛЬ И ПРИХОЖАНКА
Так продолжалось до тех пор, пока стариков не нашли прихожане храма Всех святых, в земле Санкт-Петербургской просиявших.
— Мы три раза в неделю кормим нуждающихся у здания старого железнодорожного вокзала, — рассказывает иерей Тимофей Смирнов, настоятель Всехсвятской церкви, — туда приходил и дядя Коля, брал банку супа, как он говорил, «для моей старушки».
Но однажды дядя Коля пропал. Не пришел раз, не пришел другой. Стали выяснять, куда он мог деться.
— У нас просто так человека не принято оставлять. Не пришел, мол, и ладно. Нет, мы стараемся выяснить, где он может быть: вдруг к родственникам уехал? Или в тюрьму сел — такое тоже случается. А дядя Коля и баба Нина жили со мной в одном доме, поэтому я, как заподозрила неладное, стала искать их квартиру. Нашла, — рассказывает Любовь Богословская.
Дома у стариков был настоящий ад. Клопы, блохи, вши, тараканы. Даже черви ползали. А какой стоял запах, не стоит и упоминать. Пол завален мусором, проход в спальню — старыми матрасами.
— Когда я услышал обо всем этом, сначала хотел запретить туда вообще заходить, — вспоминает отец Тимофей. — Ведь туда по ночам являлись нетрезвые люди, а мои помощники, в основном, все женщины.
Вообще, как признается настоятель, Любовь Богословская — вдохновитель и двигатель всей церковно-социальной работы в Кингисеппе. А она говорит, что без отца Тимофея с его неиссякаемой энергией у нее вряд ли бы что-нибудь получилось.
КОМАНДА
— Смотрите, — говорит отец Тимофей, показывая на сложенные в углу упаковки подгузников, — это нам на днях пожертвовал сельский священник неподалеку отсюда. У него в семье недавно случилась большая трагедия, а он находит в себе силы подумать о том, как помочь другим. Удивительно.
Помощь приходит от самых разных людей. Вначале прихожане храма помогли прибраться в квартире. Дядю Колю и бабу Нину положили ненадолго в больницу, и за это время удалось с помощью дезинфекторов вывести насекомых, своими силами вынести мусор и сделать самый минимальный ремонт — заменить разбитые стекла, поставить на рамы решетки, подклеить обои. Финансов не хватало, кинули клич в соседнем храме великомученицы Екатерины, большом соборе, — и люди купили старикам новую кровать. Знакомые фермеры отца Тимофея часто жертвуют творог.
— Это служение объединило самых разных людей, — вдохновенно говорит Любовь Богословская.
Но главных помощников у дяди Коли и бабы Нины все-таки немного. Это отец Тимофей и Любовь Богословская, а еще Иван Никулин и Максим Новиков. У Любы, Ивана и Максима непростые судьбы. О каждом можно было бы написать отдельную историю.
ЛЮБОВЬ, МАКСИМ И ИВАН БЕЗДОМНЫЙ
Любовь рассказывает, что была дважды замужем, у нее две родные дочери и еще две — удочеренные, и много ребят, которых она уберегла от проституции, тюрьмы и наркотиков. Она говорит, что в 32 года решила посвятить себя служению Богу и ближнему. Ее очень заинтересовал путь юродства, она изучала жития Ксении Петербургской, Василия Блаженного:
— Под покровом юродства можно много сделать, — говорит Любовь Богословская, — люди же думают, что ты блаженная, и вопросы к тебе отпадают. Я вот считаю, что первые христиане все в некотором смысле юродивыми были, все не от мира сего. Я стараюсь им подражать.
Родом Любовь из Оренбурга. Папа башкир, мама — татарка. Развелись они рано, и девочку воспитывала бабушка. Поэтому, что такое сиротство, она знает не понаслышке. Вот она показывает альбом с фотографиями. Вот — ее родные дети. На этом снимке начала 1990-х годов — ребята, с которыми она выбиралась вместе на природу, а на том — беспризорники, нашедшие приют в ее квартире и ночевавшие буквально везде: под столом, на полу, даже в коридоре: не потому, чтожалко было кроватей, а просто бездомных было слишком много для одной квартиры. Это тоже 90-е годы.
Находил приют у тети Любы и Максим Новиков. У него был дом, но жить в нем было невыносимо. Родители пили, сына били. Много раз он сбегал оттуда, приходил к Любе. Она кормила его, давала ночлег, пока за мальчиком не приходил старший брат и не забирал обратно домой, где его снова били. Так продолжалось, пока Любовь не уехала в Петербург учиться на курсах сестер милосердия при Медицинском училище № 6 и после — работать в благотворительной организации «Ночлежка». Прошло много лет, прежде чем Любовь вернулась в Кингисепп и вновь встретилась с Максимом. Теперь они вместе ухаживают за стариками, кормят нуждающихся. Максим к тому же помогает при храме.
У Ивана Никулина тоже неблагополучное прошлое. Несколько раз сидел в тюрьме, бродяжничал. Но при этом он очень умелый резчик по дереву. Очень гордится тем, что мастерил иконостас и Голгофу для кафедрального собора Мончегорска. По словам отца Тимофея, приход старается тех бездомных, которые посещают храм и стараются не пить, самих привлекать к социальному служению. Иван Никулин — как раз из их числа.
БУДНИ
Кровати дяди Коли и бабы Нины стоят друг напротив друга. На них они проводят почти всё время. В углу бормочет телевизор. Максим усаживает стариков — постоянно лежать нельзя. Баба Нина всегда молчит. Говорят, раньше она была очень озлоблена на мир, доставалось всем — от дворовых мальчишек до президента. Сейчас успокоилась. К Максиму относится как к сыну: он присаживается к ней на кровать, она берет его за руку. Дядя Коля пытается рассказать историю своей жизни, но сбивается на плач, который безуспешно пытается скрыть:
— Что-то глаза слезятся, — замечает он, пытаясь здоровой рукой нащупать на кровати носовой платок.
Сейчас Иван Никулин проживает со стариками постоянно. Главная его задача — менять им белье, стирать вещи (стиральная машинка пока не работает), выносить утки.
— А мыть дядю Колю трудно. Он ведь сам передвигаться не может, а весит прилично, килограмм сто. Одному мне его не поднять, поэтому до ванной носим его вместе с Максом. Но раз в неделю моем обязательно, — говорит Иван.
А вот готовят Любовь, Иван и Максим по очереди — когда у кого есть время. Трудность в том, что бабе Нине с ее диабетом многое противопоказано, а готовить раздельно — и долго, и затратно. Но все-таки они справляются.
Конечно, старикам нужен и медицинский уход. Это как раз то, чего им катастрофически не хватает. По словам Ивана, пытаться добиться чего-либо от врачей — очень тяжело. Якобы медики стараются всячески огородить себя от лишней ответственности:
— Вот недавняя история: выскочила у тети Нины желчеприемная трубка. Повезли её на кресле-каталке в больницу. Терапевт отправляет к хирургу, а хирург лишь машет руками — мол, сделайте так и так, сами вставьте её обратно. А я что? Врач, что ли? Вдруг не так что-нибудь сделаю? Или просят дяде Коле массировать руку. А вдруг я что-нибудь сломаю, сильно надавив? Я ведь не массажист.
В общем, оказывать минимальную медпомощь добровольцам тоже приходится самостоятельно. Максим, например, «специализируется» на уколах инсулина бабе Нине. Их нужно делать дважды в день: в 9 утра и в 9 вечера.
ТОЛЬКО НЕ В ДОМ ПРЕСТАРЕЛЫХ!
— Вы готовы ухаживать за стариками постоянно? Стать им совсем как родные, быть постоянно рядом? — спрашиваю у Любови Богословской.
— А мы и так как родные. И мы всё время рядом. И всегда будем рядом, я их не брошу, — отвечает она.
Отец Тимофей говорит, что в ближайшее время должен приехать их сын и решить дальнейшую судьбу родителей. По большому счету, вариантов всего три: старики остаются на попечении добровольцев, сын забирает их к себе или же сдает в дом престарелых.
— Наверное, если бы он мог их забрать, то уже бы забрал, — рассуждает Иван. — Поэтому они или останутся с нами, или отправятся в Усть-Лугу, в интернат для стариков, — задумавшись, Иван уходит на кухню, наливает в кружку чай. — А я видел этот интернат. Туда, скажу я вам, лучше не попадать.
А пока добровольцы вынуждены выяснять отношения с соседями. Те явно недовольны новыми людьми в своем подъезде. Некоторые даже звонят сыну дяди Коли и бабы Нины: мол, на вашу квартиру глаз положили, да еще и попа с собой привели. Пенсию у ваших папы и мамы отбирают.
— Ну ведь глупости! — сетует Любовь Богословская. — Да, действительно, на часть пенсии мы покупаем памперсы. А это сами посчитайте, сколько выходит тысяч рублей в месяц. Минимум два подгузника на день каждому, то есть две-три упаковки в месяц. Но на этом всё. Жалуются, что нас тут слишком много, а за коммунальные услуги платим по факту прописки — за двух человек. Но ведь никто, кроме Ивана, здесь не ночует. Я прихожу и ухожу, Максим — тоже. Ну а соседи считают, что мы здесь все поселились. А ведь когда мы только обнаружили, что дядя Коля и тетя Нина лежат обездвиженные, никто не согласился помочь.
Со стороны кажется, что вся эта будничная, в общем-то, история — некая антиреклама существующей действительности. Будто бы в реальности всё иначе — старики здоровы и ухожены, соседи отзывчивы, врачи внимательны и все люди вокруг — добрые...
— Ну что, Иван, завтра, как обычно, к двум часам на акафист?
— Да, и как вернусь, сразу за готовку.
