Незабываемый 1937 год. Беседа с историком Анатолием Разумовым
У БОЛЬШОГО ТЕРРОРА ЕСТЬ ПРЕДШЕСТВЕННИК
— Каковы истоки репрессий 1937–1938 годов?
— Сталинский террор восходит к Красному террору времен Гражданской войны. Фактически насилие над нашей страной началось вскоре после октябрьского переворота 1917 года. К власти пришла небольшая группа людей, лишенная многих моральных ограничений. Они никогда не победили бы на выборах в большинстве регионов России, зато считали возможным добиваться максимальной власти насильственным путем. Их облеченная в четкие лозунги идеология предполагала быстрое развитие событий. Захват власти в России, почти неизбежная гражданская война — и вот уже не за горами мировая революция. Будут враги, заложники, пленные. Их нужно изолировать. Такова цепь соображений Ленина. Советская власть сразу же пришла с идеей насилия. Так, уже в период Гражданской войны возникли концлагеря. Всё, что большевики считали физически возможным сделать в стране для достижения своих целей, они и делали.
— Верно ли, что сталинская практика не была принципиально иной по отношению к ленинскому большевистскому террору?
— Сталин был эпигоном Ленина. Новым был лишь масштаб преступлений. Лагерная система складывалась постепенно, но и она начала утверждаться при Ленине. При Сталине под это была подведена «экономическая база» — бесплатный, фактически рабский, труд, колоссальная рабочая сила заключенных лагерей. До 1934 года эти лагеря назывались просто концлагерями. Потом возникла формулировка «исправительно-трудовые лагеря». В 1933 году осуждали «на 8 лет концлагеря», «на 10 лет концлагеря». Это были обычные приговоры.
ЛЕНИНСКИЙ УЧЕТ И КОНТРОЛЬ
— Солженицын писал о том, что террор не прекращался все сталинские годы. Чем же отличался 1937 год, почему его ставят отдельно?
— В декабре 1936 года была принята Сталинская конституция. Она предполагала проведение выборов в Верховный Совет и освобождение страны от остатков бывших классов. Партийные теоретики считали, что это будет реорганизация общественных групп. Но Сталин понимал под уничтожением классов прямое физическое уничтожение. Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ» вспоминает рассказ старых лагерников о том, что буквально в одну ночь начались повальные аресты, «началось в Советской России страшное». Это так и было 5 августа 1937 года. Были введены в действие планы партии и правительства на аресты и расстрелы. Этот год отпечатался в народной памяти навсегда, стал понятием нарицательным, несмотря на то, что в 1938 году было расстреляно больше людей. Но начало Большому террору было положено 5 августа 1937 года.
— Как именно работала машина сталинского Большого террора?
— Первоначальный удар пришелся по тем, кто состоял на учете в НКВД как «неблагонадежные». За социальное прошлое, активное участие в религиозных организациях, если куда-то административно высылался или что-то говорил нелояльное и это учтено по месту работы в спецотделах, лишался избирательных прав, был торговцем, имел связь с родственниками за границей и т. д., перечень можно продолжать долго. Приведу такой пример: 1 декабря 1934 года в Ленинграде был убит Сергей Киров. В 1935 году из города так называемым кировским потоком были высланы десятки тысяч человек (два ручья были у потока: «бывшие люди» и «партийные оппозиционеры», а одним словом — все «не наши»), высылали семьями. Только в Оренбург прибыло около тысячи человек. Все высланные в 1935 году из Ленинграда находились на специальном учете НКВД по месту высылки. Коренные жители города на Неве оказались в Самаре, Оренбурге, Саратове, Уфе и в других городах. Когда 5 августа 1937 года начал действовать приказ НКВД № 00447, чуть не все эти люди оказались арестованы, а большинство из них просто включили в местные планы на расстрел.
В 1937 году Наркомат внутренних дел включал в себя Управление госбезопасности и Управление рабоче-крестьянской милиции. Каждое из двух управлений имело свой план по «первой» и «второй» категориям, то есть на расстрел и посадки. Управление госбезопасности репрессировало, расстреливало, сажало в тюрьмы тех, кто у него стоял на учете, а рабоче-крестьянская милиция — тех, кто числился на учете милиции. Но, конечно, это делалось с перевыполнением плана. Были соревнования, были горячие люди в этом преступном деле, были садисты, а были такие, кто старались уклониться от карательной операции. Но общий ход репрессий был одним. И репрессии по линии рабоче-крестьянской милиции были не менее страшны, чем репрессии по линии госбезопасности. Ленинская идея тотального учета и контроля воплощалась в прямом смысле в отношении к «неблагонадежным».
— Если вести речь о следствии, насколько фальсифицировались дела?
— Касательно времени Большого террора мы можем говорить, что имеем дело с почти стопроцентной фальсификацией дел. Потому что следствие заведомо объявлялось ускоренным и упрощенным, это было заявлено в документах. От следователя требовалось выполнять план. Вместе с приказом № 00447 рассылался образец следственного дела. Каждые пять дней было необходимо рапортовать в Москву о количестве осужденных, сколько человек расстреляно, сколько выслано и т. д. Всё было формализовано, и вместе с тем делалось в обход даже существующих порядков. Осужденным, как правило, давали подписывать бумаги, которых они не читали, им их зачитывали. Там было много ухищрений. Зачастую зачитывали одну бумагу, а подписывать давали другую. При этом не дав прочитать. Под угрозами его семье арестованный подписывал, а если не соглашался, за него подписывали. По этим документам нельзя судить не только о вине, но и о слабости того или иного человека. В том числе — это важно — нельзя судить и о вине тех, кто привлекался в качестве «свидетелей». Как показали расследования второй половины 1950-х годов, показания свидетелей также фальсифицировались. Им тоже не давали читать их показания. Говорит одно, а следователь «корректирует», вставляет шаблонные формулировки, которые меняют смысл сказанного. Иногда у следователя на столе просто лежал пистолет или произносились угрозы семьям свидетелей. Это плохо, что кто-то выступал свидетелем, но мы не можем сейчас, как в сталинские времена, во всем обвинять «плохих соседей», «плохих мелких следователей». Власть организовала Большой террор. Власть несла ответственность за эту систему. Только при такой постановке вопроса можно разбираться в уровне ответственности. И тогда окажется, что трое из главных организаторов Большого террора лежат на Красной площади: Сталин, прокурор СССР Вышинский и наркомобороны Ворошилов.
ДРЕВНИЕ ГОНЕНИЯ МЕРКНУТ
— Можем ли мы говорить, что в 1930-е годы осуществлялись преследования православных верующих на религиозной почве?
— Да, причем эти репрессии носили, возможно, наиболее тотальный характер. Приведу такой пример. Митрополит Алексий (Симанский), будущий патриарх, вел учет клира Ленинградской области, рукопись сохранилась. На 1 мая 1937 у него были учтены 1272 имени священно- и церковнослужителей. Стали прослеживать их биографии. Исследовали тысячу биографий к моменту издания книги на основе этой рукописи в 2014 году. Из тысячи — 804 расстреляны. Пропорции говорят о масштабе репрессий против верующих. Но ведь это только священники. Жесточайшие репрессии велись против членов приходских двадцаток. Практически весь актив Русской Православной Церкви был либо расстрелян, либо загублен в лагерях. Но и по другим конфессиям был нанесен сопоставимый удар.
Существует заблуждение, что верующему предлагали отречься от веры, и тогда всё будет хорошо. Это совершенно не так. У следователя был план. Он заранее знал, кто перед ним и по какой «категории» его «провести». Ты верующий, церковные службы ведешь, общаешься с верующими — тогда ты контрреволюционер. Для сталинской машины репрессий всё было просто. Это отягчает преступность гонений на верующих по сравнению с масштабными гонениями древности.
— Их обвиняли в контрреволюционной деятельности, в участии в контрреволюционных организациях. Причем уже с конца 1920-х годов целый ряд обычных признаков общинной жизни был выведен за рамки закона. Запрещалась не только миссионерская деятельность, но и самые простые организационные вещи. Например, если приход имеет кассу взаимопомощи — это уже готовый признак наличия контрреволюционной организации. Таким образом, церковных людей было легче обвинить в контрреволюции, чем людей, которые собирались в обычные кружки. Если там нужно было фальсифицировать свидетельские показания, то тут и этого было не нужно. К тому же нельзя забывать, что все активные церковные люди состояли на учете в НКВД как «неблагонадежные» для советской власти.
— Сколько священников и мирян было репрессировано и убито в ходе Большого террора?
— В базе данных Свято-Тихоновского православного университета только в начальный период работы над томом «За Христа пострадавшие» насчитывалось 25 тысяч имен. В дальнейшем цифры оказались настолько шокирующими, что было решено создать многотомник. Когда работа была начата заново, через некоторое время оказалось, что в первый том «уместится» только буква «А», во второй «Б» и так далее. Эта работа продолжается. Колоссальное количество священников было уничтожено. Когда Сталин под давлением обстоятельств оказался вынужден разрешить деятельность Русской Православной Церкви, то пастырей не было. Тот, кто остался в живых, находился в лагерях. Ситуация была ужасающей. И вот завершающий сюжет издевательства. Кого же Сталин поставил в 1943 году надзирать за Церковью от правительства? Полковника госбезопасности Карпова, который проявил себя в Ленинграде как примитивный садист. Начальник секретно-политического отдела, специалист по организации церковных дел. В частности, именно он организовал дело Кирилло-Белозерского края, по которому чекисты расстреляли пятьдесят монахинь, а о двоих указали: «убиты поленьями». Карпов лично бил арестованных табуреткой по голове, душил полотенцем с нашатырным спиртом, чтобы человек не терял память, пока его избивали. Всё это зафиксировано, его четырежды пытались привлечь к уголовной ответственности, но не привлекли. И он похоронен с почетом на Новодевичьем кладбище.
ПОТРЯСЕНИЕ ОСНОВ ЦИВИЛИЗАЦИИ
— Есть ли методы, которые позволят нам точно установить, сколько же людей были убиты в период Большого сталинского террора?
— Тут у нас больше возможностей, чем, например, в случае подсчета жертв раскулачивания, погибших от голода. Ведь те, кого наказывали административной высылкой и ссылкой, арестовывали, приговаривали к расстрелу, давали лагерный срок, — как правило, учтены поименно. По большей части на них сохранились учетные карточки или даже архивно-следственные дела. Другой вопрос — качество этих дел. В 2015 году правительством была принята Концепция государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий. Там говорится, что только с 1991 года по 2014 год в Российской Федерации реабилитированы около 4 миллионов человек. Еще есть те, кто был реабилитирован с середины 50-х до 1991 года. Еще Ближнее Зарубежье. А нереабилитированные? Речь идет о миллионах.
Не стоит думать, что во времена Большого сталинского террора всех убитых только расстреливали. Мы знаем (по документам и результатам раскопок), что людей душили веревками, убивали дубинами, доводили по пути от тюрьмы до состояния, когда можно беспрепятственно сбрасывать в ямы и засыпать. Многие умирали от побоев, от туберкулеза во время следствия в тюрьмах, от насильственной кормежки при голодовках, на этапе в лагерь, в первый же год в лагере. Так, только за полтора года Большого террора в 1937–1938 годы в СССР погибло более миллиона человек. Их гибель была организована, отражена в документах, которые будут храниться вечно. Однако число жертв сталинизма этим не ограничивается. Многие погибли в другие годы, до и после Большого террора: при коллективизации, при депортациях народов, при новом приступе террора после 1947 года, когда заново посадили, выслали и убили всех, кого хотели.
— Какой стала атмосфера в стране в результате Большого террора? Существуют ли надежные свидетельства об этом?
— Конечно, свидетельств много, и пропагандистская картина тех лет не должна восприниматься с наивной легковерностью. Да мы сегодня и не можем её так воспринимать. Большой террор был настолько концентрированным насилием, что буквально парализовал страну. Ведь у миллиона погибших были родственники и близкие. Никто не знал, живы ли их родные, или нет. Просили позволить переслать хотя бы посылку, хотя бы письмо. Но в ответ заранее изобрели коварную формулировку «отправлен в дальние лагеря без права переписки». Многие узнали о бессудном и тайном расстреле своих отцов, мужей, детей, жен, сестер, братьев, дочерей только через пятьдесят лет. Когда наш город оказался в военной осаде, многие люди, переживая тяготы блокады, думали о своих родных в лагерях и надеялись, что они живы.
Напряженная, полная страха и робкой надежды атмосфера передана в таких документах эпохи, как «Реквием» Анны Ахматовой, дневники Ольги Берггольц, повесть Лидии Чуковской «Софья Петровна». Большой террор 1937 года был злодеянием, потрясшим основы человечности, человеческой цивилизации.
ПОЛНОТА ПРАВДЫ
— Где гарантии, что документы, свидетельствующие о преступлениях, не были уничтожены?
— Вся картина злодеяний настолько ясна, сохранившихся документов так много, что желающий всё поймет и оценит. Были проведены археологические работы, которые многое подтвердили. Я принимал участие как археолог в исследовании Бутовского полигона под Москвой. Картина чудовищная, она подтвердила всё, о чем свидетельствовали документы. Отчет о работе опубликован. Мы сами не подозревали, что вскроем подземную фабрику смерти. Убитые были свалены и штабелированы в огромные рвы. Оказалось, что большинство из них не были расстреляны. Пулевых отверстий почти не нашли. Кто-то был забит тяжелыми предметами, как показала экспертиза. Документы свидетельствуют, что людей к месту захоронения возили в фургонах, в которые были проведены выхлопные трубы. Не надо было тратить лишних патронов, их просто добивали на месте. Жаль, что некоторые важные документы, находящиеся в архивах, по-прежнему недоступны. Это не только документы, которые помогут открыть новые памятные места. Дело в том, что раскрытию подлежит ряд основополагающих документов Большого террора. Например, образец рассылавшегося из Москвы следственного дела. Мы можем восстановить его контуры по бесчисленному количеству шаблонных дел. Не опубликована инструкция о порядке расстрела и погребения. Были и местные инструкции, которые также не обнародованы. Не думаю, что всё уничтожено.
— Все ли места массовых захоронений жертв сталинского террора нам известны?
— Мы знаем, что они были организованы у каждого областного, краевого, республиканского центра. И еще в ряде районных центров. И в лагерях. Почти все известные ныне массовые погребения найдены в конце 1980-х — начале 1990-х годов, когда такая работа была разрешена. Например, у нас обнаружили Левашово, в Москве — Бутово и Коммунарку, под Минском — Куропаты, под Киевом — Быковню, в Карелии — Сандармох. Это процесс постепенный. Найдены далеко не все.
— Доведена ли до конца работа историков и всего общества России в отношении сталинского Большого террора 1937 года?
— Конечно, нет. В известном смысле она и не должна закончиться. Это работа навсегда. Каждый год в школу приходит новое молодое поколение, которое пока ничего не знает, но должно узнать. Узнать, чтобы стать частью общества России. Ведь если такое произошло с нами, то это с нами навсегда. Мы должны идти в будущее, сохраняя память о том, что было. Тем более что произошли вещи беспрецедентные. Мы не можем просто отбросить их. Иначе не сможем преодолеть общественное разделение. Нельзя жить, целиком обеляя советское прошлое, в конце концов, мы не Советский Союз. Прошлую Россию нам, конечно, не вернуть. Но Россия будущего может быть только Россией, принимающей полноту правды. Это не уменьшает патриотизм, но делает нас сострадательнее, милосерднее, умнее.
