Бог в меня верит
#Великие_ноунеймы
Пока ожидаю Дарью в одной из кофеен Петербурга, читаю комментарии к её песням. Слова «мурашки» и «плакал» встречаются чаще других. Кто-то пишет, что «это слишком красиво для грешных ушей», а кто-то и вовсе признается, что песни Дарьи вернули ему веру в Бога. Три года назад о Дарье Виардо заговорили в музыкальных кругах. В одном из телеграм-каналов о ней написали, как об открытии года, в другом рассказали о её творчестве с хэштегом Великие_ноунеймы, называя её песни глубоким философским изречением. В интервью Афиша.Daily Дарья Виардо сказала, что петь о Боге — значит быть панком. В её случае это несомненно так: кроме концертов на церковных приходах, её площадки — «Авторадио», церемония награждения «Собаки.ру», московские клубы вроде «16 тонн». Последний пример, пожалуй, самый характерный: сеть хранит запись живого выступления, где сквозь гул хорошо выпившей толпы, прорывается высокий и нежный голос и невероятные для такого места слова: «Не рыдай мене, Мати».
Дверь в кафе открывается, входит Дарья, вместе с ней врывается снег, будто давно ожидавший приглашения. Усаживаемся за чаем. Полотно беседы ткется легко и непринужденно, как бывает, пожалуй, только тягучими зимними вечерами.
Норильск, акробатика и первые стихи
Жили люди понарошку.
Бог подглядывал в окошки
И глядел со стен из-под ковров.
Из глазниц хрущевских зданий
Он всё смотрит, чем мы станем,
И смеется горько с дураков.
Дарья Виардо. Русская тоска
— Дарья, я воображаю, что у вас было суровое детство. Норильск — это холод, ветра, заводские трубы, сорванные ветром крыши. Ваш папа работал на заводе?
— Да, и это очень тяжелая работа. Там работала и моя сестра. Я помню, как она со слезами вставала на завод рано утром, почти ночью, и возвращалась с руками, черными от сажи. Она и сейчас там работает, но уже не с лопатой в руках, а на хорошей должности. И все-таки я бы не назвала свое детство суровым. Наоборот, меня все только поддерживали.
— Как в вашей жизни появилась музыка?
—Когда мне было лет пять, в детском саду со мной занималась музыкальный педагог, которая делала с нами утренники. Она увидела во мне талант и занималась со мной индивидуально, часто уводила на занятия во время сонного часа. Тогда же я впервые выступила в Городском центре культуры, это самая большая площадка Норильска. Пела песню «Горошинки цветные», выступление показали по местному телевидению. Помню, я катастрофически боялась сцены. Эта боязнь и сейчас до конца не ушла.
— То есть ваш путь в музыку как начался в детстве, так и шел?
— Нет, к сожалению, тогда я забросила занятия. Меня решили отдать на акробатику. Музыкальный педагог этому противилась, пыталась переубедить моих родителей, она даже плакала на собрании. Но мне кажется, Господь всё равно всегда возвращает человека на его место. В третьем классе к нам в класс пришла новенькая девочка. Они с семьей приехали из Москвы. Папа этой девочки был музыкантом, и сама она была очень одаренной, заодно вдохновляла меня. Я вспомнила, что когда-то пела, с тех пор мы вместе стали готовить школьные вечера и выступать на них. Впрочем, творчество я никогда не забрасывала. С первого класса сочиняла поучительные сказки, читала их одноклассникам в группе продленного дня, а с 11 лет начала писать стихи. И сразу серьезные. Например, такие:
История неба гораздо печальнее,
Однако оно не погрязло в отчаянии.
Подумай, сколь горя оно повидало
За все те века, что очей не смыкало.
— Это в одиннадцать лет написано? Ничего себе. Погодите, я запишу. И это тогда уже были песни?
— Нет, песни появились чуть позже. Смешно и даже неловко вспоминать, но первые песни мы с подругой стали писать благодаря популярному в то время аниме «Клуб легкой музыки» — про школьниц, организовавших свою группу. Родители ругались, что мы его смотрим, а результат вот такой.
Неожиданный выбор
— Когда стало ясно, что музыка — это мое, папа отвел меня в музыкальную школу по классу гитары. Учиться мне было тяжело. В итоге сейчас наверстываю упущенное, учусь в школе Римского-Корсакова (музыкальная школа для взрослых имени Н.А. Римского-Корсакова в Санкт-Петербурге. — Прим. ред.), вдруг захотелось освоить именно классическую гитару.Многие песни, которые я сейчас исполняю, написаны еще тогда, в 12–13 лет: «Русалки», «Кем бы ты ни был». У нас было трио. Мы выступали и на квартирниках, и на городских площадках. Так как в Норильске не очень большой выбор подобного, нам все помогали, всюду приглашали, давали возможность выступить. После музыкальной школы я поступила в колледж искусств, но быстро разочаровалась, хотела с гитары перевестись на хоровое отделение, не вышло, и я вернулась в школу, заканчивать одиннадцать классов. Закончила хорошо и уехала поступать в Екатеринбург на филологический факультет.
— А почему филологический? Сказалась любовь к литературе? Отсюда и псевдоним Виардо (Полина Виардо — оперная певица, возлюбленная Тургенева. — Прим. ред.)?
—Да, я зачитывалась русской классикой. А Тургенев — моя любовь с детства. Псевдоним прижился почти случайно —так я именовала себя в соцсетях. Думаю, именно в русской литературе я впервые ощутила: свет, пронизывающий её, сокрыт в вере. После школы все мои друзья решили уехать из Норильска, кто куда. И тогда я вдруг ощутила всю тяжесть города. Мне тоже захотелось уехать. В Екатеринбурге жили мои родственники, и выбор пал на него. Я проходила на бюджет филологического факультета, но в последний момент почему-то подала документы на религиоведение. Чем было продиктовано такое решение, ответить не могу. Но этот неожиданный для меня самой выбор определил мой путь в храм.
Если Бога нет?
Я проучилась на религиоведении всего год. И это был очень важный год. Я чувствовала, что обрету что-то ценное, так и случилось. Думаю, без того опыта мой приход в храм был бы маловероятным, и точно — отсроченным.
Началось всё с эстетствования. Я много думала о красоте, вообще и в своем творчестве. Ходила по храмам, смотрела, слушала. Со временем стала углубляться в веру. Сдружилась с одной девочкой, и она при несчастных обстоятельствах умерла. Никаких других друзей у меня там не было, и её смерть меня подкосила, охватило уныние. Уныние — вообще мой крест. Но вот что меня удивило. Мама девочки переживала её смерть совсем иначе. Я чувствовала, что в ней вместо уныния — свет, и не какой-то, а Христов. То, как она говорила о Боге, о смерти, о вечной жизни, было не агитацией, не проповедью, а откровением для меня. Мы сдружились, и каждая наша встреча была для меня событием. Вместе мы ходили в Храм на Крови к священнику Виктору Бельских, сейчас он служит в Казани. Это был мой первый опыт общения со священником. Мы приходили на чай и много говорили. К тому времени я уже выпустила свой первый альбом, и моя подруга дала его послушать отцу Виктору. Было страшно, что он оскорбится песней «Бога нет», я с трепетом ждала, что он скажет. А он сказал, что ему знакомо то, о чем я пою, знакомы сомнения и метания, знакомо чувство оставленности. И еще он сказал: «Я верю, что вы придете к Богу».
После наших бесед мне захотелось исповедаться и причаститься. На Исповеди я будто сбросила с себя тяжелый груз. Правда, потом выявилось что-то новое. Ведь новый груз нарастает всё время.
Со временем моя мама тоже стала ходить в храм, и теперь она в этом прилежнее меня.
Мыть полы и жить в своем мире
— А почему бросили религиоведение?
— Почувствовала, будто уже всё, что мне было нужно, я взяла. На филологию я больше не проходила, пошла учиться на педагогику. И снова была не на своем месте. Начались многочисленные метания. В итоге устроилась работать уборщицей на завод. Конечно, я пробовала работать и в других местах, например, была администратором. Но там надо было учить регламенты, эмоционально вовлекаться, отдавать себя, а сил на это не было. Я жила в своем мире, и мытье полов этому не мешало. Пожалуй, это был лучший из возможных вариантов. Потом я мыла посуду, и ничто меня в это время не отвлекало от внутренней жизни. Я продолжала писать песни. Отправляла их различным людям из музыкальных кругов, искала того, кто поможет издать второй альбом. Первый, «Образ солнца», помогли издать родители и сестра. На второй, «Глас», денег не было. Наконец один человек откликнулся. Он представлял достаточно известный петербургский лейбл звукозаписи со своей командой. Так я попала в Петербург.
Синдром второго альбома
Земля изводит меня,
На ней мне слишком тесно,
Мне будто нету места.
Нечестно.
Земля изводит меня,
От берегов печали
Я так хочу отчалить
К началам.
Песня юродивой. Дарья Виардо
—Жила в коммуналке, помогали друзья. Никакой группы у меня не было. Записывалась одна — я и гитара. Альбом писали целый год. Говорят, это антирекорд. Когда он вышел, я была на грани полного изнурения. С другой стороны, у меня была какая-то неколебимая вера, что это очень важный альбом, и потому были силы им гореть.
Всё развивалось очень медленно, или мне так казалось. Хорошо, что снова в моей жизни был храм. Я ходила в Феодоровский собор, это такое откровение для меня — и люди, и рахманиновское «Всенощное бдение». Сейчас хожу в Александро-Невскую лавру, почему-то тянет туда.
Когда альбом вышел, было непонятно, что делать дальше. Сработало сарафанное радио. Стали приглашать выступать.
— Сейчас у вас такая известность в сети. О вас пишут, говорят. И при этом всегда с восторгом. Такое редкое единодушие.
— Известность (смеется). У меня сейчас период отхода вдохновения. Период, когда плода нет. Вероятно, есть вынашивание. Чего? Боли, в том числе. Творческий человек —как колодец с живыми рыбами. Его вычерпываешь, и потом надо дождаться, пока он снова наполнится. И хочется, чтобы к этому времени рыбы были еще живы. Я чувствую, что вычерпала себя до дна. Хочется верить, что это не конец, что будет еще что-то, что вода прибудет. Но иногда наступают периоды уныния, подступает ощущение, что всё это никому не нужно. И тут же приходит подтверждение от людей, что им это надо. Вовремя сказанные слова, искренняя благодарность —и вот я снова готова работать. А бывает страх другого рода. Кажется, что я могу всё испортить. До второго альбома у меня было больше свободы и легкости, а теперь на мне будто какая-то ответственность, я будто должна держать какую-то планку, соответствовать ожиданиям.
Не теряя свободу
Я вижу, как молятся мухи,
Как муравьи, словно крест, свои щепки несут.
Я сошла с ума в сошедшем на меня Святом Духе,
А значит, меня спасут.
Песня юродивой. Дарья Виардо
— Когда поешь о вере, не страшно начать писать по шаблону — купола горят золотом, огонь свечи отогревает душу и ангелы поют?
—Это для меня страшнее всего. Я боюсь стать заложником тематичности. Не хочу ничего из себя вымучивать, а хочу снова нащупать прежнюю свободу и не терять её. Когда штампуется поп-музыка, это не так страшно. Гораздо страшнее, когда духовное поставлено на конвейер. У меня не было за плечами формального опыта веры, когда человек растет в церковной атмосфере и не всегда может отличить, где его вера, а где то, чему его научили. Может, поэтому я не попала в подобную ловушку. Думаю, в музыке важнее всего искренность. Нельзя петь из иссушенного сердца. Нужно дождаться, когда оно наполнится. Мне кажется, нельзя впадать в суету, нельзя искать срочный выход из затишья, ведь вера испытывается именно в затишье. Сейчас сложно сказать, чего я от себя хочу. Хочется довериться Богу.
Бескожее поколение
Похорони меня на цветочном поле,
Не прикрывая иссохших век,
Чтоб проросло из них хоть что-то, коли
Из меня не вырос счастливый человек.
Ангел-похоронитель. Дарья Виардо
— Мне кажется, поколение нынешних двадцатилетних какое-то особенно чувствительное. Много переживаний, депрессий. Это так или я ошибаюсь?
— Совершенно верно. Мне кажется, все мои сверстники периодически переживают депрессивные состояния. Моя подруга без видимых причин покончила с собой в 13 лет. Знаете, моя любимая сцена из фильма Вима Вендерса «Небо над Берлином» — это когда ангел пытается остановить самоубийцу, но тот в наушниках и ничего не слышит. И мы видим отчаяние ангела, который ничего не может поделать с упрямством человека. Наверное, так оно и есть. И хорошо, когда человек способен слышать. А для этого хорошо уметь в себе сомневаться. Важно верить себе не до конца.
В моем поколении много вдумчивых людей. Мне кажется, мы больше копаемся в себе и при этом меньше защищены. Мы будто без кожи. Тонко улавливаем вещи за осязаемой реальностью, но не знаем, где искать выходы и ответы. Мы дети детей 1990-х, которые сами были потеряны. Приходится пробираться наощупь. А темная сторона не дремлет. Человек не бывает беспризорным. Когда он без опоры, без Бога, пустующее место заполняет тьма.
Многих моих друзей сами родители водили к гадалкам, увлекали астрологией, оккультизмом. И кого-то это захватило. Безбожие аукается до сих пор. У меня же было ощущение, что Господь меня ведет. Тоже бывало разное, например буддистские компании. Но в них мне всегда было холодно.
— Вы в других интервью говорили, что ваши друзья в основном неверующие и это не мешает дружбе. Так и есть?
— Так было, но постепенно меняется. Трудно иногда расставить границы так, чтобы не было человекоугодничества или замалчивания. Я учусь говорить: да, мы друзья, но вот с этим я не мирюсь, а это не разделяю. Не хотелось бы никого поучать, да я и не могу. Тем более, что неожиданные вещи, я бы сказала чудеса, всегда происходят сами собой и в то время, когда нужно. Например, вчера мы с подругой ходили в храм, и она первый раз в жизни причащалась. А всякий раз, когда меня приглашают выступать на приходе при храме, я вижу, как что-то неуловимое меняется в моем менеджере. И, конечно, у меня со временем появились верующие друзья.
Идти туда, куда не звали
Пустота в груди,
И перепутаны пути,
И закрыты все двери.
Сердце воет пусть,
Но если завтра я проснусь,
Значит, Бог в меня верит.
Бог в меня верит. Дарья Виардо
— Инди-музыка и духовность, песни о вере и модные клубы — сложно сочетать?
— Мне не кажется, что нужно идти в узкую тусовку. Наоборот, хочется идти туда, где собраны разные люди. Например, на концерте в Москве были девочки в мусульманских одеяниях, и они писали, что им нравятся мои песни. Для меня это очень ценно. Думаю, стоит идти говорить о Боге туда, где не ждут и не просят. ГосподьСам приводит туда, куда люди не звали. Да, в узкой среде остаться безопаснее, но надо идти в Вавилон. Сложно себя в нем не потерять, но в этом и смысл.
Бывает, не хочется петь, да так, что даже плачу на репетиционной точке. И кажется, что мне нечего вынести на сцену, что я опустошена. Но даже если у меня не самое хорошее духовное состояние, песни будто работают сами. Зная это, иду выступать. С каким бы настроением я ни вышла на сцену, ухожу всегда на подъеме и с благодарностью.