Александр Галицкий: «Я молюсь песнями»

Александр Галицкий известен многим как ведущий телеканала «Спас», автор документальных фильмов о православных святынях и подвижниках веры. Но немногие знают, что Александр еще и поэт, композитор и исполнитель, и что он часто приезжает в Петербург с концертами, половина из которых — благотворительные. Мы встретились с ним и поговорили о творчестве как способе личного общения с Богом, о благотворительности, работе на телевидении. А начали с воспоминаний детства о церкви и о первых преодолениях на пути к Богу.
Журнал: № 3 (302) 2025Автор: Наталья Савельева Опубликовано: 21 марта 2025


Творец в каждом стихотворении

— Александр, уже в детстве произошло ваше воцерковление?

— В детстве, чтобы пойти на пасхальную службу, мама поднимала нас с сестрой ночью, у нас даже не было вариантов поспорить. Коростень — городок в Житомирской области Украины, откуда я родом, — маленький, однако храм был далековато. И приходилось топать туда ножками. Старенький, деревянный Покровский храм — в нем меня, кстати, крестили. Помню, приходим, стоим сначала на улице — людей много, в храме дымно, накурено ладаном… Атмосфера мне очень нравилась. В этом была ­какая-то сказка детская. Толкаешься локтями, ничего не видишь, а потом выходишь на улицу и ждешь, а вокруг очень много знакомых, детей, даже и одноклассники.
Это было еще советское время, и на людей, которые ходят в церковь, не очень терпимо «поглядывали». У нас в школе учился мальчик, сын священника, и над ним дети постоянно подшучивали. Из-за того, что он в храме был постоянно, дразнили: «служка». У меня тоже был случай: однажды на физкультуре крестик выпал из-под футболки, и учительница мне сказала: «Сними, не позорься». Такое было время.

— Вы написали несколько песен, посвященных большим православным праздникам: Пасхе, Крещению, Крещению Руси. Планируете ли песни к другим праздникам? Всегда ли получается искренне сочинять под конкретную тему, событие, дату?

— Недавно я написал песню «Рождество», она мне очень нравится. Прямо на праздник родилась. Есть еще несколько неопубликованных песен. Я стараюсь постепенно выдавать написанное публике. Что касается искренности: я не давал никакого обещания и не брал заказ писать песни к конкретной дате. Во мне происходит внутренняя работа от возникшего желания написать такую песню. Хотя, может быть, и надо было бы сходить к батюшке и получить благословение, я об этом не думал. Но нет ничего нечестного, никакой работы через силу. Все происходит искренне, откровенно. Мне кажется, и в песнях это слышно.

— Случается ли вам переживать мгновения, когда вы ощущаете, что посетившее вдохновение — от Духа Святого?

— Когда я перечитываю некоторые строчки песен, посвященных ­какому-либо празднику или вообще духовным темам, мне порой сложно понять, каким образом это можно было самому придумать. Поэту дается свыше на такие темы писать. Либо не дается. Я благодарен за то, что мне позволяется, но в этом своей заслуги абсолютно не вижу. Можно ехать в машине, идти по улице, заниматься ­каким-то делом, и вдруг к тебе приходит одна строчка, вторая, третья. Думаешь: как бы оторваться от дел, сесть, записать или на диктофон наговорить. Но не может быть, чтобы это была только работа мозга. Конечно, потом приходится обрамлять мысли, чтобы получилось не глупо и не банально. Но это уже потом, а изначально ты получаешь посыл. Я уверен, Творец присутствует в каждом стихотворении — в каждом светлом стихотворении.

— Во многих стихотворениях вы обращаетесь к Богу. В одном из них мне даже послышалось созвучие со строками псалма царя Давида…

— Смыслы витают в воздухе, и мы все с ними соприкасаемся. К­то-то потом может облечь их в стихотворение, а ­кто-то — сказать хорошо или ­что-то сделать. Мы все вращаемся в одной парадигме. Люди верующие, православные понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда. Если ­кто-то замечает, что в моих стихотворениях смыслы перекликаются с Евангелием или псалмами Давида, это лишь означает, что мы живем в одном пространстве духовном.

— Некоторые ваши стихи и песни похожи на молитву, на сердечный прорыв к Богу.

— Иногда эта молитва звучит не от моего имени. Например, песня «Дева-Матушка» — обращение к Богородице от лица женщины. Я думаю, зритель, который слышит эти песни и пропускает через себя, возможно, находит ответы на свои просьбы и моления. Песня — это продолжение молитвы, а молитва — песня своего рода. Порой человек молится своими словами. Порой я молюсь песнями.

Мне пела песни тишина.
Я слышал, что иным незнамо.
Звенело сердце и струна
С намеком, косвенно и прямо,

О том неведомом, большом,
Закрытом, но таком доступном
Краю, где души голышом,
Где все для всех и неподкупно.

И в этой звонкой тишине
Я слышал птиц святые трели,
Что диктовали песни мне,
Моими струнами звенели.

И вот я к тишине привык,
Мы с ней друг друга понимаем.
Я слышу каждый звук и стих
Оттуда — из иного края.

И тоже ­что-то отдаю,
Я в симбиозе с тишиною.
Как проводник, передаю
В тончайший мир, 
что за стеною…


Не могу ограничиваться одним стилем

— У вас очень богатый репертуар, песни множества жанров: и рок, и поп, и романсы, баллады, народные мотивы. Это делает каждый ваш концерт уникальным, программа никогда полностью не повторяется. С чем связано такое разнообразие? Вам тесно в одном жанре?

— К­ак-то я делал сюжет для телеканала «Спас» об известном скульпторе из Харькова Катибе Мамедове, он изваял скульптуры Людмилы Гурченко, Клавдии Шульженко, Леонида Быкова. И я побывал у него дома. Невозможно представить, сколько граней у этого человека! Он делает всё: от пепельницы до невероятных монументов! Пишет картины в разных стилях: ­где-то крупные мазки, а ­где-то идет прямо изящная тонкая кисточка. Режет по дереву, отливает фигуры из бронзы, лепит из глины.
Так же и в музыке. Я не считаю себя лишь музыкантом или исполнителем. Я пишу. Главный для меня смысл — творить, созидать. Когда ты погружаешься, начинаешь понимать, за какие рычажки нужно потянуть и публику, и самого себя, — складывается алгоритм из куплетов, припевов, из всего многообразия форм. Тогда понимаешь, что не нужно ограничиваться одним стилем. Тем более, я пишу на разные темы, и не всегда ­какой-то один стиль подойдет для выражения замысла. Поэтому у меня четыре-пять программ в разных жанрах: романсы, любовная лирика, рок: «Моя рок-философия», духовная музыкальная страничка и патриотическая.

— Вы часто посещаете святые места, участвуете в концертах, фестивалях, организуемых храмами, монастырями. Не раз выступали на Валааме. Получаете ли вы особый творческий заряд после посещения святых мест?

— Да, я совмещаю приятное с полезным. Обожаю такие поездки. Валаам очень люблю! Мне так хочется уделить хотя бы месяц и попроситься трудником на Валаам. Меня только с работы не отпустят: ведь ­кому-то надо рассказывать новости на «Спасе»! Но вообще хотелось бы чаще посещать такие места и снимать о них больше. У меня сейчас процесс документалистики прервался на некоторое время. Хотя есть проект, который мы планируем снимать с оператором «Спаса» и моим другом Василием Кудиновым и с оператором Андреем Андриевским. Сейчас разбираем, какие будут сюжеты.



Отдавая, обретай

Если страна моя, Родина светлая,
Вновь принимает удар,
Жить не смогу налегке, незаметно я
И прожигать Божий дар.

Буду словесным и певчим бальзамом
Горький топить лед сердец
И говорить о важнейшем о самом,
Как завещал нам Отец.

Плачет земля моя, но не сдается
Под этим градом камней,
Если оступится и ошибется,
Я ошибусь вместе с ней.

Правда не выгнется, 
ложь не отбелится.
Где же сомненьям пастись? —
Так же туман над рекой утром стелется,
С солнцем встречается высь.
Если страна моя, Родина ясная,
Стонет, но надо еще
Выше, без устали, 
тропкой опасною —
Я подставляю плечо…

— Вы проводите много благотворительных концертов, выступаете в больницах, госпиталях, хосписах. Возите гуманитарную и военную помощь в зону боевых действий, выступаете с концертами перед бойцами. Как это появилось в вашей жизни и что дает лично вам?

— Я часто мотаюсь на фронт, привожу необходимые вещи. Сборы делаем сами, не от ­какой-то организации. В машину свою прыгнул и поехал. Ждать коллективных больших сборов тяжело и невозможно. А время так динамично, так скоро летит, что боишься быть не участвующим, равнодушным. Этого невозможно допустить: потом себе не простишь, если не поучаствовал, не помог, прожил ­какое-то время для себя. А это уже преступление. Сейчас преступление — жить для себя.
Я люблю выступать в хосписах, в онкоцентрах, в Домах ветеранов. Когда приходишь туда, люди тебя не ждут и даже не понимают, зачем ты к ним пришел. Но буквально через 10 минут на тебя смотрят другие глаза! Хочется верить, что, может, я ­кому-то год жизни добавил или ­кому-то завтра пропишут меньше капельниц и лекарств. Ведь всё в нас зависит от самонастроя, от веры в исцеление и от веры в целом. Когда люди унывают, и необходимо вливание тепла, и я оказываюсь в такой момент рядом — я счастлив! Счастливым выхожу после таких концертов.
А на фронте — особая атмосфера. Там живешь каждую секунду: жизнь на острие — может не быть следующего часа, может — не дай Бог! — не стать этих людей рядом с тобой. Там ощущаешь жизнь по-настоящему. И люди там другие: они уже не размениваются на мелочи, у них нет быта, таких проблем, как выгулять собаку или оплатить коммунальные услуги. Они живут тем, чтобы наконец пришел мир. Наши парни с честью несут эту тяжелую, порой непосильную ношу.



В Петербурге все родное!

— Вы выступали и в Свято-­Троицкой Александро-­Невской лавре. Вы впервые здесь? Влияет ли на ваши чувства близость святых мощей благоверного князя Александра Невского, с которым вы носите одно имя?

— Я уже выступал здесь в студии на съемках программы священника Анатолия Першина, по которому мы все очень скучаем, Царствие Небесное… Всегда с трепетом захожу в Лавру, такая величайшая благодать дана жителям Петербурга: они под покровом этих святых мест и святого благоверного князя Александра Невского. А трепет перед концертом присутствует всегда: хочется, чтобы все прошло хорошо, не просто «как получится», а как я в действительности могу: подарить людям тепло. Если всё складывается так, как я хотел, планировал и молился, ухожу с концерта с чувством счастья.
В Петербурге выступаю с 2016 года (тогда я еще жил в Киеве). И это уже близкое для меня место, родное. Порой чувствую, что приезжаю, как к себе домой, в свой родной город. Схожу с перрона, и возникает чувство, будто оказался в своем маленьком родном городе. Даже запах ­какой-то похожий! А ведь так очень редко бывает! Всё родное, всё близкое!



Если жить во Имя…

— Расскажите о вашем телевизионном пути. Как вы попали на телеканал «Спас»?

— Я работал в Киеве на телеканале «Киевская Русь». Этот канал нес традиционные ценности, был теплого, семейного направления. Он установил связь со «Спасом» на почве обмена информационным контентом. И нам надо было предложить ­какой-то новый проект. Я предложил шеф-редактору сделать сюжеты о святых местах Украины, об утраченных храмах. Для начала предложил снять про Чернобыль. Были сомнения, как мы туда попадем, но общими усилиями мы сняли первый фильм «Символы веры» (это первый фильм про Чернобыль, их было снято два). Фильм отправили на «Спас». Борис Корчевников увидел, ему очень понравилось, и он пошел к Святейшему Патриарху с предложением дать нашей команде конкретную съемочную задачу. С благословения Святейшего мы начали снимать проект «Украина, которую мы любим». За два года сняли 52 серии, которые выходили в эфир каждую пятницу. Также мы выходили на прямую связь с Москвой: «Здравствуй, Москва, на связи Киев». Это были 2019–2021 годы. Это был подвиг! Тогда мы не понимали, насколько рискуем, порой сыпались угрозы, предупреждения, но мы не отступали и снимали дальше. Когда уже шла вой­на на Донбассе, мы прямо говорили, что пора прийти к взаимным соглашениям и прекратить братоубийственную вой­ну. Все герои наших сюжетов об этом говорили: мы один народ — Триединая Русь, именно на этом делали акцент.

Я хочу написать письмо
В сорок третий, родному деду,
Чтоб на фронте прочел его
И ответил: «Дождись, я приеду!»
Чтоб живым вернулся с вой­ны,
А не горькой строкой похоронки,
Чтобы праздник победной весны
С ним мы встретили песней 
звонкой.

Я хочу, чтобы дочь и сын
Не познали зимы блокады,
Чтоб народ был всегда един,
Чтобы были друг другу рады.
Если выстрелы, то салют,
Словно звезды или кометы.
Смех и песни пусть там и тут,
Чтобы больше тепла и света.

Я хочу пожелать всем вам
Научиться ценить друг друга,
Чтобы мир начинался с нас,
Чтоб в сердцах не сквозила вьюга
И никто нас не разделял
По цветам, языкам и песням,
Чтобы дед мой на небе знал:
Нет вой­ны, если все мы вместе.

Гвоздики над именами
Героев, что будут с нами.
На все годы, времена
Победа у нас одна,
И вечный огонь в сердцах 
горячих.
Мы будем за мир стоять
И майский рассвет встречать
В едином строю, а не иначе.

— Вы также снимали сюжеты, посвященные Дню Победы, о ветеранах. Невероятно трогательная история о «сестрах» маршала Жукова, которые уже в преклонном возрасте и в невероятно сложных внешних обстоятельствах своими руками устанавливали поклонные кресты на местах гибели советских воинов и делали всё возможное для сохранения памяти о них. В этом году мы празднуем 80‑летие Победы в Великой Отечественной вой­не. Как вы думаете, на поколении внуков ветеранов вой­ны, которые успели застать своих дедов и бабушек, лежит особая миссия — сохранить и передать эту живую память дальше?

— Да, со временем нас будут называть «очевидцы ветеранов вой­ны», мы — потомки, видевшие их вживую и имевшие возможность общаться. Я был очень привязан к своему дедушке и тесно общался с ним. И с бабушкой тоже — она работала на санитарном поезде во время вой­ны, много людей спасла. Мне было 5 лет, когда её не стало, но я очень хорошо её помню. А дедушка прожил более 90 лет. Довольно героический человек был. Родил десять детей, сам сирота был. Его отца, моего прадеда, репрессировали, на фронт он пошел из лагеря на Дальнем Востоке в 1941 году, а в 1943 году погиб в Прибалтике. Я бы очень хотел побывать на его братской могиле. Но, к сожалению, сейчас там многие захоронения разрушаются, и, вероятно, можно и не найти ничего. Мое тесное общение с дедом поселило во мне сильное понимание смысла Дня Победы и культурного наследия наших военных лет. И я счастлив, что вокруг меня много людей, живущих нашим победным прошлым, нашими героями и памятью о них.

Представь, что не случится завтра,
И послезавтра, и за ним,
И не пройти, как прежде, парком,
Не пережить, не стать другим.
Представь, как дороги минуты —
Как перед казнью и в бою,
Что не успел сказать ­кому-то
«Спасибо» или «я люблю».

Представь, что воздуха осталось
До ночи дотянуть еще,
И то, чем сердце волновалось,
Окажется уже не в счет.

А что в остатке и в итоге?
Захочется обнять кого?
Очнуться с мыслями о Боге?
Просить о помощи Его?
И что положишь ты на чаши?
Как выпросишь еще хоть час?
На что способны души наши?
Что держит в этом мире нас?

В минуте каждой будь собою,
Смотри и в небо, и вперед.
Не нужно казни или боя —
Кто верит, тот всегда дойдет.

— «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и слово было Бог», — читаем в Евангелии от Иоанна. Вся ваша деятельность как поэта, исполнителя песен и журналиста связана со словом. Накладывает ли ваша вера особую ответственность на то, какое слово будет написано вами и пойдет дальше в мир?

— Я учился в педагогическом университете, и нам твердили, что каждое наше слово может повлиять на судьбу ребенка. Слово — как молоток, которым можно построить дом, но также можно и разрушить. Я искренне говорю с людьми, и это отзывается в их сердцах. Если к ­чему-то призываю, то это всегда светлая сторона. Даже если говорю с оттенком грусти, тоски или печали, — все равно с надеждой на хорошее. С верой в людей, в то, что у каждого есть шанс измениться, возможность помочь другому. У меня и в песнях об этом поется много. На моих концертах, бывает, подходят люди и говорят: «Ваша песня появилась в очень важный момент в моей жизни. Если бы не она, не знаю, как было бы…» Однажды подошел ко мне парень и сказал: «Под вашу песню мы с женой помирились». Не разговаривали пять месяцев, даже разъехались, а потом так случилось, что именно под мою песню воссоединение произошло. Пока люди будут это говорить, писать, я буду понимать, что, наверное, ­что-то правильное делаю. 



Поделиться

Другие статьи из рубрики "ЛЮДИ В ЦЕРКВИ"