Забыть о красном карандаше

Мама часто повторяла в детстве: «Я в твоем возрасте уже косой умела косить!» В своем возрасте, впрочем, я тоже многое умела: гладила пеленки брату, играла с ним, мыла пол и посуду, а уж о порядке на рабочем столе и речь не шла. Сегодня подобные требования к ребенку кажутся чем-то из области фантастики. От чего зависит трудолюбие детей? Как приучить их к труду? Лечится ли лень и неряшливость? Об этом — разговор с психологом Наталией Матвеевой.
Раздел: ПОДРОБНО
Забыть о красном карандаше
Аксель Теофил Хельстед. Девочка, шьющая в углу в окружении кукол. Конец XIX – начало XX века
Журнал: № 10 (октябрь) 2019Автор: Анна Ершова Опубликовано: 8 октября 2019

— Можно ли приучить ребенка к труду, или уже это данность — трудолюбивый или не очень?

— В определенном возрасте все дети хотят что-то делать, хотят помогать маме и папе. Самый благоприятный период для воспитания трудолюбия — 1–3 года, начинать можно, как только ребенок научится ходить. Но именно тогда родители всеми силами не дают малышу что-то сделать, потому что испачкается, «быстрее самой» и так далее. Этот возраст довольно быстро заканчивается, и начинается этап «не хочу, уйди, я сам»: ребенку кажется, что у него беспредельные возможности, ему хочется самому попробовать всё. А затем идет очень ценный период, который, если его использовать правильно, помогает многое заложить. Это 4–8 лет. Замечательный возраст, когда ребенок хочет порадовать родителей, когда он любит делать что-то вместе с мамой или папой. Как раз на этом этапе можно научить ребенка трудиться. Каким образом? Делать что-то сообща. Это откладывается на всю оставшуюся жизнь.

Наталия Владимировна Матвеева

закончила факультет психологии РХГА, прошла переподготовку в РГСУ. Работает клиническим психологом в медицинском центре «Медицентр» и преподает в Санкт-Петербургском институте психологического консультирования. Замужем, четверо взрослых детей.

— Что происходит дальше, в 9–10 лет?

— Там уже другая история. Чтобы объяснить, я обычно рисую круг: сначала он маленький. Вот, тебе два года, и я учу тебя самостоятельно есть кашу. Это то, что мы делаем вместе, я показываю, как держать ложку, учу вытирать столик после себя. Этот круг остается для ребенка как фундамент уверенности в себе, как то, что он уже точно умеет. Потом мы выходим из этого внутреннего круга во внешний, и тут не стоит при любом удобном случае выхватывать ложку у ребенка и вытирать за ним столик. Если мы научили — малыш должен понимать, что он делает это сам. И ребенок радуется, что у него получается, какой он молодец.

Дальнейший круг — это то, что мы делаем вместе. Я учу тебя мыть посуду, например. По крайней мере, ты можешь научиться мыть посуду за собой. Мы пока это делаем совместно — причем не в жестком формате «надо», а скорее в формате игры. Для маленького ребенка это должно быть интересно! И вот, ты научился мыть посуду за собой, и это снова расширение твоей ответственности: ты это умеешь.

Дальше должно быть так же: как расходятся круги на воде, навыки ребенка и его ответственность за то, что он может делать сам, разрастаются. До каких пор? Это вопрос уже к нам самим. До каких пор у нас есть чему учить? Почему-то до какого-то момента мы их учим, а потом считаем, что они должны сами разбираться. А еще хотим, чтобы дети нас уважали. Но чтобы учить ребенка всё время, и в 18 лет тоже, — надо чему-то учиться самому. Иметь что-то такое в запасе, чтобы ребенок понимал: да, я могу чему-то еще поучиться у родителя.

А с другой стороны, подросток сам может нас чему-то научить — хотя бы разбираться в смартфонах. Многие современные дети в определенных сферах жизни знают больше родителей. И хотя спрашивать совета у ребенка бывает сложно — особенно мужчинам, — это очень важно для подростков. Мы выходим на другой уровень взаимоотношений, это тоже стимул к развитию.

Джордж Данлоп Лесли. Вот как мы стираем нашу одежду. 1887 год
Джордж Данлоп Лесли. Вот как мы стираем нашу одежду. 1887 год

— Бывает ли предрасположенность к труду? Например, одна сестра трудолюбивая, всё у нее получается, ей нравится заниматься хозяйством. А другую — совершенно не заставить что-то сделать…

— Тут может быть очень много составляющих. Во-первых, ребенок нас «зеркалит», и, возможно, это отображение поведения одного из родителей. Во-вторых, это может быть следствием отношений: допустим, маме нравится, как младшая дочка ей помогает, она её хвалит, она проводит с ней много времени. А старшая привлекала её внимание тогда, когда что-то не делала. Значит, ей будет «выгоднее» ничего не делать. Кроме того, есть вещи, которые каждому из нас ближе. Например, вы можете до безумия любить готовить, это ваш дар. А мне нравится убирать, раскладывать всё по полочкам. Увидеть способности в ребенке, помочь их разглядеть — тоже важно. Ребенок должен знать и о своих сильных, и о своих слабых сторонах. Но чаще всего включается «правило красного карандаша»: мы говорим ребенку только о его недостатках. Грязно помыл посуду, пыль осталась на полке, всё валится из рук, ни на что не способен. И он с этим флагом неудачника двигается по жизни.

— Кстати, о пыли. Каким бы послушным ни был ребенок, в подростковом возрасте у него действительно всё валится из рук, сложно даже добиться, чтобы заправлял за собой кровать.

— Да, с 12–13 лет начинается вечная борьба за уборку в комнате. С этим к психологу обращаются буквально все родители. Если кто-то скажет, что здесь у подростка всё идеально, — я настораживаюсь. В этом возрасте ребенку очень важно создать свой порядок. Тут всё будет идти в противоречие, и это абсолютно нормальный этап развития. Ведь очень часто порядок и беспорядок — это отражение того, что происходит у нас во внутреннем мире. В голове у подростка хаос, его ценности все взъерошенные. И не будет у него порядка, даже если до этого он был чистюлей. У меня самой четверо детей, и вот когда я к младшим дочкам заходила в комнату и восклицала: «Девчонки, да уберите вы это!» — они так удивленно отвечали: «Мама, но у нас чисто!» И все-таки меня это продолжало раздражать. Однажды я подошла за советом к мудрой коллеге, и она меня спросила: «Ты чего хочешь, отношений с детьми или чтобы у них в комнате на данный момент было чисто?» Я сказала: «Отношений хочу». Она ответила: «Тогда закрой дверь и не входи». Мы так и сделали. Нам даже пришлось перегородить комнату, но я действительно перестала туда заходить. Это и есть передача ответственности. Когда ты прямо обговариваешь: вот это твоя комната, твои вещи. Я больше сюда не захожу. Рано или поздно, когда ребенок поймет, что воевать не за что, что родитель больше не соперник, ему самому станет некомфортно.

Сейчас наши дети выросли, живут отдельно — и в домах у них чисто, и отношения у нас хорошие. Но бывает, что в такого рода противодействии родители ставят принцип во главу угла. Плюс страх, что дети вырастут грязнулями. На любое опасение могу ответить то же: прекратите воспитывать подростков, они всё равно вырастут такими же, как мы. Начните с себя.

Морган Вейстлинг. Конец сбора урожая. 2012 год
Морган Вейстлинг. Конец сбора урожая. 2012 год

— В том смысле, что родители сами могут быть недостаточно аккуратны?

— Как вариант. Очень часто нас раздражает в детях то, что есть у нас, но нам с этим ничего не поделать. Моя дочь как-то сказала (это было дерзко, но я приняла): «Мам, а ты сделай так, чтобы я зашла в твою комнату и увидела резкий контраст». И я поняла, что резкого контраста нет.

— Вы говорили о правиле красного карандаша. Насколько серьезно критика может мешать ребенку полюбить труд?

— Есть такое понятие — «выученная беспомощность». Проводили эксперимент с аквариумными рыбками: перед привычной кормушкой поставили препятствие — стеклянную стенку. Рыбка пытается подплыть к кормушке, но никак. Один раз, второй, третий. А потом стекло убрали — но рыбка уже больше туда не пыталась плыть.

Подобный эксперимент проводили в аудитории со студентами. Было озвучено, что сейчас они получат одинаковое задание — слово, из букв которого надо составить другое слово. И вот правый ряд быстро составляет слово и тянет руки, а левый зависает. Пробуют снова с другим словом, правый ряд опять делает быстро, а в левом — никакого движения. Тогда раздают задание в третий раз: в правом снова отличники, а в левом буквально пара человек поднимают руку. Оказывается, в первый и во второй раз для левого ряда задание было невыполнимым. А в третий раз это было действительно одинаковое для обоих рядов простое слово, с которым справился бы школьник. Но вот так быстро получилась выученная беспомощность.

Очень часто примерно то же происходит с нашими детьми: если они что-то делают, то нам кажется, что делают не так. Через какое-то время ребенок понимает, что стараться бесполезно, всё равно хорошо не получится. И он перестает что-либо делать вообще, можно как угодно пытаться достучаться. Выученная беспомощность будет распространяться на все сферы жизни уже и взрослого человека. Ко мне приходят клиенты, которые говорят, что даже пробовать они боятся: всё равно не выйдет.

— Значит, крайне важно хвалить за что-то содеянное?

Гарри Брукер. Строительство кукольного домика. 1897 год
Гарри Брукер. Строительство кукольного домика. 1897 год

— Не просто хвалить, но подмечать то, что ребенок сделал лучше, чем вчера. Кроме выученной беспомощности может возникнуть страх завершить начатое. Это такая особенность, когда ничего не доводят до конца. Знаете, бывает, что хватаются за дело с энтузиазмом, но на полпути «погасают», бросая всё. Это история из детства. Ведь пока человек что-то делает — у него есть предвкушение счастья от конечного результата. Но есть и страх: он закончит, а радости не будет. Приведу пример. Как-то раз дочки стали печь в моей печке, и мне потом пришлось делать генеральную уборку. А они счастливые, всё в муке, у них сюрприз! Вот тут мудрость родителей — сказать: «Спасибо, как я рад!», а не: «Что вы наделали, да посмотрите, всё засеяно мукой!» Так и получается, что раз или два ребенок хочет порадовать, сделать сам, но потом видит родителей с кислым лицом: «Ну да, конечно, ты молодец, но посмотри — тут ты на место инструменты не положил, там пол испачкал». И всё. Появляется страх результата, страх закончить дело.

— Если ребенок трудолюбив, то он трудолюбив в любом деле? То есть и пример до конца решит, и табуретку сколотит?

— Я не встречала детей, которые всё бы любили делать. Каждый понимает, что одно удается лучше, чем другое. И это нормально. Еще одна распространенная проблема у детей — это страх ошибки. Есть такие, кто готов делать всё что угодно, лишь бы быть первым. Но человек не робот. Он должен уставать, должен отдавать чему-то предпочтение. Это тема предназначения, способностей — и важно помочь определить их.

Можно сделать вывод: если ты отличник по всем предметам, с тобой не всё в порядке.

— Нет, почему, есть действительно прекрасные дети, которые учатся по всем предметам хорошо, ровно. Но кто сказал, что они все эти предметы любят? Просто у них есть определенная цель, к которой они стремятся: золотая медаль, красный диплом. Главное, чтобы человек понимал, что он может ошибаться, может проиграть. Ведь проигрыш — это неплохо, это важный этап обучения. Зацикленность на оценке — вот что страшно. И родители нередко этому способствуют. Какой первый вопрос школьнику, когда он заходит домой? — «Что ты получил сегодня?» Когда мы зациклены на оценке, мы начинаем и во взрослом возрасте оценивать себя — по зарплате, по машине, по каким-то тряпкам. Внут­ренняя ценность человека уходит на второй план. А бывает, дети просто доказывают родителям, что «я могу». И уже взрослыми говорят: «Я пришел и ткнул им этим красным дипломом». На самом деле это доказательство того, что «я хороший». И действительно, нередко детей-отличников приводят к нам с неврозами. Потому что они не могут себе позволить получить плохую оценку.

— А если рассмотреть другую сторону: нет мотивации, нет интереса к учебе, оценки безразличны. Получил «три» или «два» — ну и ладно.

— Надо понимать, что есть дети с разным интеллектуальным уровнем. Не все могут учиться отлично. Кроме того, важен возраст. С 1 по 4 класс ребенок учится для того, чтобы понравиться, чтобы похвалил учитель и родители. Класса с десятого он уже осознает, что так или иначе ему надо поступать. А вот с 5 по 9 класс — провал, дети реально не понимают, зачем им учеба. У них другая задача возраста: поиск референтной группы, друзей, начало отношений. Одна коллега говорила: «Если вам приводят 13-летнего ребенка и сообщают, что главное для него — учеба, стоит насторожиться. Возможно, у ребенка проблемы в том, что является задачей этого возраста — строить отношения со сверстниками».

Как и везде, тут хорошую роль играет личный пример. Во взрослом возрасте я пошла учиться, материал нам давали потрясающе, и мне настолько было интересно, что я приходила и с жаром пересказывала дома. И постепенно смотрю — мои стали читать, интересоваться. Это действительно оказалось заразительно!

Кстати, могу рассказать об эксперименте, который измерял познавательную способность детей. Маму с ребенком дошкольного возраста приглашали в кабинет, полный развивающих игр и интересных штуковин. Потом экспериментатор извинялся, говорил, что ему надо ненадолго отойти, и предлагал чувствовать себя в кабинете «как дома». И уходил, но не далеко, а за стеночку, где было особое зеркало, через которое можно наблюдать. Через это окошко-зеркало он и наблюдал, чем заняты мама с ребенком. Основных типов поведения было четыре: 1. Мама шикала на ребенка, чтобы он сидел смирно и ничего не трогал; 2. Мама доставала из сумки журнал и погружалась в чтение, на ребенка внимания не обращала. Он, постепенно смелея, начинал всё рассматривать и крутить; 3. Мама воодушевлено говорила ребенку: «Смотри, какие хорошие игры!» И начинала показывать ему и объяснять, как в них играть; 4. Мама, забыв про ребенка, с азартом начинала рассматривать то одну игру, то другую. Ребенок сам по себе тоже всё хватал и рассматривал. Потом психолог возвращался в комнату и проводил с помощью специальной методики тестирование уровня познавательной активности у ребенка. Самые высокие показатели были у детей любознательных мам из 4-й группы. Затем шли дети мам-читательниц журнала из 2-й группы. И гораздо худшие результаты были у тех, кому всё запрещали, и у тех, кем руководили. Мораль очевидна. Если ребенок живет в богатой, интересной, интригующей среде, а главное — если родителям самим интересно, то всё само прекрасно разовьется.

— Интересно сравнивать разные поколения: в моем детстве помогать родителям была такая доб­родетель, которая не обсуждалась. Сейчас же часто слышишь в ответ: «Я не обязана», «Почему я должен»…

— Согласна, и дело тут не в конкретной семье, а в обществе. Мы учились на других фильмах, других книгах, была совершенно другая система взаимоотношений. Если мы сами драили парты, сейчас, как считается, нельзя привлекать детей к труду. Другие ценности, другие приоритеты. Но если такое звучит в семье — тут речь не о трудолюбии, а об отношениях. Они могут строиться на более взрослых основаниях, а не просто в формате «иди сделай то-то — не буду, я не обязана». Помните наши круги? Мы даем детям ответственность, она становится всё серьезнее. Кроме того, если делать только то, что обязан, — как жить? Где в законодательстве написано про объятия, вечерние посиделки у костра, рыбалку с отцом? Если это есть в семье — то вопрос «должен — не должен» вряд ли встанет.

— На ваш взгляд, можно ли использовать в семье финансовое поощрение?

— У нас был такой опыт. Мы делали табличку, кто моет посуду и за сколько. Забавно вспоминать — дети потом даже продавали свою очередь. Но надолго это не прижилось. С другой стороны, если ребенок на каникулах, на даче, родителям надо какую­-то грядку вскопать — почему бы не предложить ребенку? Поговорить, что вот, дескать, мы бы могли нанять работника, но можешь это сделать и ты. Мне кажется, для старших детей это вариант заработка. Но это не должно стать причиной шантажа: нет денег — я не сделаю, не заплатишь — не буду учиться. В таких отношениях мало любви.

Поделиться

Другие статьи из рубрики "ПОДРОБНО"